Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму
— Вот как? — с улыбкой посмотрел на Анну Кузьминичну Бендер. — Любознательный ваш супруг, весьма любознательный. Это похвально, весьма похвально, уважаемая Анна Кузьминична, — продолжал улыбаться женщине Остап.
Выйдя из дома, Бендер и Балаганов уже хотели садиться в машину, которая поджидала их в стороне, как вдруг увидели подъехавшую к дому пролетку с греческим негоциантом.
— Странно, — произнес Остап, наблюдая, как щеголь-коммерсант, расплатившись с извозчиком, вошел в дом. — Любопытно, Шура.
— Что, командор? — прошептал тот, открыв дверцу «майбаха». Любопытно и странно то, что задержанного грека так быстро отпустили до мой, камрады.
— И я согласен, Остап Ибрагимович, с вами. Из той конторы, куда его увезли, так быстро и просто не отпускают, — голосом знатока произнес Козлевич.
— Конечно, эти поганые легавые разве так просто отпустят, — сплюнул недавний частый постоялец допра.
— Легавые, это что, Шура. Но ведь там, где мы по воле судьбы побывали, сидят не простые легавые, а не иначе, как гэпэушники. Вот и думай… — стоял возле машины Остап и не спешил в нее садиться.
— Может, вернемся, командор, и… поговорим с ним? — сжал кулаки Балаганов, намекая на применение силы, чтобы выведать у негоцианта кое-что нужное компаньонам.
— Отпадает, акционер Балаганов. Не вижу повода, чтобы вступать с ним в объяснения. Да и заострять внимание его, не зная, кто он и что он на самом деле, ведь так, Адам?
— Правильно говорите, Остап Ибрагимович, правильно, — и если бы не сгустившийся уже южный вечер, то можно было бы увидеть в глазах Козлевича взгляд преданного Бендеру человека.
— Если он интересуется Воронцовским дворцом, то уверен, мои акционеры-компаньоны, что мы с ним еще встретимся. И думаю, на путях таких же, как и наши.
Глядя на ночь, компаньоны не решились выезжать из города и заночевали в бывшей гостинице «Кист».
Утром позавтракали, но выезжать из Севастополя не спешили. Великий искатель сокровищ сказал:
— Не будем дураками, поедем позже, когда дорога будет не такой пустынной, как вчера.
— Правильно, командор. Береженого и бог бережет, — закивал головой Балаганов.
— Конечно, Остап Ибрагимович, и другие бандиты могут появиться, — складывая газету, подтвердил Козлевич. — Ювелирный магазин недавно ограбили, пишут в газете…
— Вот-вот, мы и должны быть начеку, камрады. Поскольку, Шура, вы являлись названным сыном лейтенанта Шмидта, то…
— Но и вы, командор, — засмеялся Балаганов, — тогда в Арбатове, забыли?
— Раз, только единственный раз, дорогой молочный брат Вася, — засмеялся Остап. — Но благодаря этому эпизоду мы и встретились, ведь так?
— Верно, командор, верно. Это перст божий указал нам встретиться и броситься в объятия друг другу, если по справедливости.
— Довольно не очень-то веселых воспоминаний, камрады. До выезда из прославленного города-порта, используем время для ознакомления с достопримечательностями Севастополя. Вперед, Адам.
Компаньоны-акционеры подъехали к Графской пристани, вышли на пирс и некоторое время смотрели на спуски подъем водолазов, которые вели какие-то работы у причальной стенки.
— Как и вы, командор, — кивнул на водолаза, который был поднят из воды и его освобождали от грузов, шлема и костюма.
— И все же, Остап Ибрагимович, не следует больше заниматься подобными делами, — вздохнул Козлевич. Он стоял рядом, но глаз не спускал со своего детища, припаркованного у входа на пристань.
— Да, камрады, тяги к подводным поискам у меня больше нет. Не волнуйтесь. Что еще посмотрим?
Услышав эти слова, проходящий мимо моряк сказал:
— Памятник затопленным кораблям, товарищи, а там, неподалеку, и аквариум большой…
Поблагодарив, компаньоны направились к указанному месту. С берега посмотрели на памятник затопленным кораблям, а затем все трое хотели войти в здание севастопольского морского аквариума. Но Козлевич вздохнул с сожалением и промолвил:
— Идите сами, братцы, я при машине останусь, а то…
— Мы вам расскажем, Адам Казимирович, — пообещал Остап. — Мы не долго… Увидев, что слева от входа находится вводная экспозиция, Адам стал изучать ее, поглядывая на «майбах». Из нее он узнал, что аквариум при Севастопольской биологической станции открыли еще в 1871 году по предложению тогда еще молодого Миклухо-Маклая, знаменитого русского путешественника и исследователя. То, что станцию создавали крупнейшие русские биологи — Ковалевский, Мечников, Сеченов. Он взглянул на бюсты Миклухо-Маклая и Ковалевского у входа и тут его взгляд уловил прогуливающегося неподалеку вчерашнего знакомого — греческого негоцианта. И Адам стал незаметно наблюдать за ним.
