Питер Гитерс - Кот, который всегда со мной

Так появилась эта книга. Мы с соавторами попытались исправить исторические ошибки. Прошерстили весь мир в поисках редких рукописей, прочесали, что могли, провели сотни опросов, чтобы получить информацию. Приношу извинения за возможные упущения, и если в книге есть ошибки — это мяу кульпа. [24]Если правда, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина, то еще более справедливо, что за каждым великим человеком стоит еще более великий кот. Надеюсь, благодаря нашему труду и энтузиазму этот факт станет достоянием мира.

Должен сказать, что, читая эти строки спустя несколько лет, я в который раз поразился тому, каким красноречивым мог быть мой кот, тем более что английский для него не родной язык. Представляете, как бы это звучало, если бы он писал на родном языке? Однако оставлю этот вопрос на суд ученых. Может, кота Владимира Набокова…

Окунувшись на короткое время в трудовой процесс, большую часть времени мы избегали публичного внимания. Разумеется, имея рядом с собой Нортона, невозможно было вовсе уйти с общественной сцены. Слишком он был востребован.

Он не только присутствовал на вечеринках, которые устраивали мы с Дженис, но его часто приглашали в гости, когда приглашали нас. Если мы шли на шествие во время Хэллоуина (в котором участвовали почти все дети восточной части Лонг-Айленда), он был с нами. Если ехали к друзьям покупаться или перекусить, Нортон с удовольствием нас сопровождал (правда, не купался, но что касается солнечных ванн и еды — этого никогда не упускал). Собирались приятели — он тут как тут и почти всегда получал от общения удовольствие. Я сказал «почти», вспомнив случай с Эдом, Кэролайн и их детьми, когда мы обменивались рождественскими подарками. Один из их подарков предназначался Нортону — костюм ангела. Мы прикрепили к коту маленький прозрачный венчик и крылышки и оценили вид, который, скажем прямо, был не очень, поскольку Эду и Кэролайн не сразу удалось меня убедить, что Нортона нарядили не северным оленем. Он тоже был не в восторге. И должен честно признаться: ту встречу вспоминал без удовольствия.

Одно из наших самых странных общественных обязательств возникло во время воскресного завтрака с Нэнси и Зигги. Мы уселись и уже хотели всецело заняться яичницей, когда Зигги объявил, что желает нам кое-что рассказать. И поведал, что случилось с ним накануне вечером. Они с Нэнси пошли на модную деловую вечеринку вроде тех, какие устраивают миллионеры в усадьбах на побережье, где ставят навес человек на двести и приглашают попеть популярных исполнителей. Нам всем приходится на таких бывать. Наши приятели пошли туда, поскольку в данном случае миллионер был одним из клиентов Зигги. Во время обеда Зигги обнаружил, что его соседкой по столу оказалась женщина, которую он до смерти боялся. В его описании это был самый страшный человек на Уолл-стрит: крутая нравом, грубая и, если дело касалось денег, беспощадная. Обычно неустрашимый Зигги перед ней робел. Но тем субботним вечером, поощряемый Нэнси, решился преодолеть страх и заговорить с ней.

Ну, так вот… Обед подали, и гости расселись по местам. Зигги раз сто то поднимал голову, то вновь опускал к тарелке и, улыбаясь, пытался придумать, с чего бы начать беседу, чтобы женщина не решила, что он безнадежный идиот. Они немного поговорили о деле, при этом Зигги умудрился не сморозить глупость. Затем за столом почему-то упомянули собак. Невеста Франкенштейна оживилась и спросила Зигги, есть ли у него собака? Он ответил, что нет. И неизвестно зачем добавил:

— Мой товарищ держит кота.

Женщина посмотрела на него как на ненормального, да Зигги и сам чувствовал, что сходит с ума. Уже собирался сказать: «Забудьте. Давайте вернемся к деньгам», — но почему-то продолжал гнуть свое, ускоряя процесс падения в пропасть безумия.

— Товарищ очень любит своего кота. — Он потел, и все за столом молча уставились на него. А Зигги, довершая дело, чтобы его признали неизлечимым психом, добавил: — Он даже написал о своем коте книгу.

Самая страшная в мире женщина встрепенулась, в упор посмотрела на Зигги и взволнованно, словно ей сообщили, что акции Ай-би-эм подскочили на сто пунктов, спросила:

— Этого кота зовут, случайно, не Нортон?

Мой приятель Зигги так и осел на стуле. А дела тем временем принимали совершенно сверхъестественный оборот. Победительница всеньюйоркского конкурса на звание «Мисс Злыдня» стала его умолять познакомить ее с моим котом.

Наша яичница остыла. Дженис изумленно качала головой, не в силах поверить, что такое бывает, а Зигги повернулся ко мне и спросил:

— Ммм… как ты считаешь… Нортон согласится сходить в гости к моей клиентке? — Он начал объяснять, насколько это важно для его карьеры, как поможет в будущем, что из всех его клиентов эта женщина самая важная, и так без конца.

