Галина Лифшиц - Девочка по имени Ривер (сборник)
Конечно, каждый день ходить делать уроки к девочке, которая вообще, как оказалось, ничего не понимала, Ляльке было тяжко. Она звала меня с собой. Ну я и ходила, ради подруги. Мы как приспособились? Я писала ей задания по русскому языку, а Лялька по математике. Ленка все это старательно переписывала. Потом мы проверяли, не наделала ли она при переписывании ошибок. Она, конечно же, ошибалась, не понимала же совсем ничего. Тогда приходилось переписывать. Ленка никогда не роптала: она отличалась исключительным терпением и старательностью. Устные предметы она зазубривала, ничегошеньки не соображая. Вообще. Пересказывая, путала слова, произносила что-то невообразимое, не понимая, о чем речь. Ее мама умоляла нас помогать, приходить, угощала деликатесами. Известно было, что папа у Ленки – знаменитый летчик, прославившийся в войну герой, занимает какой-то высокий военный пост. Ну а мама всю жизнь посвятила мужу, дому и дочери. Дом их был идеальным. Дочь – с проблемами. Хотя, если не брать способность к наукам в расчет, Ленка была симпатичной и доброй девочкой, хорошо воспитанной и любящей родителей. Мы тогда не догадывались, что это-то как раз и есть самое главное, а не пятерки по школьным предметам.
А потом мы вообще узнали кое-какие детали, многое объясняющие. Мама моя вернулась после родительского собрания в школе и рассказала, что к ней подходила Ленкина мама и очень благодарила меня за помощь ее дочери. Мама моя, конечно, ответила, что взаимопомощь – это главный принцип юных пионеров. Или мы тогда еще октябрятами были? Нет, уже пионерами. Хотя не в этом суть. А суть в том, что мама Стефановой рассказала, что дочь свою они взяли в детдоме! Мол, жили-жили с мужем, а детей все не было. Ну, она и взяла девочку грудную, от которой в роддоме мать отказалась. Взять взяла, а про наследственность не подумала! Девочка была хорошенькая и, сказали, здоровенькая. И не обманули. Так здоровенькая и растет. И характер хороший. Но умственно развивается плохо. Тут наследственность, ничего не поделаешь. Еще Ленкина мать сказала, что ей не раз предлагали дочку в школу для умственно отсталых перевести, ей там, мол, легче будет учиться. Но Стефанова-старшая ни в коем случае не хотела забирать ребенка из нормальной школы. Сменить школу – это же значит всю судьбу человеку поломать. Дочка-то так вполне нормальная. А что с ней станет в школе для дурачков?
В общем, мы с Лялькой поняли, что у Ленки ситуация – ужас. И учиться не может (это же каждый день какую муку выстрадывает!), и родители неродные! Ну, содействовали, чем могли. Помню, помогали ей устные уроки зазубривать. По словечку вбивала она непонятное для себя в свои не приспособленные к учению мозги. Старалась изо всех сил. Результат оказывался почти нулевым. Но мы всегда заступались за нее перед учителями. Она же не от лени ничего не запоминала! У нее наследственность! Сейчас бы сказали – гены. А тогда слово это только-только перестало быть опасным. Генетиков ведь при Сталине травили, расстреливали. Ну и старшее поколение как-то привычно остерегалось пользоваться иностранными терминами, признанными когда-то вражескими. Как бы там ни было, никто не сомневался, какую роль играет то, что унаследовал человек от своих кровных родителей.
Были у нас и свои собственные мечты и планы, никак не связанные с отстающими учениками. Я, например, мечтала попасть в «Артек». Лучший в стране пионерский лагерь. Крым. Черное море. Медведь-гора. В «Артек» попадали самые лучшие. Надо было очень хорошо учиться, но этого мало. Необходимо было себя еще в чем-то проявить. Ну я и старалась. Училась, общественные поручения выполняла, в олимпиадах по истории и литературе постоянно участвовала. И всегда первое место занимала, заметь! Но как ни старалась, кроме грамот, ничего не получала. Я не горевала по этому поводу. Понимала, что нет предела совершенству: надо стараться еще больше, тогда будет мне «Артек». Я к тому времени еще ни разу не была на море. Вообще! Только мечтала о нем. Представляла, как увижу его бескрайнюю даль, синеву… Еще все, кто был уже на море, говорили, что оно как-то особенно пахнет. Как же мне хотелось вдохнуть его запах!
Я все повторяла слова Пушкина: «В морях твои дороги». От этих слов так и веяло духом странствий. И я мечтала, мечтала, стремилась. Я и сейчас к морю стремлюсь, знаешь сама. Оно для меня по-прежнему очень много значит. А уж тогда! Детские мечты – они же такие настырные, никак не давали о себе забыть. При этом я знала, что надо набраться терпения и трудиться. И все тогда будет.
