Виталий Бернштейн - Долгий полет (сборник)
Одному, без жены, сидеть за столом было тоскливо. Поэтому президент обычно приглашал на ланч кого-нибудь из своих сотрудников. Сегодня это был Фридмэн. Перед их поездкой в Европу следовало обговорить некоторые дела.
Начало июля принесло президенту немало новых забот. Почти каждый день в столице проходили всевозможные демонстрации, митинги. На тракторах съезжались в Вашингтон фермеры со всей страны, добиваясь дополнительных государственных субсидий. По Пенсильвания авеню, от Белого дома к Капитолию, сплоченными рядами шествовали зараженные СПИДом – они требовали резко увеличить ассигнования на медицинские исследования в этой области. Получатели вэлфера протестовали против недостаточного размера пособия, что не позволяло им вести образ жизни, достойный американского гражданина. Еженедельно случались уличные стычки между теми, кто настаивал, чтобы за произведенный аборт, если он сделан по желанию женщины, платило государство, и их противниками, рассматривавшими любой аборт как уголовно наказуемый. Каждая протестующая группа тянула одеяло на себя. Но в год выборов президент не имел права терять голоса ни одной из них. Ему приходилось всем что-то обещать, изворачиваться, транжирить еще и еще деньги из казны, увеличивая ее уже и без того огромный долг.
А только что начался шумный скандал, связанный с однопартийцем президента – сенатором Коннели. Тот представлял в Сенате важнейший штат в избирательной гонке – Калифорнию. На прошлой неделе, в День независимости, когда этот добрый семьянин и примерный христианин возвращался около полуночи с холостяцкой вечеринки, его машина свалилась с моста в реку. Сенатор, к счастью для себя и для избирателей, выплыл. Бросив в машине под водой пьяненькую секретаршу, он добрел до гостиницы на берегу, где и заночевал благополучно. Политические противники мертвой хваткой уцепились за этот скандал, вовсю старались его раздуть. Президенту следовало выработать правильную линию поведения. Через неделю – по его возвращении из Европы – был запланирован большой предвыборный митинг в Лос-Анджелесе с двумя главными ораторами: президентом и Коннели. Но разумно ли сейчас показываться рядом с Коннели? Не лучше ли под каким-нибудь благовидным предлогом отменить свое участие в митинге?
Намазывая тонкий слой творога на хрустящий сухарик, президент задумчиво говорил Фридмэну:
– Я могу понять: человек малость перебрал, машина потеряла контроль, свалилась с моста. Не очень хорошо, но и только. Думаю, каждый нормальный мужчина отыщет в памяти какое-нибудь автомобильное происшествие, когда он был виноват. Тот факт, что наш друг Коннели оказался никудышным джентльменом, даже не попытавшись вызволить из машины секретаршу, его, конечно же, не красит. Хотя и это могу понять. В конце концов, нигде не записано, что американский сенатор обязан рисковать жизнью из-за секретарши только потому, что переспал с нею. Но одного никак не пойму. Почему, заявившись в гостиницу, он не обратился сразу за помощью, не позвонил в полицию? Ведь еще оставался какой-то шанс на спасение секретарши. Неужели он был пьян столь мертвецки и заснул, начисто все позабыв?
Фридмэн хитро прищурился:
– Да нет, сэр, он не спал. Пронырливые газетчики разнюхали, что из гостиничного номера он немедленно сделал несколько телефонных звонков – своим адвокатам.
– Так почему он не мог сделать еще один звонок – в полицию?
– У человека, совершившего серьезную автомобильную аварию, сразу же берут кровь на анализ.
– И что с того? Обнаружили бы следы алкоголя. И так ясно.
– Сэр, при этом в крови проверяют наличие не только алкоголя, но и наркотических веществ.
Президент отодвинул тарелку, изумленно уставился на Фридмэна:
– У вас есть основания предполагать и это?
– Лишь в качестве гипотезы, сэр. Но такая гипотеза сразу же делает понятным, почему сенатор позвонил в полицию только утром. Когда наркотические вещества уже исчезли из крови.
Президент грустно покачал головой:
– Выходит, Коннели – еще больший сукин сын, чем я полагал.
– Но он – наш сукин сын! За его спиной отлаженная партийная машина крупнейшего штата страны. И как ни противно, на митинге в Лос-Анджелесе вам следовало бы выступить, своим присутствием показывая, сколь несправедливы наскоки консерваторов на этого чистейшего человека.
Ничего не отвечая, президент опустил голову, расправил на коленях салфетку.
– Сэр, вы знаете не хуже меня: политика – грязное дело, не для белоручек. Иногда мы вынуждены заниматься ею, зажав нос. Но ведь кто-то должен ею заниматься. Страна – на пороге больших перемен. Добившись переизбрания, вы могли бы принести пользу этой стране, двинуть ее в нужном направлении.
