Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах
Как-то странно он произносит это слово — «занят». Я пристально смотрю на него, и Ричард сразу отводит взгляд.
— В самом деле, Мира, если твой отец что-то от тебя скрывает и в твоих параноидальных подозрениях есть хотя бы крупица правды, значит, у него есть на то причины. Во всяком случае, это не мое…
Я мгновенно цепляюсь за представившуюся возможность.
— Тебе что-то известно, Ричард, я же вижу.
— Ничего мне не известно, во всяком случае наверняка. Он со мной не откровенничал. Твой отец, Мира, если ты этого до сих пор не заметила, чрезвычайно скрытный человек. Он никогда и ничего не рассказывает. Я давно перестал на него обижаться и тебе советую. Знаешь ли ты, — говорит он, глядя на меня поверх очков, — что мы знакомы больше двадцати лет, а я до сих пор не знаю, какую политическую партию он поддерживает, какой ресторан предпочитает или что думает по поводу смертной казни. Могу только догадываться. А значит, могу и ошибаться.
Ага!
— Что ты имеешь в виду? В чем ошибаться?
— Ни в чем. Просто вспомнил один разговор с твоим отцом.
— Какой?
— Знаешь, Мира, твой отец уже большой мальчик, так что говорили мы о женщинах.
— О женщинах? С какой стати отец, который ни с кем не откровенничает, стал бы говорить с тобой о женщинах? Ты что, считаешь, что у него кто-то есть? А почему он мне ничего не сказал?
— Не знаю. Может быть, он чувствует себя предателем. В чем-то виноватым. Не знаю.
— Виноватым? В чем? Ради бога, Ричард, мама умерла пятнадцать лет назад!
Ричард не слушает меня.
— Мне кажется, я ее видел, — говорит он, садясь. — Месяц назад в мой магазин зашла женщина. Сказала, что она приятельница твоего отца. Походила по магазину, заинтересовалась фигуркой святого, которая пылилась у меня уже тысячу лет. Так, безделушка, дешевая подделка под делла Роббиа[25]. Когда я назвал цену, дама улыбнулась и сказала, что подумает. Через неделю в магазин зашел твой отец и купил статуэтку. Когда я рассказал ему о той женщине, он ужасно смутился, просто не знал, куда смотреть. Я хотел отдать ему фигурку даром, но он отказался. Сразу перешел на официальный тон.
— И какая она, та женщина?
— О, это надо видеть. Выглядит молодо, гораздо моложе, чем твой отец. Где-то моего возраста, а может быть, еще моложе. Загорелая, на лице макияж, блондинка, перманентная завивка. Огромные груди, думаю, что фальшивые. И леопардовые брюки. Представляешь, леопардовые брюки! Она совершенно не подходит твоему отцу, поэтому я о ней быстро забыл. Я подумал, что это его секретарша, которой он просто решил сделать подарок.
Секретарша моего отца работает у него уже двадцать пять лет, она не молодая и не блондинка. Ее зовут миссис Хадсон, и у нее не только огромные груди, но и огромные бедра, задница, живот, не говоря уже о подбородках.
— Нет, это не секретарша. Ты же видел миссис Хадсон.
— Не помню.
В голове вихрем проносятся мысли об отце и той блондинке, и я встряхиваю головой. Ричард смеется: он отлично понимает, о чем я сейчас думаю.
— Что ты скажешь, если сейчас, — говорит он, хлопая в ладоши и заслоняя собой телевизор, — мы оденемся и пойдем на Хералд-сквер, чтобы досмотреть парад? Я еще ни разу не видел парада «Мейси», и, кстати, у Хлои сегодня первый День благодарения.
Позже, когда мы возвращаемся домой на метро, Ричард говорит:
— Надеюсь, мы правы насчет твоего отца. Ему давно пора чем-то отвлечься. Человек не должен быть один. — Я кладу голову ему на плечо и вздыхаю. Мы с Ричардом тоже одни. У нас обоих нет партнеров. Нет перспектив. — Не волнуйся, — шепчет он. — Ты недолго будешь одна. Ты слишком красивая женщина и слишком хороший повар, чтобы не выйти замуж еще раз, если пожелаешь. А хочешь, я сам на тебе женюсь — мы будем прекрасным образчиком брака по расчету. У меня только одно условие: ты добудешь мне рецепт рогаликов, которые делает Хоуп, и все, я счастлив.
Как только мы открываем входную дверь, до нас доносится запах жарящейся индейки. Я запекаю ее в бумажном пакете (маленькая хитрость, позволяющая получить невероятно сочное мясо без особых хлопот). Голова идет кругом от ароматов индейки, яблочного бренди, сливочного масла и лесных грибов — этой смесью я начинила тушку и засунула ее же под кожу на грудке и ножках птицы. Это будет нечто восхитительное.
