Елена Черникова - Вожделение бездны

Я не знаю, о чём беседовал с нашим начальством следователь. Я даже боюсь представить себе лица адептов местной истины, привыкших давать зелёный свет анонимкам и понижать зарплату, отменять эфиры, шепчась по углам, сочувственно

вздыхать и поднимать очи к потолку. В офисе воцарилась неслыханная тишь, будто в

отделе писем тоже пустили газ. Может, и пустили какой-нибудь, не ведаю. Подумав, я взяла отпуск.

Стою на Тверской, верчу в руке мобильник и очень сильно хочу позвонить мальчику, оставшемуся без матери, при сумасшедшем отце, а пуще всего - при таланте к сложению слов. Тягостно. Бремя слов. Кутузовым оно вышло невподъём.

Мобильник ожил сам и показал Магиандра:

- Я к вам приеду.

- Я тебя жду. На улице. Пойдём обедать.

- Правда?

- Правда - моя профессия, малыш.

- Посмотрим.

- Имеющий глаза, приветствую тебя.

Глава 22

- Отец пропал, - поделился новостью Магиандр, когда мы заказали. Забыв сахар на блюдце, он помешивал несладкий чай и взглядывал на меня короткими очередями, будто я знаю тайну.

- Ему нелегко.

- Вы не поняли. Он физически пропал. Его нет второй день. В университете предполагают глухое пьянство вдовствующего профессора, но алкоголь абсолютно не его стихия, все в курсе. Водочная мифология выдержит девять и сорок дней, подмену ему поставили, учебный процесс продолжается. Но его дома нет!

- Может, блондинка?

- Я же видел её. Восторженный ребёнок на двухместном мерседесике. Она не по

этому делу. У неё в голове одни мудрые мысли, бабушка, дед-мороз… Даже если он бывает у блондинки, то там скорее всего играют в ладушки. Или гербарий перелистывают.

- Откуда в твои годы?..

- Я же талант, - наконец улыбнулся он. - Слова, слова… На них всё висит, любое знание, любое чувство, вы же знаете. Мне не обязательно целовать девушку, чтоб узнать, какие книги она читала. Так и с этой блондинкой. Редкий тип, но, возможно, возрождающийся. Я бы сказал, она классная.

- Успокоил, конечно. А что ты думаешь делать? Как искать будем? Объявление дадим?

- Ценю ваш светлый юмор. А ещё лучше - прямо по вашему радио. На радость современникам! Вас ещё не уволили?

- Я в отпуске. Проветриться надо.

- Жаль. Что в отпуске, жаль. Вам бы сейчас на просторе, в отсутствие анонимного внимания к вашему творчеству, забабахать такие передачи можно было!..

- Магиандрик. Мы с тобой теперь так повязаны, что лучше бы так не шутить. Она была. Она твоя мать. И мы понятия не имеем, почему она это делала.

- Не обманывайте! - вскрикнул сын. - Вы всё прекрасно понимаете. Вы столько лет возитесь со словами, людьми, чувствами - ясно же…

Он удержал наплывшие слёзы, сглотнул, покашлял, чтобы выглядело натурально. У меня душа рвалась, и погладить его хотелось, но гордый ребёнок боролся сам.

- Представляете… воровать по конторам бланки… делать копии, десятками, а у нас дома нет копира, значит, делать это где-то, страшась быть рассекреченной… И не в уличном киоске, понятно же. Учиться разным почеркам, измышлять различные

человеческие стили, хоть она и филолог по образованию, но… Следить за абзацным членением… Отец ещё в молодости просто затерзал её этим абзацным… Как, собственно, и меня. А я учил это членение на Библии! О-о-о… - К счастью, Магиандр заплакал по-настоящему, не скрываясь и не щадя моих ушей.

Через полчаса, обсохнув после умывания под холодным краном, юноша сказал:

- Говорите. Что вы чувствуете? Что думаете?

- Я думаю, он, не желая травмировать сына, ищет деньги на починку своей

возлюбленной книги. Возможно, с помощью блондинки, но вряд ли. Я полагаю, он что-то придумывает сам. Теперь ты.

- Я думаю, он ищет деньги любым способом. Вы.

- Я тоже думаю так. Определи, пожалуйста, любой способ по Кутузову-старшему. Ты.

- Любой способ есть любой способ. Он же оголтелый. Он уверен, что цель оправдывает средства. Он материалист, атеист, а в прошлом, как вы своевременно просветили меня, новый советский человек. Он гордец, но латентный, он способен уважать права человека, пока не нарушены его принципы. Вы.

- Уважать до принципов готов любой дурак. Он ведь не дурак? Ты.

