Михал Вивег - Ангелы на каждый день

Под длинными ресницами Илмут — несомненное ожидание, которое мне трудно понять.

— Иофанел должен пойти к ней, — говорю я.

— Что?! — выкрикивает Иофанел.

— Хорошая мысль, — соглашается Гахамел. — Он представится архангелом Уриилом.

— Немного подгримируем тебя. И, конечно, у тебя будут крылья.

— Вы сошли с ума?! Вы совсем спятили?!

Гахамел взмахивает рукой в направлении многолюдной набережной.

— Мы — ничуть.

С этим нельзя не согласиться.

— Но могли бы.

— Архангел Уриил?! Мыльная опера! Упаси, Господи! — Не перестает восклицать Иофанел.

Но мы-то знаем, что в конечном счете Иофанел сделает все для Ярмилы. Глаза выдают его. Вы хотите знать, как выглядят ангелы? Как хорошие люди.

Гахамел откашливается. Что еще у него на сердце? Жду, что он скажет.

— Остается вопрос: что мы можем сделать для Зденека?

Илмут от неожиданности застывает с открытым ртом.

— Что я слышу? С каких пор самоубийцы — наша забота? — спрашивает Иофанел.

— Неужто мы не проявим к нему даже самой скромной милости? Не исполним его последнего желания?

— Я думал, что самоубийцы — не наша забота.

— Своим поступком он лишит двух малышей отца, — повышает голос Илмут. — Мы не должны одобрять такие вещи!

— Жизнь его тоже лишила отца. Он ни разу так и не увидел его, — напоминает ей Гахамел. — Я, конечно, не одобряю таких вещей, мне просто жаль его. Подчас жизнь разочаровывает людей столь глубоко, столь фатально, что им ничего не остается, как отринуть ее. Иные разочарования, как видно, нельзя пережить.

Я думаю и о Лиде. Она встретила любовь — преступление ли это? Когда Лида встретила того, кого искала всю жизнь, она была уже замужем... Счастье одних порождает отчаяние других.

— В следующий раз мы будем исполнять последнее желание таксы, проглотившей каштан, — недовольно бурчит Иофанел.

Гахамел смотрит на него укоризненно.

— Если не мы будем сочувствовать людям — то кто же тогда? — спрашивает он.

Иофанел недоверчиво хмурится.

— Бог, а кто же еще! — восклицает Илмуг. Гахамел с нежностью обнимает ее.

26. Гахамел

Мария на тахте тяжело поднимает ноги и упирается ими в белую стену гостиной.

— Опять отекают, — говорит она.

— Где Иофанел? — спрашиваю я.

— Переодевается, — сообщает мне Нит-Гайяг. — С моим ангельским облачением было меньше хлопот.

— Ты не видела гастрогель?! — кричит Марии из прихожей Карел. — И синие носки не могу найти.

— Постою минуту, и ноги у меня как бревна.

Карел в раздражении останавливается в дверях. Антипатия партнеров, по сути, невинна, ибо неизбежна. После двадцати семи лет совместного существования достаточно спутать какую-нибудь дату или разлить молоко из пакета — и вся накопившаяся ненависть мгновенно выплескивается наружу с поразительной силой.

— Ты слышишь меня? Я ищу синие носки и гастрогель.

— Гастрогель в буфете. Где панировочные сухари. А может, под телевизором. Носки, как всегда, в бельевой корзине.

Карел качает головой и начинает рыться в корзине.

— Непарные, — бормочет он под нос. — Обычная история.

Он вытаскивает несколько носков различного цвета и показывает их супруге.

— Если ты их сложишь попарно, я вывешу флаг!

— Вот так всегда, — говорю я Илмут. — Этому человеку остается жить два часа — а он сетует, что у него непарные носки.

— Филип не показывался у нас уже две недели, — горестно говорит Мария.

Ваши дети - не ваши дети. Они суть сыновья и дочери жажды Жизни по себе самой. Они проходят сквозь вас, но не выходят из вас, и хоть они с вами, вам они не принадлежат. Было бы возможно, я процитировал бы Марии целую книжку, но мне остается лишь беспомощно на все смотреть.

— Я позвоню ему, — предлагает, чуть помедлив, Карел.

— Никому не звони, — вздохнув, отвечает Мария.

Она разочарована в жизни. Окончательно и бесповоротно... Ее теперешним разочарованием отмечено даже будущее. Любые неожиданности — солнечное утро, цифровой фотоаппарат, который ко дню рождения подарил ей Карел, корзинку свежих персиков — Мария воспринимает с предвзятым скепсисом. Кто в таком настроении будет снимать? И что снимать? Кто в таком настроении будет консервировать персики? И зачем?

— Что у нас на ужин? — спрашивает Карел наступательно.

