Эндрю Миллер - Оптимисты
Приняв душ, Клем направился в кафе, в котором сидел рядом со студентами в первый день. Было прохладнее, по небу ползли низкие дождевые облака. Он заказал эспрессо и бублик с сыром. Сжевав полбублика, он проглотил пару таблеток ибупрофена. За ночь болевая точка превратилась в сложно сплетенный венчик, наподобие цветочной головки с перехлестывающимися лепестками, сдавливающими кожу под самой бровью. Пришло мрачное воспоминание о Норе, как она замертво упала в передний ряд на заседании Комитета женщин южного Бристоля по повышению зарплаты; потом беглая мысль о деликатности (или отъявленной трусости) Сильвермена, благодаря которой им не пришлось больше краснеть друг перед другом. Он закурил первую утреннюю сигарету, сплюнул, раздавил ее и пошел прочь («Удачного вам дня!» — пожелал ему вслед парнишка за стойкой) — пошел бродить по городу, час, два, чтобы избавиться от навалившейся апатии. Кровь сгустилась, как сироп. Он двигался быстро, почти бежал. Прошел короткий дождь, но он не останавливался — дождь был ему на пользу. В два он съел тарелку лапши удон в кафе на Дандас-стрит. В три вернулся в гостиницу и собрал вещи. Пытался оплатить счет картой «Виза», но машина выплюнула ее два раза подряд.
— Может, система не в порядке, — с сомнением сказал управляющий.
Клем порылся в карманах, нашел в них какие-то совсем позабытые доллары и заплатил наличными.
На последний четвертак он доехал подземкой до станции «Йоркдейл» и, потратив меньше трех долларов, пересел на идущий в аэропорт автобус. Регистрация уже началась, но очередь была небольшая, а багажа у него не было. В аптеке аэропорта он купил упаковку болеутоляющего, затем, на сдачу, книжечку головоломок и шариковую ручку. Он стоял в очереди на посадку и был уже почти у ворот, когда услышал, что его кто-то зовет, и, обернувшись, увидел, что к нему трусцой бежит Фрэнк Сильвермен со свернутой газетой в одной руке и большим коричневым конвертом в другой.
— Ох, Клем! Чуть не упустил тебя, — Стараясь отдышаться, он немного согнулся, — Дорога забита — машины трутся одна о другую. Во сколько отправление?
— В семь.
— Я так и думал. Пойдем выпьем по-быстрому. Тут рядом есть место. Очень удобно.
Они прошли в бар и устроились у стойки. Сильвермен заказал двойной тоник, Клем — пиво.
— Если бы я знал, что ты приедешь… — начал Клем.
— Я сам не знал еще пару часов назад. Думал, ты вернешься домой с дурным мнением о канадском гостеприимстве, — Он улыбнулся. — Как водопад?
— Я не ездил.
— Нет? Ну, я и не ожидал, что ты поедешь. Грязь попала в глаз, да? — Они чокнулись, и Сильвермен сказал: — Жаль, что мы больше не поговорили.
— Еще поговорим, — ответил Клем.
— Просто надо знать, что сказать.
— Угу.
— Я, Клем, не знаю, что сказать.
— Ничего.
— Ты и сам не фонтан красноречия.
— Я рад, что мы встретились.
— Я тоже.
Их внимание отвлек мужчина в белом льняном пиджаке, громким голосом выговаривающий о чем-то сконфуженной женщине. Несколько мгновений они смотрели на него.
— Скотина, — сказал Сильвермен, потом повернулся к Клему: — Ты дашь о себе знать?
— Обязательно.
— Обязательно? Это английский вежливый эквивалент «Нет»?
— Это английский вежливый эквивалент «Обязательно».
— Нам нужно пережить это, Клем. Если мы не сможем это пережить, тогда Рузиндана победил.
— А если его найдут, — спросил Клем, — что ты будешь делать?
— Кроме как надеяться, что его повесят? Ничего. — Он помолчал, — А что тут можно сделать?
Клем покачал головой.
— В любом случае, — сказал Сильвермен, выуживая из стакана ломтик лимона, — не зацикливайся на этом. Он может быть где угодно.
— Но, ты думаешь, он жив?
— Наверное, скрывается в одном из лагерей. Или кто-то его приютил. В Европе. Или даже в Штатах. Черт своим помогает.
— Хочу договориться об одном, — сказал Клем.
— Да.
— Ничего не прощать.
— Хорошо.
— Ничего.
— Хорошо.
— Никаких скидок. Никакого прощения.
— Хорошо, хорошо. Только, Клем, траве-то не прикажешь.
— Не понимаю, о чем ты.
— На их костях уже трава растет. Так же как и на наших будет когда-нибудь.
— Ты предлагаешь забыть?
— Нет, конечно. Да это и не в человеческих силах. Но нужно научиться жить дальше.
