Алёна Жукова - К чему снились яблоки Марине
Выражение Сониного лица несколько озадачило Виктора, он осекся. Соня поспешила закрыть рот и вернуть на место вылезшие из орбит глаза. Она глотнула воздух и вытолкнула из себя твердое «Да!».
А дальше – дальше было как в сказке. С этой встречи Соня и Виктор уже не расставались. Вскоре она уехала к нему на Бермуды и стала его женой. Но в тот вечер, после ресторана и вишневого десерта, она, наконец, дозвонилась в телефонную компанию.
– Вы недовольны нашим сервисом? – спросил уставший голос.
– Нет, вы не поняли, кто-то все время по ошибке попадает ко мне и оставляет сообщения, которые адресованы другому человеку, а тот человек их не получает, что очень жаль.
– Хорошо, мы проверим. А вы сами не пробовали отправить сообщение на этот номер?
– Я звонила, но попала к вам.
– А вы напишите.
Действительно, почему раньше это не пришло в голову Соне. Она написала коротенькое письмо: «Дорогой А. Х., к сожалению, вы ошиблись номером. Я совсем другая женщина. Но все равно – большое спасибо».
Через несколько секунд к ней пришел ответ: « Ты она и есть! Будь счастлива! Твой Ангел Хранитель».
Больше, как она ни пыталась дозвониться к нему, не удалось. Но Соня теперь знала – обратная связь существует.
Васька, брысь отсюда!
Василий еще окончательно не проснулся. Ему очень хотелось удержаться внутри сладкого бесчувствия сна, но противные утренние звуки, наполнившие квартиру, заставили разлепить один глаз и зевнуть так, что хрустнуло где-то в ушах. Можно было зарыться под подушку, но он по опыту знал, что это мало помогает.
Ну на кой она каждое утро принимает душ, а потом полчаса сушит свои патлы этим чертовым феном! А этот мерзкий шелест целлофановых пакетиков, бррр! Колготки, ей, видите ли, нужно надеть, мышь скребучая. О да, конечно, а без пшиканья дезодорантом и хлюпанья кремом никак не обойтись. Так – один ящик уже выдвинула и захлопнула, теперь второй, третий. С ума сойти можно! Когда же, наконец, угомонится, оденется, причешется и выйдет из комнаты? Спать хочу. Всю ночь она ворочалась, сопела, даже в бок коленом заехала. Может, в гостиную на диван перебраться, так обидится же. Уже столько лет вместе спим. Ладно, терпи, Вася, мужики еще не такое терпят. Он сладко потянулся и прислушался. Звуки переместились в район кухни и стали наполняться гораздо более приятным содержанием.
Забулькал чайник, чихнул тостер, хлопнул холодильник – все это означало, что Полина сейчас выпьет кофе, всосет свой неизменный ягодный йогурт и помчится на работу. Но завтрак ему оставит и обед тоже. Она всегда в ответе. Дай бог здоровья тому писателю французскому. Вот только без нежностей этих, пожалуйста. Замучила совсем. Так, опять зашла. Ну что еще надо? Конечно, а как же – меня поцеловать забыла….
– Васенька, спишь, радость моя? Ну спи, спи, сладенький. У-уу, дай поцелую в носик. А теперь ты меня, вот сюда, в щечку. Не хочешь, ну пожалуйста. Все, все, ухожу. Веди себя хорошо, не скучай.
Да уж не соскучусь, только форточку не захлопни и занавеску отдерни. Вот так, а теперь иди, любимая, твой котик будет тебя ждать.
Когда, наконец, хлопнула входная дверь, Василий решил, что пора вставать. Он лениво побрел в уборную, там долго шелестел газетой.
И ведь читает кто-то эту гадость. Одно и то же: взорвали, ограбили, олигархи, президенты, голые бабы, ищу, продам, требуется. Вся эта пресса только для горшка и годится.
Он долго умывался, потом, немного попрыгав для разминки, направился в кухню.
Так, опять Полинка молоко не подогрела. Охрипну когда-нибудь. Ведь не мальчик уже, связки беречь надо. А тут что у нас – колбаска. Тоже холодная, как будто с того света вернули. А слабо было на сковородочке с маслицем поджарить? Как же! Все в спешке, бегом, только бы из дому поскорее выскочить. А на обед что? Курочка отварная, а гарнир?! Тьфу ты, вот крыса, опять сметаны нет. И о чем она только думает! Еще ведь позавчера всю съел, неужели так трудно купить. Вообще в последнее время ее как подменили. Перед зеркалом крутится, часами на телефоне висит. Если так будет продолжаться, уйду к чертовой матери. Такого красавца быстро подберут.
Василий посмотрел на свое отражение в пузатом мельхиоровом чайнике и остался доволен, но мыши на душе скребли все сильнее.
