Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
Расстроенный Рюдигер наведался на факультет психологии. Здесь его окончательно обескуражили многочисленные газеты, агитгруппы с мегафонами, лозунги на стенах, суета, в которой он не мог разобраться.
В страховом агентстве все было совсем иначе. Строжайшая дисциплина, четкая субординация, начало или конец работы – минута в минуту; профучилище и вечерняя гимназия также подчинялись точному расписанию. Там известно, что будет завтра, какие тебя ждут трудности или успехи. Здесь же все чуждо, холодно, обезличено, а главное – непонятно.
Взять, например, аббревиатуры. Ему следовало прочитать объявление СФПС, но как догадаешься, что имеется в виду совет факультетов психологии и социологии. Слава богу, кто-то помог разобраться в этой путанице и посоветовал:
– Сходи в СФПС. Там дают консультации первокурсникам.
Рюдигер поехал лифтом на третий этаж, где размещались «психи».
Он не угадал даже с одеждой. Когда Рюдигер стажировался на должность налогового инспектора, то обзавелся приличными костюмами, блейзерами, брюками и пиджаками, правда, чуть поношенными и не совсем впору, так как бабушка опять покупала их по случаю. Неужели придется отказаться от строгого стиля? Странно, для вечерней гимназии все это неплохо подходило.
Рюдигер совсем растерялся, когда вошел в комнату совета и увидел своих консультантов. Комната была тесная; здесь и при большем порядке не насчиталось бы дюжины квадратных метров, у окна стоял стол с пишущей машинкой, вокруг лежали кипы бумаги, выглядывали банки с краской, валялись фломастеры, громоздились тюки макулатуры. Перед столом на вращающемся кресле сидела девушка, забравшись на него с ногами, что потребовало, видимо, известной ловкости при столь малых размерах сиденья. У стола, занимавшего основное место, стояли еще двое – про одного из них Рюдигер затруднился бы с уверенностью сказать, парень это или девушка. Оба были в свободных клетчатых рубахах, скрадывающих фигуру. Судя по всему, они писали заголовки для стенгазеты.
– Хватит! – прочитал Рюдигер броскую надпись вверху стенгазеты. Но понять, чем, собственно, недоволен совет, ему не удалось, так как никакого другого текста пока не было. Не обращая внимания на вошедшего, троица ожесточенно спорила.
– Этот кретин – законченный позитивист! – отрезал стенгазетчик, которого Рюдигер опознал при входе как представителя мужского пола.
Рюдигер, хотевший было поздороваться, осекся. Хорошо еще, что ругательства «кретин» и «позитивист» относились не к нему (кстати, что значит «позитивист»?).
– Мне бы консультацию получить, – выдавил он наконец из себя.
– Сейчас получишь. Мы как раз собираемся прикрыть эту лавочку буржуазной науки, – обернулся к нему парень, обругавший не то кретина позитивистом, не то наоборот. – Пока тут делать нечего! На будущей неделе проведем собрание и сразу начнем забастовку.
Испуганный взгляд Рюдигера был истолкован как недоумение новичка, поэтому последовало разъяснение:
– Речь идет об условиях учебы. Они отвратительны. Семинары переполнены. Содержание лекций реакционно.
– Профессура никуда не годится, – подхватил другой стенгазетчик. – Бормайстер – закоренелый нацист, он специализировался на военной психологии. Плауш – эдакий психонавт, а в конечном счете – позитивист. Про Гавлика ты уже, наверно, читал внизу.
Рюдигер вспомнил, что внизу у фонтанчика красовался плакат: «Гавлика – на шашлык!» Парень, видимо, один из руководителей совета, взял с подоконника пожелтевшую листовку:
– Вот сходи! Это программа дискуссий на педелю. А вот старое расписание. Но мы хотим его изменить. Гляди, применение математических методов в психологии – один курс, второй, третий. Три семестра на статистику, на эту позитивистскую чушь! С нас хватит!
Выйдя в коридор, Рюдигер почувствовал себя беспомощным маленьким мальчиком, несмотря на солидный пиджак в елочку и рубашку с галстуком. Позднее он похвалил себя, что сообразил не задавать своего главного вопроса. Дело в том, что окрепшее за последние годы честолюбие породило в нем мечту выйти из университета доктором Поммеренке. А может, даже профессором? Ему ужасно нравилась блестящая табличка на дверях у отца Барбары – «Доктор медицины Кампхаузен».
В первые же дни Рюдигеру хотелось разузнать, каковы условия защиты диссертации. Он особенно боялся, что надо сдавать расширенный курс латыни. Собственно, об этом он и пришел спросить студенческий совет. Наверное, злой на язык критик позитивизма лишился бы дара речи, услышав такой вопрос.