Мария молчит.

— Если не птички, то что?

— Я заказала по телефону пиццу.

— О Боже!

— Ты что, против пиццы?

— Да нет. Я съем что угодно.

— Ну, я иду, — сообщает нам Нит-Гайяг.

Илмут, сжав кулаки, желает ему удачи.

— Господи, такого старого разносчика пиццы я еще никогда не встречала! — восклицает Мария, увидев Нит-Гайяга за дверью.

— Возможно. Однако в моем возрасте человек зарабатывает как может...

Мария открывает коробку, осматривает ее содержимое и пробует.

— Вкусная! — говорит она с удивлением.

Нит-Гайяг по-старинному отвешивает низкий поклон.

— Хорошая пицца в семье пригодится. Еда сближает.

Мария вопросительно поднимает на него глаза.

Воздух колышется: это возвращается Иофанел — он уже в костюме, с огромными золотыми крыльями. Илмут, конечно, очарована. Я приветствую его взглядом.

— Этих двоих даже бефстроганов не сблизит, — кисло замечает Иофанел.

Нит-Гайяг вынимает из сумки бутылку вина.

— Я вино не заказывала, — возражает Мария. — Это ошибка.

— Подарок фирмы, — объясняет Нит-Гайяг. — Шеф велел передать.

— Это было сто лет назад, — цедит сквозь зубы Иофанел.

У Марии по-прежнему недоверчивый вид.

— Проведение промоакции, — подмигивает Нит-Гайяг Иофанелу.

Мария снова отламывает кусочек пиццы.

— Вы что кладете в нее? Орегано? Там есть орегано?

Она заставляет Карела попробовать.

— Этого я, ей-богу, не знаю.

— У вас такой вид, словно вы пиццу никогда не ели.

— Представьте себе, вы правы.

Мария удивленно хлопает ресницами. Тридцать лет назад это выглядело весьма симпатичным, а сейчас вызывает у Карела одно уныние.

— И не вздумайте убеждать меня, что вы никогда не ели пиццу!

— В самом деле никогда.

— Вам не нравится пицца?

— Если говорить откровенно, я просто не знаю.

У Илмут испуганный вид.

— Не волнуйся, Илмут, — успокаиваю я ее. — У него хорошо получается. Смотри.

— Даже не верится! — восклицает Мария. — Это надо исправить. Прошу с нами за стол!

Карел красноречивыми жестами дает ей понять, что он против, но Мария не обращает на него никакого внимания.

— Спасибо за приглашение, но я в самом деле не могу его принять, — галантно повторяет Нит-Гайяг.

— Почему? Пожалуйста, проходите. Можете не разуваться.

— Благотворительность — один из основных симптомов климакса, — замечает Иофанел. — Приливы, потливость и филантропия. Ха-ха!

Илмут, поглядев на него, хмурится.

Они проходят в кухню. Карел неохотно садится за стол и открывает бутылку вина. Мария режет пиццу на три части и кладет на тарелки. Она с любопытством ждет, когда Нит-Гайяг откусит первый кусок.

— Ну? Как?

— Замечательная. Отличная.

— Вот видите! Вы даже не знаете, чего лишаетесь.

Волшебство случайного. Очевидно, та же мысль осенила

и Иофанела.

— Когда нашему Филипу было три года, он наотрез отказался от молочных продуктов, — вспоминает Мария.

Ее постоянно унылое выражение лица ненадолго освещается светом материнской любви.

— Нечего было тебе показывать корову в Бескидах, — бросает Карел.

— Вы никогда не ели пиццу, но наверняка знаете, как выглядит коровье вымя? — спрашивает Мария Нит-Гайяга. — Грязное коровье вымя?

— Конечно.

Карел разливает вино.

— Мерзость, правда? — продолжает Мария. — Вот ради Филипа мы и придумали, что есть два вида молока: коровье молоко — и молоко с Млечного пути.

— Это я придумал, — уточняет Карел. — В Международный женский день.

— Да, точно. Ты пришел тогда с работы вдрызг пьяный.

Нит-Гайяг вежливо улыбается.

— А на кухонном столе, как обычно, стояло пять едва начатых йогуртов... — вспоминает Карел.

— Не преувеличивай.

— Тогда мое терпение кончилось.

— Он разбудил Филипа и стал втолковывать ему, что из коровьего молока только те йогурты и сыры, на которых изображена корова, а все остальные из молочных колодцев Млечного пути, — смеется Мария.

Кухонные часы вдруг затихают.

Карел и Мария не двигаются.

— Это максимум, — сообщает Нит-Гайяг. — Больше от них ничего не добьешься.

Почему же я даже много столетий спустя не перестаю ждать большего?

— Стало быть, ничего не поделаешь. Но ты хорошо поработал, — хвалю я его.