– Изменщица, – пропищали хвостатые твари, – тебя в носик целует, а с другими лижется. Заходил тут один как-то, когда тебя дома не было. Как же, помню-помню… Стоило на пару ночей отлучиться, так сразу слезы, крики, и утешитель тут как тут. Кстати, тогда такая киска подвернулась, что держись. Оторвались, напрыгались, еле до дому дополз. А дома – на тебе. Валерианкой повсюду пахнет, аж голова кругом. Полинка в истерике, вцепилась в меня, рыдала и все чепуху несла, мол, думала не вернусь, покалечили, убили… Несчастная, сериалов насмотрелась. Ну я тогда отбиваться не стал, отъелся, отдохнул и в постельку к ней под бочок, как чую, что-то не так – запах какой-то чужой. Откуда идет – не знаю, но точно есть. Походил, поискал и нашел. Под кроватью оберточка такая розовенькая, вроде как от конфетки, только резиной от нее несет. Принес, положил перед ней и в глаза смотрю. Только не надо врать, что, мол, не знаешь, откуда взялась. Уж точно я тут ни при чем – этой дрянью отродясь не пользовался. Засмущалась, покраснела и давай бумажку комкать.
Эх, и чего ей только не хватает. Красивый, холеный. Все вокруг завидуют. И веду себя не хуже других – дольше, чем на ночь-две, не исчезаю. Хочешь тискать – тискай, сюсюкаться – пожалуйста, я ведь не зверь какой. И помурлыкать иногда могу, и лизнуть, и о коленку потереться. Вот у ее подруги муж – так тот действительно скотина редкостная. Только и слышишь: «Опять загулял, грязное животное! Дай ему пожрать и поспать, а в постели никакого толку, только храп. И все ему не то, и все не так. Детей наплодил, а толку с него, котяра паршивый…» На кой тебе это сдалось, Полиночка? Если хочешь знать, мы так устроены, что сколько дома ни корми, все на улицу тянет. Без охоты наш брат хиреет. Воля нужна, азарт. Нет ничего вкуснее добычи. Вот и рыщем по улицам, городам, странам, деремся, хитрим, воруем, соблазняем. Добыча – это наше все. И ты, птичка моя, тоже добыча. Знаешь, сколько нас таких, в засаде сидящих. Ты – прыг, прыг, а мы – хвать, и конец. А потом стоны, упреки, оскорбления: «Изуродовал, жизнь сломал, в клетку запер, а сам – Котяра!»
Тяжело вздохнув, Василий сел у окна и с тоской посмотрел вниз на заснеженную улицу. Смотреть было не на что. Люди спешили, стараясь поскорее добежать туда, где можно было бы укрыться от снега и ветра, а машины медленно ползли по оледеневшей дороге, но бросалось в глаза обилие красных сердец вокруг – в окнах магазинов, на капотах машин, в руках прохожих. Двери цветочного магазина за углом не закрывались ни на минуту. Он быстро сообразил, к чему все это. На дворе стоял мерзкий месяц февраль, а значит, сегодня четырнадцатое – День всех влюбленных. Придумать день любви в такую погоду мог только кастрат. Носа на улицу не высунешь, какая, к черту, любовь, вот в марте – другое дело, можно и погулять. Эх, скорее бы! Весна, солнышко, птички, киски.
Василий мечтательно поднял глаза к небу, но тут же опустил. Неба не было. Вместо него из распоротой перины валилось на землю пух-перо.
Выскочивший из магазина хиленький мужичонка поскользнулся и шлепнулся на спину. Эх, если бы не дурацкий громадный букет в руках, то сбалансировал бы, удержался, а теперь вот лежит. Крепко, видать ударился, не встает. Люди вокруг собираются. А кто виноват – праздник этот паршивый. Ведь, если бы не букет…
А попробуй не принеси – сгрызут живьем.
Вася хотел досмотреть развязку драмы, в которой уже появилась карета «Скорой помощи», как дверь распахнулась, и за спиной он услышал Полинкин визг:
– Васька! Ну где ты прячешься, иди сюда скорее. Смотри, кого я привела! Он тоже Василий, представляешь! Тезка твой.
Полина стояла на пороге с цветами, а рядом с ней мужчина с розовым от мороза лицом.
Он приветливо улыбнулся и протянул руку. Василий увернулся и важно прошел мимо. Пусть знают, кто в доме хозяин.
Полинка щебетала, увлекая гостя в глубину квартиры.
– Тебя я буду называть Василием Вторым. А он – Первый. Видишь, как чудненько – два котика, два Васика.
Василий Второй заржал, пытаясь уточнить, в каком это смысле Васька первый.
Они заперлись в спальне и долго выясняли, сколько у Полинки было этих первых. При этом она так стонала, пищала и орала, что у Васи вдруг возникла стойкая мартовская эрекция. Он попытался дать о себе знать, но холодное молоко, выпитое утром, действительно ударило по связкам. Другие ухищрения вроде поскребывания двери тоже не принесли результата. Сейчас ей было не до него.
