Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник)
ЛЕТНЯЯ ЛЮБОВЬ
Первое лето в Холщевиках прошло под знаком любви. Все мы: двенадцатилетняя Лара, пятилетняя Нина и я, четырех лет от роду, – были тайно влюблены в одного мальчика, которого звали Володя Вислоухов или Сиволапов. Фамилию его точно никто не знал. Допускаю даже, что так называли его, чтобы подразнить мою сестру Ларису, влюбившуюся в него с полуоборота в самый первый раз.
Мы с Ниной тоже любили Вислоухова, или Сиволапова. Да как не полюбить такого красивого мальчика, учившегося в Суворовском училище и приезжающего в настоящей форме и фуражке к своей маме – школьной учительнице Инне Михайловне, снимавшей на лето комнату в поповском доме рядом с нами.
Деревня находилась в шести километрах от станции, и дорога шла лесом, но нам с Ниной всё было нипочём. Каждую субботу, после дневного сна, мы тайно уходили на станцию встречать «свою любовь» и, встретив, так же тайно крались за ним лесом до самого дома. Возвратясь домой, мы превращались в послушных девочек и начинали готовиться к встрече с нашими родителями, прибывающими более поздней электричкой.
Сейчас даже страшно подумать, что могло бы случиться во время таких прогулок с четырех– и пятилетней дурочками в лесу. При этом никто не знал, куда мы уходим. Тетка Лиза думала, что мы играем за амбаром.
Когда приезжал Володя, Ларисе очень хотелось побыть с ним наедине, но мы без конца увязывались за ними. Я думаю, что любовь была взаимной, так как, чтобы от нас отвязаться, Ларкин кавалер приносил нам с Ниной огромные охапки малины, и мы объедали ягоды прямо с веток, на время оставляя влюбленных в покое.
Однажды он накормил нас маком, который его мама клала в булочки, и сказал, что мы можем уснуть, если куда-нибудь сойдем с его крыльца. Сам же, посадив Ларку на раму велосипеда, уехал в неизвестном направлении, скорее всего в лесничество. Мы же, боясь тронуться с места, искали друг у друга признаки засыпания, пока тетя Лиза не согнала нас с чужого крыльца и не потащила домой спать уже по-настоящему.
Любимым занятием в то лето у старших ребят была игра в волейбол. Играть ходили в лесничество, там была площадка с сеткой. Нас, малолеток, с собой не брали. Мы вынуждены были играть вдвоем в саду. Лариса рассказывала мне, что вся ее «любовь» происходила как раз на этой волейбольной площадке, на глазах у всех, во время игры. Всё было так невинно.
Подробностей Ларкиной любви я не знаю, зато знаю последствия. Влюбленные жестокой рукой были разлучены. Взрослые вдруг испугались: как бы чего не вышло. А что могло выйти, не знала даже бедная Ларка, не говоря уж о нас. В двенадцать лет моя сестра была наивнее младенца.
На следующий год в Холщевики ее не взяли. Это был удар не только по ней, но и по мне. Володя тоже не вернулся на дачу. Больше мы его не видели. Так закончилась наша общая летняя запомнившаяся на всю жизнь любовь.
КАРНАВАЛЬНЫЕ КОСТЮМЫ
У моей сестры на все золотые руки, потому что пришиты они куда надо. Как мне до сих пор кажется, самым любимым и затейливым костюмом, изготовленным Ларисой, был костюм «Химии». Ларкиными руками на пышной юбке из белой марли была вышита черным тонким шнуром вся таблица Менделеева. На жилетке, прямо на месте сердца, желтым стеклярусом выведены две буквы, обозначающие символ «золото». Так она подчеркнула замечательные черты своего характера.
На голове красовался высоченный картонный колпак, покрытый серебряной фольгой и увенчанный моделью атома. Сам атом представлял собой хрустальную бусину, закрепленную на капроновых нитях в центре орбит, которые были выполнены из стальных проволочек с нанизанными на них «электронами» из стекляруса. Вся конструкция блистала и трепетала при ходьбе. Кроме того, колпак был также украшен белоснежным развевающимся шлейфом из марли.
Костюм получился потрясающим. Первое место досталось сестре. Огромный труд был оценен по достоинству.
Сложными по изготовлению и интересными по существу были костюмы бабочек, которыми снабдила нас с Ниной трудолюбивая и изобретательная Ларка, когда нас первый раз отправили в пионерский лагерь. Мне тогда было шесть лет, Нине – семь.
Лагерь был от маминого «Воениздата», очень маленький и уютный. Традиционно лагерь в конце третьей смены закрывался грандиозным карнавалом. Всех родителей предупреждали заранее, чтобы не было ни одного ребенка без костюма.
