Владимир Колганов - Покаянные сны Михаила Афанасьевича
Я сразу же представил Белый дом, вспомнил про то, как стоял под моросящим дождем. И баррикаду припомнил, и могучий танк… Но он-то откуда это знает?
— Да я что ж, я тоже рад, — промычал в ответ. — Только нельзя ли медаль заменить на что-нибудь пристойное?
— Это как же так? — опешил Бэ Эн. — Нешто я тебе на грудь красный фонарь повесить предлагаю?
— Ой, что вы, Борис Николаевич! У меня к медалям очень трепетное отношение…
— Ну так бери, если дают.
— Да я бы взял, но тут, понимаете, вот какое дело. — С трудом собравшись с мыслями после вчерашней пьянки, даже на время позабыв, что монархист, я осторожно высказал сомнение: — Демократия — это хорошо. Я даже очень рад, что отстояли. Вот только не могли бы вы призвать к ответу оглоедов из демократического… тьфу, заговариваюсь… из драматического театра. Там моя пьеса с августа лежит, причем безо всякого движения.
— Что за пьеса-то? — В трубке засмеялись. — Случаем, не про меня?
— Если есть такая насущная потребность, я напишу! — честно заявляю.
— Ладно, тогда вместо медали отправлю-ка я тебя в командировку на Урал. Года тебе на эту пьеску хватит?
— Тогда уж лучше медаль. — Я представил себе качество снабжения в каком-нибудь забубенном Златоусте, и мне отчаянно захотелось поработать… но только бы в Москве.
— Медаль так медаль, — с некоторым сожалением пробурчала трубка. — Ладно, пьесу мы другому автору поручим. Так что, будут другие пожелания?
— Не знаю, как сказать, — замялся я, с трудом подбирая нужные слова. — Мало того что театр… Тут вот еще… тут в журнале меня и вовсе задолбали. Мóчи нет дольше такое отношение терпеть.
— Это как же так! — взревела трубка. — Разве можно над заслуженными демократами издеваться? Нет, погоди, мы с ними разберемся. Ты только фамилию скажи.
— Как его… Чичиков… Чичерин… Ах да! Перчаткин есть такой. Вежливый господин, однако редкостная сволочь! Если приглядеться, оказывается, жулик еще тот! Да и вся их мерзкая компания… — Тут я припомнил отощавший кошелек. — Лицемеры, бездари и оголтелые мздоимцы!
— Я сам лицемерить не люблю, а другим и вовсе не советую, — не на шутку рассердилась трубка. — Ты погоди. Я сейчас Лаврентию скажу…
— Ой, вот только этого не надо! — Я уже пожалел о сказанных словах. — А нельзя ли как-нибудь иначе?
— Да ты пойми, садовая голова, у нас спокон веку эдак принято. Если, к примеру, ты чем власти не угодил — или на кол, или в штрафные роты.
— Как же так? Вы же у нас вроде либерал…
— Это кто тебе такую глупость сказал? — обиделась трубка.
— Сказывали…
— Фамилии назови!
— Ну вот опять… Вы их на кол, а меня потом совесть будет мучить.
— Откуда тебе знать? Может, я их министрами назначу… — Слышно было, как в трубке кто-то громко хохотал, а потом послышался знакомый бас: — Ладно, с Перчаткиным и компанией я разберусь. Ну а ты пиши, ежели что. Это если памятник себе захочешь. Только место заранее подбери, с народом согласуй, чтобы все было по понятиям.
Как же, согласуешь с ними. Да кому я нужен? Тут в трубке звякнуло, затем женский голос сказал:
— С вас семьдесят пять долларов за международный разговор.
— Как это так? — только и смог произнести.
— Все строго по тарифу, — разъяснила трубка.
— Да разве я не с Белым домом говорил?
— Именно так. Вам звонили из Вашингтона, округ Колумбия, Ю-Эс-Эй.
— Вот оказывается что… — К такому повороту я оказался не готов. Впрочем, кое-что у меня в загашнике все же оставалось. — А почему ж тогда вы требуете, чтобы я платил?
— Разговор за счет вызываемого был заказан.
Совсем, что ли, обеднели эти штатники?
Так и не разобравшись в том, кто имел наглость так мерзко подшутить, я с предельной ясностью понял лишь одно — публикации своих сочинений мне в ближайшее время не дождаться. С тем и заснул. Хотя какой уж сон после такого издевательства?
* * *Только успел прилечь, как снова подняли с постели. На этот раз колотили сапогами в дверь. Вместе с сапогами пришла бумага весьма неожиданного содержания. Я бы не удивился, если бы опять из Вашингтона. Но нет, бланк с реквизитами Пресненского районного суда, притом с исходящим от семи ноль-ноль сегодняшнего дня, точнее, утра. Когда только успели? Мне бы с такой скоростью писать.
