Славомир Схуты - Герой нашего времени
Как и все остальное. Ты тоже. Стоишь здесь.
Стоишь, облапошенный, сбоку и смотришь, как они сноровисто дрыгаются. Стоишь у самой колонки, окутанный завесами однообразной пульсации ударной аппаратуры, шокирующих ассоциаций, почерпнутых напрямую из действительности, звуков, смикшированных с пульсом, мочой, пердежом, менструацией, менопаузой, остеопорозом, излучением мозга, космическими шумами, вибрациями, которые совершают обряд экзорцизма над мозгом, размягченным жестким биоритмом мини-метрополии, вибрациями, стимулирующими внутренние психотерапевтические механизмы, и постепенно становишься чувствительным к плотности, тяжести, глубине, фактуре, освещенности и зернистости хаотически отбираемых картин; внезапно тебе кажется, что ты совершенно неожиданно обнаружил космический порядок в бигосе цивилизации. Ты уже чувствуешь это. Товар заманивает. Город втягивает. Log on.
Сидящий рядом политический недомерок нетерпеливо дергает меня за рукав, пытаясь прорваться сквозь стену звуков и непременно сообщить мне, что общественные классы по-прежнему существуют, но это уже классы потребительские, а политика якобы независимых государств – это обычный фасад. В действительности правила диктует капитал.
Ничего не изменилось, nihil novi,[7] призрачные подрыгивания, бездонная кипень утопленников, стальные загривкообразные парни, одетые с нуворишским шиком за крутые башли, разнаряженные, набитые таблетками мокрощелки, удравшие на несколько минут из-под опеки твердоголовых, которые держат в разросшихся челюстях современные солярии, фитнес-клубы, спортзалы и ксерокс-бюро в одном флаконе, а мордашки у всех смазливые, исполненные дионисийского очарования.
Либеральная демократия и ленинизм близки по своим идеологическим предпосылкам, запихивает он мне в голову вычитанные где-то политновости, потому людям, сбившимся в разные – назовем это так – мировоззренческие объединения, было легко перейти с. одной позиции на другую, не почувствовав существенных перемен. Дома из сборного железобетона обрели новые цветные фасады. Общество, погруженное в апатичное разочарование, не берет в голову выборы. А ведь все должно было быть так мило. Должно было быть: свиные рульки, порнофильмы и финальные игры на кубок всю неделю.
Все подергивается в ультразвуковых судорогах, отъюстированное, как нужно, потому что так нужно, потому что так это выглядит на самых новых разворотах музыкальных телестанций. Кукольный домик трещит по швам под напором гедонистической горячки.
Власть наложила лапу на корпоративную масс-медийную монополию. Она продает мир, созданный из скверных репродукций глянцевых бульварных изданий, мир, посаженный в стылую клетку телевизионных приемников, мир старательно создаваемых иллюзий и псевдопотребностей. И это уже не какой-то чешский фильм, это совместное производство в глобальном масштабе.
В каждом углу танцевальной площадки исповедальня, подготовленная для отражения самых неуместных признаний. Густое благосостояние, созданное следующими друг за другом поколениями, булькающая кислая капуста с жирной грудинкой! В центре всего за подзеркальным столиком всемогущий терапевт. Престидижитатор блевания и плевания. Наиболее крупная из возможных карт.
Бетон, пеностирол, основания и фундаменты, круглые столы, горячие стулья, конфедерация за стойкой бара. Во пасьянс! Извержение наебона! Музыка скручивается и раскручивается, как вселенная по последней гипотезе, хлеща зеленым резиновым шлангом по ногам строптивых самок. Музыка без ненужных обязательств и поисков хлопотных ответов на столь же хлопотные вопросы. Музыка сфер, преисполненная таурина, эфедрина, метиленодиоксиметаам-фетомина, миристицина, ацеторфина, бензило-морфина, дифеноксина, альфаметадола, этокседрина, дротебанола, безитрамида, кетобемидона, фуретидина, никоморфина, пиритрамида, рацеметрофана, тилидина, фолкодина, левометрофана, оксиморфона, проэптазина, бета-мепродина, димефептанола, марихуаны, смолы, пластика, гашиша, косячков, пива, амфы, серы и мочевины. Дальше! Только вперед… Bella pupa show!
Холодом меня обдало. Пан депутат, меня обдало холодом. Так действует на меня дефлорирующая эрудиция. Сдаюсь. Тем не менее мне хочется наслаждаться этим пустым зрелищем явно коне-убойной структуры. Я жажду пройти освежающее купание в гигантских военно-развлекательных комплексах. С полным сознанием того, что выпирающие под коротковатой рубашонкой культуры соски кокетливо делают это под диктатом техно-бюрократии.