Терпеть не могу раболепные причитания — и я согласился. Заверил, что вислоухие шотландцы не оставляют товарищей в беде. Когда посуду убрали, Зигги позвонил мисс Злыдне и сказал, что днем Нортон будет рад к ней заглянуть, а затем сообщил нам, что в жизни не слышал более взволнованного голоса.

Через несколько часов Зигги заехал за нами на машине. Нортон находился в своей лучшей воскресной форме, впрочем, ничем не отличающейся от понедельничной, вторничной и далее до субботней, но был как-то по-особенному щеголеват. Оказавшись в Бриджгемптоне, мы подъехали к очень большому, очень новому и немного пугающему дому на побережье. Весь путь я выслушивал предостережения:

— Помни, она очень страшная. Не позволяй себя запугать. Очень-очень страшная. Не поддавайся.

К тому времени, когда Нортон был помещен в наплечную сумку, и мы позвонили у двери клиентки Зигги, я буквально трясся, ожидая, что нам откроет нечто среднее между злой ведьмой с Запада из сказки Ф. Баума «Волшебник страны Оз» и Барброй Стрейзанд (времен, когда она ставила «Принца приливов»), И это чудище потащит нас в свою берлогу (если кого-то интересует, почему я специально оговорился, что представил Барбру именно в роли режиссера «Принца приливов», объясняю: она всегда меня пугает, а уж тот, кто поставил настолько пугающий фильм — тем более).

Но предстало нечто совершенно иное, чем я воображал.

Открыв дверь, Кошмар с Уолл-стрит коротко кивнула Зигги, на меня вообще не обратила внимания и, нагнувшись к висевшей у меня на плече сумке так, что ее голова оказалась на уровне головы Нортона, проговорила высоким девчоночьим голоском что-то очень напоминающее: «Кис-кис-кис, котеночек, как я тебе рада, мой маленький, детка моя, котик, о-о-о, сладкий мой…»

У Зигги глаза полезли на лоб. И не без причины. В следующее мгновение мы оказались в модном прибрежном доме, а его хозяйка — суровая, бесчувственная, напористая клиентка Зигги — плюхнувшись на пол, возилась и сюсюкала с Нортоном.

Мы оставались у нее больше часа, и за все это время она адресовала мне единственную фразу:

— Я всегда мечтала с ним познакомиться. Для меня это такая честь. Большое спасибо.

Зигги же, насколько помню, не удостоился ни слова. Мы изумленно наблюдали, как она кормит кота из рук, оглаживает — так что, кажется, ему даже надоело — и беспрестанно повторяет, что он самый симпатичный бесенок на свете.

Когда нам пришло время уходить, она пожала мне руку, сказала, что Нортон будет всегда желанным гостем в ее доме, и крепко поцеловала кота в голову.

В машине Зигги не поворачивался в мою сторону. Мы так и ехали молча, пока я не сказал:

— Не понимаю, чем она тебя так напугала. Почесывала тебя под подбородком и вот так ворковала в кабинете?

— Да заткнись ты! — огрызнулся он и больше не проронил ни слова, пока мы не свернули на подъездную дорожку. Только тогда Зигги взял Нортона за лапу и поблагодарил:

— Спасибо. — А мне добавил: — Уж этому точно никто из моих знакомых не поверит.

Я же ему и, кстати, Нортону тоже ответил:

— А вот мои знакомые поверят все.

Случались и другие встречи с богатыми и знаменитыми. И наверное, самая волнующая и неожиданная произошла, когда мы с Дженис взяли Нортона в городок Уотермилл, что в десяти минутах езды от Саг-Харбора, где ему предстояло в очередной раз выполнить приятельский долг.

Нам позвонила наша знакомая Сьюзен Бердон и сказала, что к ней из города приехали погостить родители, а ее мать слыла большой почитательницей Нортона. Сьюзен спрашивала, не мог бы я привезти кота, чтобы они с ним повидались.

Разумеется, я согласился. Всегда радовался, если Нортону выпадал случай повстречаться и поприветствовать своих истинных поклонников. Поэтому сказал Сьюзен, что через полчаса мы втроем будем у них.

Как и обещали, мы через пятнадцать минут после звонка нашей приятельницы выехали из дома, но забыли одну маленькую деталь. Именно в эти выходные в наши края приехал президент Клинтон с супругой — поддержать кампанию по сбору средств, встретиться и поболтать с друзьями, людей посмотреть, себя показать. Стоило мне повернуть направо на Скаттлхоул-роуд, которая ведет из Саг-Харбора в Уотермилл, как в сотне ярдов перед нами возникло скопление полицейских, барьеры и автомобили с проблесковыми огнями. Я сразу вспомнил сообщение в местной газете, что в этот день президент играет в гольф в Атлантик-кантри-клаб, который находится в миле впереди на улице, куда я повернул. Один из полицейских дал знак остановиться на обочине и сказал, что дальше ехать нельзя. Я попробовал возражать, объяснил, что нам всего-то и нужно одолеть одну-единственную жалкую милю, но он сочувственно покачал головой — ничего не выйдет. Я спросил, сколько придется ждать? Он пожал плечами, словно давая понять: «Кто ж его знает, старина, когда кончатся все восемнадцать лунок».