Правила казались некоторым родителям жестокими, но эффект был потрясающим. Вся лагерная детвора оказывалась переряженной. Даже если кто-то умудрялся приехать на третью смену без костюма, ему все равно доставался наряд, оставшийся с прошлого года. Многие из детей дарили свои костюмы лагерю. Все, от мала до велика, целый вечер веселились в столовой, превращенной в огромный, украшенный зал.
Наши костюмы бабочек представляли собой, естественно, два крыла, выполненные из картона и разукрашенные красками и аппликацией из цветной бумаги. Кроме этого, на нас предполагалось надеть бумажные юбочки очень сложной конструкции. Этот элемент был создан не только потому, что мы девочки. Просто костюм мальчика был менее интересен – негде было разгуляться безудержной сестриной фантазии.
Юбка представляла собой гофрированные расписные полоски из ватмана, которые при ходьбе или танцах должны были раздвигаться, обнажая складки из кальки. Вся конструкция держалась на полоске ткани и укреплялась на поясе с помощью двух веревочек. На наших головах должны были качаться усики, уже не помню из чего сделанные. На предварительной примерке костюм смотрелся великолепно.
Однако когда мы с Ниной стали наряжаться, обнаружилось, что веревочки одной из юбок отсутствуют, а когда стали закреплять юбку на теле, то порвались складки. Юбка была испорчена.
Сейчас уже не помню, кому досталась целая юбка, скорее всего Нине, потому что, она всегда скандалила с ревом и в результате отбирала себе всегда самое лучшее. Кто-то из нас двоих оказался бабочкой-девочкой в красивой юбке, кто-то – бабочкой-мальчиком в черных сатиновых трусах. Тот карнавал запомнился мне на всю жизнь.
НИНА ТИНИНА
Нину Тинину я очень любила. У нее было много замечательных качеств. Во-первых, она была подругой моей старшей сестры. Во-вторых, у нее дома жила красивая кошка Маркиза с длинной шерстью. Маркиза пела, сидя на валике дивана. В-третьих, Нина Тинина сама замечательно пела. У нас в школе давали концерт по случаю какого-то праздника. Нина выступала со сцены и без музыки пела песню со словами: «Молодая пряха у окна сидит…». Зал ревел от восторга.
Нина жила на нашей Кочновке. Лариса не всегда брала меня с собой. У нее был прекрасный способ от меня избавляться. Она просила меня принести что-нибудь. И пока я копалась, сестра очень ловко пролезала в открытое окно через прутья решетки. Внизу не хватало одной перемычки. В эту дырку Ларкино тело свободно проходило. Угнаться за ней я не могла. Пока я выходила через дверь и обходила дом, ее след уж простывал.
Одно время Лариса с Ниной увлекались фантиками. У Ларисы был крошечный детский чемоданчик, полностью набитый фантиками, свернутыми для игры. Она брала еще цветастый коврик, из остатков ткани сшитый мамой на «Зингере». Лохматый коврик девчонки стелили на траву, садились на него и «дулись» на чемоданчике в фантики: кто кого переиграет. Я для них была слишком маленькой и «третьей лишней».
А вот когда у Маркизы появлялись детки, Лариса брала меня с собой к Нине в гости. Котят всегда было много. Сначала они сидели в большой коробке на кухне, а потом бегали по всей комнате. Кошка была сибирской, и дети у нее были всегда прехорошенькие.
Мне тоже хотелось котеночка, но родители не позволяли. Мама говорила, что кошки вонючие. Когда я гладила Маркизу, то специально нюхала ее шерсть. Кошка совсем не пахла, разве что иногда, когда Нина душила ее своими духами.
Нина сразу после окончания школы вышла замуж и переехала к своему мужу. Лариса стала с ней видеться редко. Фамилия у Нины изменилась. Она стала Патутиной. Лариса рассказывала, что Нина никак не могла запомнить свою новую фамилию. И только после того, как муж произнес такую фразу: «Утя-утя, я патутя», все встало на свое место. Ее новую фамилию запомнила даже я.
Почему-то из всех Ларисиных подруг я чаще всего вспоминаю Нину и ее Маркизу.
АЛЛЕРГИЯ
Аллергия – это слово, с которым я познакомилась в процессе внезапного заболевания моей сестры. Дело было так. Мне было лет шесть, Лариса в это время училась в седьмом классе женской школы. Только на следующий год, когда я пошла в первый класс, школы были объединены.
Лариса была довольно симпатичной девушкой с кудрявыми волосами нормальной густоты и громадными серыми глазами. О фигурах тогда не говорили. Все были почти одинаковыми послевоенными детьми. Толстых особо не наблюдалось, если уж только больные, и то редко. Возможно, сестра чем-то выделялась среди одноклассниц с лучшей стороны. Не мне судить, я об этом и не думала.