Клем хотел ответить, но сдержался. Какое-то мгновение они старались не смотреть друг другу в глаза. Сильвермен крутил на пальце обручальное кольцо. Опять объявили лондонский рейс. Клем поднял сумку. Сильвермен проводил его до барьера. Они обнялись. Сильвермен плакал.
— Вот какой я стал нынче. Одни сантименты.
— Не надо этого стыдиться.
— Мальчик спрашивал про тебя вчера, — отирая мокрую щеку, сказал Сильвермен. — У него же должно быть будущее, верно?
Клем согласно кивнул. Они уже расходились. Сильвермен протянул ему конверт.
— Может, ты сумеешь что-нибудь с этим сделать. Мне-то уже не под силу.
Клем взял конверт. Сильвермен улыбнулся и быстро отошел, размахивая в воздухе газетой.
— Я — с тобой, Клем Гласс! — провозгласил он, — Будем жить, а?
Клем летел с тем же экипажем, что и по дороге из Хитроу. Он узнал стоящую у дверей и приветствующую пассажиров белокурую стюардессу. Трудно было сказать, вспомнила ли его она; хотя ее карьера только начиналась, она уже научилась профессионально-стандартно улыбаться — лицо ее вспыхивало на секунду-другую, подобно лампочке карманного фонарика, при появлении каждого нового пассажира.
Его место было в первом ряду эконом-класса (или как они его нынче называют? Основной салон? Семейный? Туристский?) — боковое, позади центральной стойки с телеэкраном, на котором мелькали успокоительные предполетные картины устраивающихся на ночлег птиц. Больше в его ряду пассажиров не было, кроме одного человека, который, не теряя времени, вставил в уши наушники плеера, надел на глаза выданную маску и накрылся до подбородка одеялом.
Они взлетели, поднявшись в светлеющее небо выше облаков. Прозвучали обычные объявления, проехала тележка со снедью. Выпив, Клем снял с полки сумку, пристроил ее на пустовавшее соседнее место и открыл замок. Наверху лежал коричневый конверт Сильвермена. Посмотрев на конверт с минуту (нежеланный подарок!), Клем вытащил из-под него сборник головоломок. На глянцевой обложке была нарисована женщина, со странно-кокетливым выражением задумчивости прижимающая к углу рта карандаш. Каждая головоломка ставила одну и ту же задачу: в поле беспорядочно расположенных букв надо было найти слова, заданные в списке, которые могли располагаться в любом направлении. Трюк заключался в том, чтобы ухватить рисунок слова, узнать его на схожем фоне. Сторонники более педантичного подхода могли систематически, ряд за рядом, искать три первые буквы слова, хотя составители головоломки, предвидя такую тактику, включили множество ложных похожих комбинаций. Например, в поисках слова ЭЛЕКТРОН Клем нашел несколько версий ЭЛЕ, расположенных сверху вниз, задом наперед и диагонально, и только потом разглядел правильное расположение. Труднее были головоломки с длинными или незнакомыми словами. Головоломку «Домашние занятия» — ВЯЗАНИЕ, ЙОГА, БРИДЖ — он закончил в десять минут, а вот «Разновидности клематиса» продвигались с трудом. Одну из них, ХЕЛЬСИНБОРГ, никак не удавалось найти. На последней странице были решения, но он продолжал упорно сканировать ряд за рядом, водя по ним концом шариковой ручки, пока вдруг не почувствовал, что больше не может. Наверняка они сделали ошибку и упустили это слово, уверял он себя, в то же время прекрасно сознавая, что такого быть не может, что он просто ничего не различает у себя под носом. Боль над глазом стала гораздо сильнее. Он надавил на больное место большим пальцем, как делают точечный массаж, пока глаз не заволокло слезами и буквы не слились в сплошное пятно. Захлопнув книжку, он смел ее с коленей. Поднялся. Оба туалета в передней части салона были заняты. Раздвинув шторы, он шагнул в бизнес-класс. Если бы его попытались остановить, он приготовился сказать, что его сейчас стошнит, и, возможно, учитывая поднявшийся в голове жар, это было правдой. Единственным встретившимся ему на пути членом экипажа была белокурая стюардесса, но она склонилась к одному из пассажиров, слушая что-то явно неприятное и пытаясь сохранить при этом выражение профессиональной уверенности. Приблизившись, Клем увидел, что ее собеседником был мужчина в белом льняном пиджаке, которого они с Сильверменом видели перед рейсом в баре. На его столике уже стояли четыре пустые бутылочки из-под «Реми-Мартен», и, проходя мимо, по его тону Клем уловил, что он пытается решить, начать ему флиртовать со стюардессой или устроить ей скандал. («Какие такие правила!» Услышанная фраза звучала так, словно говоривший обладал властью выполнять и нарушать правила по собственному усмотрению.)