суббота
Просыпаешься утром и не понимаешь, где ты. Шире разеваешь гляделки, и тебе кажется, что уже понял. Метаотходняк. Котелок выкипел полностью, контакты сгорели, провода скомканы, брошены к сраной матери, а папаша за занавеской выдает импровизированные монологи. Это его квадратные метры. Пятьдесят шесть таковых с клозетом, подвалом, холодильником, стиральной машиной, мебельной стенкой и совместным помещением для сушки белья на двенадцатом этаже в едином пакете.
– Тоже мне частник, – говорит жутко негодующий папаша, – а элементарных вещей не понимает, говорит он мне: пан Стась, принесите это, а я ему: да что вы говорите, разве не знаете, что сперва надо это смазать, чтобы держалось, нет, отвечает он мне, я не знал, не предполагал даже, тоже мне частник, а не знал, такой ловкач, а не знает, умный такой, что сперва надо смазать, чтобы не стерлось, и я говорю ему: идите-ка вы лучше посидите, кофейку выпейте, а тут все будет сделано, тут начальников не надо, все будет сделано, уж я-то знаю, что нужно делать, вот смотрите, говорю, берешь это и смазываешь, вставляешь и как, ходит? ходит? спрашиваю, ну, пан Стась, говорит он, я и не знал, говорит, даже не предполагал, а я ему: раз вы этого не знаете, элементарных вещей не знаете, какой же из вас частник, если вы этого не знаете, как же вы хотите что-то делать, если этого не знаете? ох, пан Стась, как хорошо, что вы работаете у меня, не знаю, что бы я без вас делал, это уж точно, что хорошо, но когда я ему говорю, что нужно тридцать метров, он спорит, что сорок, будто я не знаю, будто я не вижу, так нет же, он будет упираться, будет доказывать мне, что все должно быть, как он сказал, что он всегда прав, а потом, когда оказывается, что прав был я, он сразу: ах, пан Стась, вы были правы, хорошо, что вы сказали, что посоветовали, а то что бы мы делали с десятью метрами высшего сорта, да в жопу бы ты себе засунул, мудило грешный, дуролом…
– Не ругайся, – машинально бросает мама.
– Что не ругайся, что не ругайся, больно ты нежная стала, – говорит папан, – а когда он заработал на этом, так мне ничего не подкинул, ну да я ему скажу, мол, надо подкинуть, а то нехорошо получается, я так работать не буду, чтоб в будни, в субботу, в воскресенье, где вы еще такого хорошего работника найдете, я вас спрашиваю, где? Да нигде, потому что людям в субботу хочется отдохнуть, полежать, программу какую-нибудь посмотреть, а не ходить устраивать, скажу я ему, так что или вы подкинете, или ходите сами в субботу, ищите, спрашивайте, устраивайте. А что, я не прав? Или прав? Чего ты молчишь? Почему не отзываешься?
– А чего отзываться?
– Ну, чтобы что-то сказать, посоветовать.
– Чего я тебе буду советовать, если ты по-своему всегда делаешь.
– Но посоветовать все равно могла бы, сказать что-нибудь, поддержать как-то, спросить, понять, а то я все сам да сам, везде сам.
– Да отстань ты.
– Что значит отстань? Как ты со мной разговариваешь?
– Папа. – кричу я и чувствую, как набухла от судорог мошонка. – Тебя к телефону.
– Кто?
– Частник.
Старик подходит к телефону на мягких от угодливости ногах.
– О, здравствуйте, здравствуйте! Да, хорошо, хорошо. Что? Чем занимаюсь? Да чем можно заниматься в субботу, сижу, смотрю программу о животных. Есть работа? Нет, нет, ничем не занят, буду, обязательно буду, буквально через минуту, уже одеваюсь и выхожу. Ну, мать его курва, он еще в субботу заставляет работать, – говорит он, положив трубку.
– Не ругайся, – бросает мама.
– Как не ругаться, ты хотела бы в субботу работать? – негодует старик, надевая брюки. – Вот сука такая, не дал досмотреть отличную программу, ничего, я ему скажу: как хотите, а надо подкинуть, вкалывать по выходным за дамский хуй я не собираюсь.
воскресенье
Просыпаешься утром разбитый ментальным фистингом, а информобух недвусмысленно дает тебе понять, что все мы закончим путь в качестве запчастей, а наши зарегистрированные на носителях жизни – самые их непристойные и стыдные моменты – будут выдавать в сельских пунктах видеопроката в виде изысканных пятиминутных клип-таблеток.
пятница
Сосуществование с миром мини-цитат, сэмплинга, коллажей, заимствований смахивает на выуживание из гуляша самых лучших кусочков. Но, как всегда бывает с подобной техникой, быстро обнаруживается, что кто-то уже проделал это раньше нас. Так что мы пережевываем пережеванное. Что, впрочем, не окончательно лишено творческой икры. Пережеванные частички соединяем друг с другом в странные формы и – пожалуйста, получаем маленького симпатичного мутанта с таким же маленьким, но скорострельным автоматом. Целую армию забавных мутантов. И нечего ломать руки, нечего жаловаться, надо продолжать жевать – жизнь стынет.