- Нет, конечно. Не дурак. Он умный. Он умеет быть хитрым. Только извлечь из него чувства и коммуникативные навыки можно только экстримом. Вы.

- Экстрима в избытке. Ему все поверили, что жена… сама, случайно?..

- Кажется, все. Боже мой!.. Неужели вы думаете, он скрывается от невысказанных подозрений в доведении до самоубийства? Ну какое там подозрение! Ведь это

действительно классический несчастный случай! Если бы мать не страдала бесчутием, она уловила бы, что не включила огонь, а только повернула рукоятку плиты… Ну почему плита у нас не электрическая!..

- Почему, почему… Ну и до чего мы додумались, шерлоки холмсы?

- До любым способом, - печально заключил сын. - Отец сейчас способен выкинуть всё. Включая меня. Давайте мороженое.

Глава 23

"Сын, я временно покидаю этот город. Деньги для тебя, небольшие, на столе в кабинете. На некоторое время должно хватить, будь бережлив, пожалуйста.

Несчастье, постигшее нас обоих, а ещё более - ряд ужасных бедствий, обрушившихся

на меня одного, совершили некоторое повреждение в том утомительно чувствительном механизме, который отвечает во мне за способность общения с себе подобными. Внятно рассуждая и отчётливо понимая это, я принял решение, о котором пока не могу сказать тебе ничего конкретного, это моё дело, никак не касающееся тебя, и поэтому прошу меня простить и не судить строго. Ты уже взрослый и замечательно можешь пожить один хотя бы то неопределённое время, пока я решу стоящие передо мной задачи. Любящий тебя отец".

Записка лежала на столе в роковой кухне. Магиандр прочитал пять раз и с унынием понял: его лихое эссе, которое не-эссе, как заметил на семинаре его отец и учитель, про великолепную красавицу с аристократической спиной, генеральную

возлюбленную Кутузова-старшего, а именно его Я, - блестящее совсем не то живёт и побеждает. И некому выгнать беса, торжествующего над профессоровой душой.

Сын потащился в кабинет поглядеть на небольшие деньги, мимоходом удивляясь, почему они положены отдельно от записки.

Зрелище было захватывающим.

Уважаемый член семьи, сероватый кардинал, центр их вселенной, дубовый монстр, годами глотавший Библии, совершенно был пуст. Надёжная дверь, ключ от которой огорчительно потерялся в начале событий, была взломана топором, валявшимся тут

же красноречиво. Откуда взялся этот варварский предмет, юноша не мог представить

- и какая разница. Поражало другое: как мог вытащить необъятную груду книг один худощавый человек, у которого нет мускулистых братьев. Вызов специально обученных такелажников тоже был маловероятен, поскольку над каждым экземпляром профессор трясся немыслимо и никому не доверил бы перенос бесценного груза даже с полки на полку, даже в перчатках и на цыпочках.

Оставалось предположить: он всё содеял сам. Автопохищение с автопогрузкой. Известно, сумасшедшие в минуту кризиса бывают необычайно сильны и даже расчётливы. Представить, что за какие-то два-три часа, пока Магиандр гулял и беседовал в кафе с журналисткой, отец нашёлся, точнёхонько в отсутствие сына,

раздобыл упаковку, собрал пожитки, написал деловитую балладу об эгоизме, выложил деньги, небольшие, уехал и надёжно спрятался, - такое напряжение фантазии даже Магиандру было не по силам.

Он пощупал вырубленную дверцу, недоверчиво пошарил по явно пустым полкам - ничего, ни листочка, чисто. Ещё раз перечитав записку, нашёл крохотную

стилистическую подсказку: "внятно рассуждая". Внятно - для кого? Может, всё-таки

был помощник? Блондинка? Неужели она заходила в наш дом? Это на секунду резануло Магиандра, потом отпустило. Даже если заходила, что - помогала грузить? Да мотылёк она, ручки стебельковые, теловычитание сплошное! И уж она точно не сумасшедшая, и никакой кризис не помог бы ей оторвать эту кучу бумаги от полок!

Он плюхнулся на стул и зашёлся хохотом, как в истерике. Воображение показало

мистическое кино - с улетающими в окно Библиями. Машут обложками печально и сами летят на юг. Точнее, на Ближний Восток. А враждующие стороны, завидев их журавлиный клин, подставляют небу измученные войной лица, но сыплется на них, будто манна, пыль кутузовской библиотеки.

С усилием оборвав себя, он вскочил и пошёл в свою комнату - единственную, где в относительной безопасности жили его любимые иконы. В остальных помещениях дома отец категорически запрещал держать мракобесие. Теперь - можно всё. Да, папа?