Я стараюсь не думать о том, что делает сегодня Джейк, и думаю об отце: вероятно, он ест индейку в компании женщины, которую я никогда не видела, женщины с огромными грудями и в леопардовых брюках, которая, может быть, не намного старше меня. Я решаю, что между ними что-то серьезное, потому что День благодарения с кем попало не встречают. Людей должны связывать определенные обязательства.
А мои отношения с отцом, кажется, потерпели полный провал. Иначе не скажешь, ведь в противном случае он рассказал бы мне о своей знакомой. Раздается звонок в дверь. Я слышу, как Ричард здоровается с Хоуп и выражает восторг по поводу потрясающих рогаликов, которые ел сегодня на завтрак. Индейка скоро будет готова, но мне еще нужно приготовить лук со сливками. Сейчас нет времени ломать голову над вопросом, как мне удалось испортить отношения с двумя самыми дорогими мне мужчинами.
Глава 9
В пятницу, после Дня благодарения, когда весь цивилизованный мир отправляется за первыми рождественскими покупками, я готовлю в ресторане ланч для целой оравы. Трата денег обычно возбуждает у людей зверский аппетит. Пока я работаю, Хоуп с Ричардом водят Хлою по зоопарку в Бронксе. После ланча я задерживаюсь, надеясь увидеть Джейка, чтобы кое-что с ним обсудить, но Тони говорит, Джейк звонил и сказал, что придет не раньше пяти. Я не могу ждать до пяти, поэтому я звоню ему на мобильник, но он не берет трубку, а его «почтовый ящик» уже полон и не принимает эсэмэски. Остается надеяться, что мое послание, которое я передала с Николь, он прочитал и сделал заказы на мясо и рыбу. В конце концов я не выдерживаю и звоню на квартиру Николь. Там тоже никто не отвечает, и я оставляю сообщение.
Утром в воскресенье Ричард дает мне как следует выспаться. Когда в десятом часу я встаю, из кухни доносятся голоса Ричарда и Хлои. Подойдя на цыпочках к двери, я вижу, что они сидят за столом и завтракают. Ричард решает кроссворд из «Таймс» и время от времени зачитывает вопросы Хлое, а та мусолит овсяное колечко «Чириоз», зажав двумя пальцами. Я редко видела, чтобы Ричард возился с детьми, но от Хлои он, судя по всему, без ума, что меня нисколько не удивляет — Хлоя, по моему совершенно непредвзятому мнению, исключительно милый ребенок.
— Так, вид корсетного белья, шесть букв. Правильно, Хлоя, «бюстье»!
Некоторое время я стою в дверях и наблюдаю за ними: Ричард сидит в своем пестром банном халате, Хлоя не сводит с него восхищенных глаз. Она явно преодолела свой страх перед этим незнакомцем, она улыбается, что-то рассказывает Ричарду и даже время от времени угощает его измусоленным овсяным колечком, от которого Ричард, к ее полному восторгу, откусывает. Я подкрадываюсь к Ричарду сзади и обнимаю его за шею.
— А тебе известно, что так долго я не спала с тех пор, как родилась Хлоя? Спасибо, — шепчу я ему в ухо и чмокаю в макушку.
Он дружески похлопывает меня по руке. Затем высвобождается, кивает на стул, предлагая мне сесть, и приносит чашку кофе, судя по запаху, французской обжарки, и кувшинчик теплого молока.
— Кофе, мадам?
На столе лежат теплые рогалики с джемом и сыр маскарпоне. Хлоя тянется ко мне, Ричард сажает ее мне на колени и садится рядом.
— Почему ты не хочешь уехать домой? — спрашивает он, наливая мне в кофе молоко.
— Домой? Я и так дома.
— В Питсбург.
Минуту я молчу.
— Ричард, я не могу. Я здесь живу. Хлоя ходит в отличные ясли. У меня свой ресторан. Есть миллион причин, по которым я не могу уехать.
— Несомненно, но ни одну из них не назовешь по-настоящему весомой. Знаешь, мне кажется, тебе нужно немного прийти в себя. Ты сама себя загоняешь, сама создаешь крайне нездоровую ситуацию. Теперь я понимаю, почему ты так переживаешь из-за Джейка. Ты думаешь о нем и его предательстве каждый день, каждую минуту. Тебе нужно поговорить с кем-нибудь по душам. И забыть о Джейке. Кроме того, — говорит он, намазывая маслом тост, — в Питсбурге твои деньги будут приносить куда больший доход. Ты сможешь немного пожить в свое удовольствие, побыть с Хлоей, с отцом, со мной.
Я не знаю, что ему ответить. Все не так просто.
— Отец ведет вольную холостяцкую жизнь, и тут ему на голову сваливаются унылая дочь и внучка. Мы будем ему мешать.
— Мира, ты не права. Ты же не знаешь, есть у него кто-нибудь или нет.
Я отворачиваюсь. Жаль, что Ричард так и не смог понять, что сейчас моя жизнь — это Нью-Йорк. Ненавижу, когда он обращается со мной как с пятнадцатилетней девчонкой.