Наконец, примерно после шестого класса, когда мы уже выросли настолько, что надоело носить пионерские галстуки, я поняла, что «Артек» так и останется моей несбывшейся мечтой. То есть на море я когда-нибудь обязательное поеду, а вот в «Артек» не получится. Возраст брал свое. Стара я становилась для пионерлагеря. Я даже не очень горевала: понимала, что страна у нас огромная, на всех ее необъятных просторах много очень достойных ребят, которым этот лагерь – единственная, может, радость в жизни. Я-то в Москве жила. У меня все рядом: и музеи, и театры, и Дворец пионеров, и кружки всякие. А ребята с Крайнего Севера, например, – что они видят? Благодаря своей сознательности я легко решила, что о море мечтать продолжу, а об «Артеке» лучше забыть.
После каникул возвращаемся в школу. Все высокие, почти взрослые уже, загорелые. Одна Ленка осталась небольшого росточка. Она почему-то в переходном возрасте перестала расти. На личике у нее испуг и угнетенность – ее обычное школьное выражение. Но выглядела она чудесно: у нее теперь были не косы, а стрижка-каре, ей очень шло. Стали расспрашивать друг друга, кто где летом был. Ленку тоже из вежливости спросили. Она и говорит:
– Я в «Артеке» все лето была.
Без хвастовства сказала, просто: спросили – ответила. Она, видно, и значения никакого этому не придавала. У Ленки, я давно заметила, начисто отсутствовали честолюбие, амбиции и, кажется, умение мечтать. Ей будто бы ничего от жизни не требовалось. Она даже не мечтала, чтоб школьные годы скорее закончились, чтоб перестать зубрить непонятно что. Жила себе покорно, все принимая, не протестуя, без надежд.
А мы все ахнули! Ничего себе Стефанова отдохнула! В «Артеке»! Туда ведь самых-самых лучших берут! Как же так?
– Как ты там оказалась? – спрашиваем.
– Папе на работе дали для меня путевку. Так и оказалась.
Я просто ушам своим не поверила: разве такое возможно? Как это – папе на работе? А как же – «честь поехать в «Артек» надо заслужить»? Чем Ленка-то заслужила?
Тут звонок прозвенел, классная наша заходит, тоже отдохнувшая, веселая, поздравляет с началом нового учебного года, каждому слова хорошие говорит, а потом достает из папки кучу грамот и объявляет:
– Ребята! Хочу особо поздравить Лену Стефанову. Она провела лето в «Артеке» и времени зря не теряла! На адрес школы пришли ее грамоты: она завоевала первое место в беге на короткие дистанции, первое место в соревновании по плаванию, по прыжкам в длину…
Что-то еще классная перечисляла, вручая Ленке грамоты. Та стояла, как обычно у доски, пунцовая от стеснения, опустив глаза. Совсем не гордилась своими успехами, а явно хотела, чтобы ее скорее отпустили сесть.
– Мы все рады, что ты, Лена, отстояла честь нашей школы в спортивных соревнованиях! И не где-нибудь, а в самом главном для пионеров лагере – «Артеке»! Поздравим Лену, ребята!
Мы, конечно, дружно зааплодировали. Ленка спрятала свои грамоты. Она им никакого значения не придала. Запихнула в портфель – и все.
Вернулась я домой в большом беспокойстве. Что-то во мне надломилось, что ли. Какой-то вопрос не давал покоя. Я потом, когда стала взрослой, поняла, что терзала меня тогда экзистенциальная тема высшей справедливости. Я все думала: как же так, я старалась, все делала, как учили: отстающим помогала, пятерки получала, в олимпиадах побеждала, а в «Артек» поехала Стефанова со своей тяжелой наследственностью! Как такое может быть? При этом к Ленке у меня никакой ревности не было вообще. Завидовать ей было невозможно. Я же прекрасно знала, как тяжела ее повседневная жизнь. Она же даже не гуляла во дворе, как мы! Она каждый день только и знала, что зубрила и переписывала, переписывала и зубрила! Ни под каким видом я не хотела бы такой жуткой доли, даже при условии поездки в «Артек». Мы же были вольные люди: быстро настрочим домашние задания – и гулять! Гуляли где хотели, никто нас не ограничивал ни в чем. Главное, чтобы точно в назначенное время вернулись домой. И все! И это была настоящая, свободная, счастливая жизнь. Разве можно хотеть променять ее на рабскую бессмысленную и бесполезную зубрежку бедной Ленки?
Другой вопрос: почему все-таки не я? Он прямо топором висел в воздухе. И вечером, когда старшие вернулись с работы, я, конечно, эту тему подняла.
– Не буду больше стараться, – говорю. – Все мои старания ничего не дают. В итоге – Стефанова оказалась в «Артеке», а я нет.