Президент, помолчав, кивнул:
– Хорошо, об участии в этом митинге я еще подумаю, посоветуюсь кое с кем…
После ланча Фридмэн коротко доложил о некоторых текущих вопросах, курируемых непосредственно Советом национальной безопасности. Среди этих вопросов одним из важнейших был международный терроризм. Надежды, что наступивший двадцать первый век станет более «вегетарианским», чем его предшественник, пока не оправдывались. Скорее, наоборот. Безумие терроризма захлестнуло все континенты, такого еще не бывало. Фанатики, принадлежащие к разным течениям ислама, самозабвенно уничтожали «неверных», да и друг друга тоже; им давно стало тесно в границах своих стран – улицы европейских и американских городов все чаще содрогались от их бомб. В Северной Ирландии экстремисты-католики и экстремисты-протестанты продолжали выяснение отношений и не могли остановиться вот уже несколько десятилетий. Террористы из перуанской «Сияющей тропы», колумбийского «Движения 19 апреля», палестинского «Хамаса», сепаратисты-баски в Испании, тамилы на Цейлоне, курды в Турции все так же привычно пытались решить свои проблемы проторенным путем человекоубийства. И меры, принимаемые правительством Соединенных Штатов, других развитых стран, практически не давали результатов. Только-только ценой огромных усилий пожар терроризма удавалось загасить в одном месте, как он тут же вспыхивал по соседству, еще сильнее. Фридмэн невесело подытожил:
– Боюсь, третья мировая война уже началась. Война террористов всех мастей против остального мира.
Президент усмехнулся:
– Вы, Арни, чересчур мрачно на это смотрите. Ведь терроризм – тоже следствие общественной несправедливости. Но социальный прогресс неостановим. Рост образования, борьба с нуждой, особенно в отсталых странах, ликвидируют раньше или позже питательную среду терроризма. И сегодняшний доклад на Генеральной ассамблее, наши предложения по избавлению всех людей на земле от голода – еще один шаг в нужном направлении.
Фридмэн неопределенно повел плечами, ничего не ответил.
В заключение они обсудили, как обстоит дело с «Анджелиной». Ответ ЦРУ на запрос Фридмэна был коротким: ЦРУ не располагает прямыми или косвенными данными, что какое-либо экстремистское государство или организация планируют похищение американского ядерного оружия. Ответ, конечно, не очень внятный. То ли, действительно, никто этого не планирует, то ли планирует, да ЦРУ сведениями не располагает. Как считал Фридмэн, вероятность, что бомбу собираются задействовать внутри страны, невелика. Иначе похитители уже дали бы о себе знать, позвонив в газеты или на телевидение, выдвинув те или иные требования. Фридмэн также рассказал о своих вчерашних беседах с Лентини и О'Браеном. Практически поиск бомбы военной контрразведкой зашел в тупик. А время не ждет.
– Итак, – вздохнул президент, – пора передавать дело в руки ФБР. Вы с Лентини будете сегодня на моем выступлении в ООН. Оттуда вместе поедем в мою резиденцию. Надеюсь, вы позаботились, чтобы О'Браен был там к семи?.. Вот тогда и примем окончательное решение.
Президент условился встретиться с Фридмэном через час на вертолетной площадке во дворе Белого дома, чтобы лететь вместе в Нью-Йорк. Потом он прошел в спальню, где возле открытого чемодана его уже ждала верная Рози. Надо было собраться перед поездкой. Президент почувствовал вдруг какое-то усталое безразличие и присел на кровать.
– Рози, дорогая, собирай сама. Столько раз это делала. Пожалуй, лучше меня знаешь, какие рубашки и костюмы уложить.
Он взял с тумбочки фотографию жены. Молодая, красивая, счастливая. Ему до мельчайших подробностей запомнились краски и запахи давнего солнечного дня, когда фотографировал ее. Они год, как поженились, ждут ребенка, но по стройной фигуре жены этого еще не заметно. Она стоит возле молоденькой цветущей черешни, посаженной им во дворе их дома, глаза широко и доверчиво открыты, они видят впереди долгую и счастливую жизнь. И вот жены уже нет. Господи, как же быстро все проходит…
Рози кончила возиться с чемоданом, сбоку подошла к президенту и тоже засмотрелась на фотографию, положив ему руку на плечо. Президент, не оборачиваясь, благодарно погладил эту черную шершавую руку. После смерти жены остались только два человека, которым ее не хватает каждый день. Это он и Рози. Дети не в счет, у них своя жизнь. Президент встал с кровати, положил фотографию в чемодан – он всегда брал ее с собой в дорогу. Закрыл чемодан. Пора ехать.