Рюдигер был рад, что не задал его. Через несколько дней он окончательно затерялся в суетливой студенческой массе, томимый чувством одиночества.
11
Поезд «Интерсити» отходит от главного вокзала в десять тридцать. Собраться Рюдигеру недолго. Несколько месяцев назад он не пожалел денег и специально для поездок в Кёльн купил шикарный черный чемоданчик с двумя отделениями, каждое со своим замочком. В одно отделение укладывалась пижама, полотенце, бритва и туалетные принадлежности – комплектом в особой сумочке, которую на рождество подарила Барбара. В другом отделении – папка для бумаг, документы, газеты, журналы и кое-какой дорожный провиант. Его Рюдигер обязательно заворачивал в фольгу, причем очень тщательно, так как ненавидел масляные пятна на служебных бумагах. Будь его воля, он бы без разговоров увольнял за это. Чемоданчик нравился Рюдигеру – удобный, строгий. Неприятно, когда попутчики вываливают друг перед другом содержимое чемоданов.
Время еще есть. От «конторы» до вокзала недалеко. Интересно, удалось ли уже что-нибудь узнать о газете, которую издает Бастиан? Поммеренке делает небольшой крюк, чтобы заскочить на работу. И, действительно, материалы уже готовы, поскольку все подозрительные издания и издательства систематически регистрируются. «Шип» основан год тому назад как районная газета. Феликс Бастиан – один из издателей. Он же редактор и ведущий автор.
Начальник аналитического отдела собственноручно пометил: «Держать под контролем. Особое внимание – политике союзничества!»
Что имеется в виду?
Поммеренке прочитал материалы. Так и есть, его описания оправдались. В районе удалось найти единую платформу для всех левых и радикалистских группировок. «Шип» стал их общей газетой. Тревожный сигнал. Начали сотрудничать группы, которые еще несколько лет назад боролись друг с другом, упрекали в ревизионизме. Без Бастиана тут не обошлось.
В графе «финансирование» значится: «Финансирование осуществляется за счет частных пожертвований, а также поддержки со стороны коммунистов. Вероятно, они же обеспечивают полиграфию и решение прочих технических вопросов».
На этот счет в «конторе» сомнений нет. У коммунистов хорошая организация, крепкая дисциплина. К сожалению. Нехватку денег они компенсируют своей работой. Поммеренке понял это еще в университете. Кроме компартии, среди организаций и групп, поддерживающих газету, названы в основном такие, где участвует интеллигенция. Список прилагается. Перечислены учителя, врачи, адвокаты и так далее. Перечислены едва ли не все профессии, где нужно высшее образование. Это особенно злит Поммеренке. Получают деньги от государства и тратят часть этих денег на подрывную, антигосударственную деятельность.
Последняя пометка свидетельствует о том, что аналитический отдел готовит для Поммеренке обзор наиболее важных статей, написанных Бастианом. Обзор составят ко вторнику или среде. Поммеренке пишет: «Срочно! Постарайтесь представить материалы в понедельник после обеда». Он дважды подчеркивает это красным фломастером. Потом приписывает: «Пожалуйста, в двух экземплярах!» Второй экземпляр может понадобиться. Затем Рюдигер вызывает секретаршу, чтобы она еще раз напомнила аналитикам, что дело очень важное и срочное.
Поммеренке взглянул на часы. Уже десять. Пора на вокзал. Он быстро уложил в чемоданчик папку с надписью «Координация». Затем, словно подчиняясь какому-то неясному побуждению, взял со стола остальные шесть «дел» и разложил их в чемоданчике. Папки не такие уж тощие, хотя «дело» Бастиана все равно гораздо объемистей других. Чемоданчик заметно потяжелел.
Вообще-то, Поммеренке любил эти командировки в Кёльн. Поездка в купе «Интерсити» льстила его тщеславию. Первый класс. Купе просторное. Здесь не надо тесниться. Поммеренке предпочитал «менеджерское отделение». Тут ездят влиятельные люди, это видно с первого взгляда. Поммеренке нравилось ощущать свою причастность к ним. Его бархатный пиджак казался тут едва ли не пролетарским. Даже галстук не помогал. После второй командировки он начал курить в поездке трубку, так было импозантней.
Если присмотреться к пассажирам – Рюдигер делал это не только в силу профессиональной привычки, но и ради собственного самочувствия, ибо в компании менеджеров надо и выглядеть соответственно, – то заметно, насколько мало они отличаются друг от друга. На всех безупречные костюмы в тонкую полоску, у всех на коленях темные «дипломаты». Каждый раз Поммеренке удивлялся тому, что такими похожими друг на друга оказываются именно те люди, которые олицетворяют современное общество и высоко ценят индивидуальность, личные способности.