Бендер и Балаганов, войдя в первый зал, бегло посмотрели на рельефную карту Черного моря. Громко звучал голос экскурсовода, рассказывающего историю моря:
— Море то совсем отделялось от океана горами и перемычками, то вновь открывался доступ океанской воде. Это повторялось неоднократно. Когда связь с океаном прерывалась, речные воды стремились превратить море в пресное озеро. В наступление шла пресноводная фауна — окуни, красноперки, лещи. Когда же океанская вода подавляла пресную, эти животные уходили в реки, уступая место типично морским обитателям… — говорил экскурсовод группе посетителей.
Если многие виды рыб Остап видел на дне моря, то Балаганов и представить себе не мог такого многообразия животного мира моря. Он только ахал и широко раскрытыми глазами смотрел на обитателей, живших в аквариуме № 1. Это были рыбы, живущие на песчаном дне. А в аквариуме № 2 жили рыбы зарослей. А в аквариуме № 7 обитали рыбы прибрежных каменистых грунтов.
— Боже, каких рыб ты только не создал! — восторгался Балаганов, когда в бассейне центрального зала он увидел ровно, уверенно движущихся рыб. Здесь были белуги, осетры, акулы и скаты. А между ними стайки смариды и другой «мелочи».
— Долго можно здесь ходить и восхищаться подводным миром, Шура, но труба нас призывает к отъезду, — произнес Бендер, направляясь к выходу.
— Так что, камрады, в путь? — спросил Остап своих друзей, когда вышел к машине.
И тут Козлевич, немного спеша, поведал о своем наблюдении за появившимся здесь греческим негоциантом.
— И где он сейчас, Адам? — внимательно смотрел на того Бендер.
— Встретился с какой-то женщиной, и пошел с ней вон туда, — указал Козлевич.
— И вы не слышали, о чем они говорили, Адам Казимирович?
— Всех слов не слышал, но одно услышал точно: «Панорама», а по смыслу предполагаю, что они и зашагали в эту самую панораму, Остап Ибрагимович.
— Что это еще за панорама… — призадумался великий искатель сокровищ. — Вы случайно не знаете, Шура?
— Понятия не имею, командор, — пожал плечами бывший названный сын лейтенанта Шмидта.
— Впрочем, откуда вам знать, если я только догадываюсь, что значит это слово, — продолжал думать Бендер и тут же обратился к уборщице, подметавшей тротуар: — Уважаемая, где здесь панорама?
— Как это где? Товарищ… — удивленно посмотрела на него женщина. — Да на Историческом бульваре она и есть самая. Приезжие что ли?
— Да, уважаемая, приезжие…
— Оно и видно, — кивнула она на лимузин. — Там картины обороны Севастополя, товарищ. В крымско-турецкую войну, говорят, нарисованные.
— Спасибо, спасибо, уважаемая, — вскочил в машину Остап. — Адам, поехали по Историческому бульвару, как указала добрая гражданка Севастополя.
Больше компаньонам расспрашивать о месте нахождения «картин, нарисованных в Крымско-турецкую войну» не пришлось. Вскоре они увидели круглое массивное здание, которое высилось на бульваре, а у входа в это здание была вывеска: «Панорама обороны Севастополя 1854–1855 гг».
— Так, «Панораму» нашли, камрады, а где искать теперь греческого негоцианта? — вышел из машины Бендер.
— Надо зайти в здание, командор, — посоветовал Шура, идя за ним.
— Адам, вы на посту, смотреть во все глаза, если увидите, то поезжайте за ним, незаметно. Проследите. И если мы выйдем и не обнаружим вас, то будем ждать вашего возвращения.
— Все понял, Остап Ибрагимович, сделаю, как вы сказали, — ответил дисциплинированный Козлевич.
Войдя в здание Панорамы, компаньоны не больше двух минут послушали экскурсовода, который говорил:
— Впервые Панорама была открыта в мае 1905 года, в связи с празднованием 50-летия обороны Севастополя. Замечательную картину создал выдающийся русский художник-баталист академик Франц Рубо. На огромном полотне размером 115 на 14 метров, площадью 1610 квадратных метров, художник с потрясающей силой воспроизвел один из наиболее драматических и ярких эпизодов обороны — отражение штурма англо-французов 6 июня 1855 года. Автор изобразил все так, как все представлялось с Малахова кургана. Внизу картина сливается с предметным планом, доходящим до смотровой площадки, расположенной в центре здания. На плане вы видите пушки, ядра, укрепления, макеты сооружений, фигуры людей. Это придает Панораме еще больше реальности, убедительности и перспективности…