И вот, превозмогая головную боль, читаю:
«Милостивый государь! Извещаем Вас, что состоялось заседание суда по Вашей жалобе на решение по вопросу публикации Вашего романа. Председательствовал М. Дутов; докладывал дело К. Перчаткин; интересы жалобщика представлял член коллегии адвокатов Ф.О. Шустер.
В ответ на Вашу жалобу докладчик обнародовал встречный иск о взыскании с Вас одной тысячи долларов за напрасно потраченное им время на чтение романа. Суд рассмотрел иск и принял решение в пользу истца, присудив Вас к уплате указанной суммы. На это решение Ф.О. Шустер принес суду кассационную жалобу, находя, что при постановлении оного нарушены как закон, так и форма и обряды судопроизводства, поскольку документально подтвержденный хронометраж времени, затраченного г. Перчаткиным на чтение романа, к делу не приложен.
Выслушав мнение адвоката, суд постановил, что требования о возмещении ущерба со стороны г. Перчаткина не могут служить основанием для запрета на публикацию романа.
К сему прилагается проект договора с издательством на публикацию Вашего романа. Само собой разумеется, что договор вступает в силу после подписания его обеими сторонами и выплаты Вами долга г. Перчаткину. Иметь дело с недобросовестным автором наше издательство не желает».
Далее следовали подписи, гербовая печать. Был приложен и договор на двадцати пяти страницах.
Если бы не похмелье и не звенело после вчерашнего в ушах, я бы, наверное, лег спать, догадавшись, что это снова чья-то злая шутка. Злая и притом совершенно неуместная! Но как после этого заснешь? Только что двух придурков напоил, а тут им тысячу баксов выложи из своего кармана!
Вот прочитал договор. Господи! Да тут и вовсе неописуемый облом. По некоторым пунктам вроде бы просто отвечать — к примеру, не был, не имею, не состоял, в списках стукачей не значился… Но вот ведь требуют указать, за какую партию голосовал на выборах. Да я ни про какие выборы даже не слыхал!
За что же мне издевательство такое? Чем провинился? Перед кем? То, видишь ли, ночью с постели поднимают, а то звонки за мой счет раздаются по утрам.
И вот, сидя на кровати, до полудня пил кефир и перечитывал полученное мной послание. Надо же было как-то разобраться. Кто такой этот Шустер? Когда я успел его нанять? И не потребует ли он гонорар за то, что защищал меня в суде от посягательств двух уродов? А как еще их после этого назвать? В итоге понял только то, что объяснений следует искать в издательстве…
Осенний день встретил меня неприветливо и зло. Стараясь не глядеть по сторонам, я кое-как добрался по указанному в договоре адресу. Лифт не работал. Пешком поднялся на седьмой этаж. По дороге три раза думал повернуть назад, поскольку все равно ведь облапошат, надуют, обыграют…
В дальнем углу сумрачного и бесконечного коридора, на обшарпанной двери со свежими следами от чьих-то каблуков значилось: «Бюро претензий». Стену подле двери подпирал скучающего вида мужичок. Спрашиваю:
— Вы тут будете последний?
— Если бы! Тут у меня, изволите ли видеть, список есть. Если запишетесь, будете иметь номер… две тысячи триста шестьдесят один.
— Вот те раз! — Я недоумеваю. — Это когда же очередь-то подойдет?
Мужичок, прикрыв ладошкой гнилые зубы, захихикал:
— Да как раз к тому времени, когда напишешь новый роман.
— Неужели нет никакой другой возможности?
— А это зависит…
— Сколько?
— Пять баксов.
Вот ведь обираловка, подумал я. Но вслух ничего не сказал, достал бумажник и отсчитал требуемую сумму. Тут же гаркнуло из-за двери:
— Следующий!
И я вошел.
В маленькой комнате — письменный стол, стул и крохотный табурет для посетителей. На стене мужик то ли в рясе, то ли в армейской шинели, в полный рост. Приглядевшись повнимательнее, узнаю первопечатника Ивана Федорова. Под памятником, то есть под этим мужиком, красочный календарь на сентябрь месяц. А под календарем расположилась дама крохотного роста с тусклым, давно не целованным лицом.
Первое, на что обращал внимание каждый посетитель, — это была ее прическа. Волосы дамы стояли торчком, как неизбежное следствие скандала, возникшего между ней и парикмахером. Судя по всему, взгляды по вопросу оформления этой головы кардинально разошлись, а потому левая ее сторона окрашена была ярко-красным, правой же соответствовал ядовито-зеленый колер. Стрижка а-ля бобрик или полубокс также не была своевременно закончена. Не нужно было очень уж напрягать свои мозги, чтобы догадаться — злости у дамы после всех этих перипетий с прической хоть отбавляй, ну а повод для того, чтобы облаять посетителя, всегда найдется.
