Аньес Дезарт - Съешь меня
— Сегодня я пробуду у вас до четырех, — Бен вдруг ни с того ни с сего ответил на вопрос, который я задала ему полтора часа назад. — А потом у меня занятия.
— Ты студент?
— Да. Студент и официант.
— На каком факультете?
— На политологии.
— Трудно, наверное?
— Очень, — подтвердил он с подобающей случаю солидностью.
Мы вместе взялись за стряпню. Бен делал то, что попроще, я — посложней. Он намазывал маслом ломти пеклеванного хлеба и заправлял маслом тертую морковку, а я готовила рыбное заливное, минестроне и салат из козьего сыра с травами и оливками. Добросовестность и услужливость Бена меня пугали. Он выполнял все точно и тщательно. Не болтал лишнего, только отвечал на вопросы.
Я спросила, где он познакомился с Анной и Симоной.
Он недоуменно пожал плечами. Видимо, не мог вспомнить.
— Здесь, в городе, — вот и весь ответ.
— И давно ты их знаешь?
— Вроде, да.
— Ну, сколько примерно?
— Точно не скажу. С детства. Вместе в песочнице играли.
Он родился в этом квартале. И знал тут всех. Сказал: «Правильно сделали, что открыли ресторан». Ресторана не хватало. Именно такого, как «У меня». Болтая с Беном, я заметила, что мало-помалу он возвращался из прошлого в настоящее: уже не говорил, как пожилой джентльмен, а перешел на молодежную речь, краткую и отрывистую. Замелькали «это», «круто», «козырно», «вещь», «типа». Я подумала, что он заговорил так неясно и расплывчато из деликатности. Догадался, что слишком четкие определения меня ранят, поскольку называют вещи своими именами и закрепляют суждения о них.
Я спросила, живет ли он один или с родителями.
Он ответил:
— Без родителей, но в их квартире.
— А куда родители переехали?
— На кладбище.
— Прости, мне очень жаль.
— Не стоит о них жалеть.
— Ты их единственный наследник?
— Да.
— У тебя теперь много денег?
— Не много.
— Давай договоримся об оплате.
— Вы же сказали, что платить не сможете.
— Нельзя работать без платы, Бен. Да, у меня нет денег. Нечем платить тебе, не на что купить хека, что я принесла с рынка. Нечем платить за аренду помещения, за электричество. И все-таки я исправно за все плачу. Вот и тебе тоже буду платить.
— Не стоит.
— Стоит. Иначе я не согласна. Если не возьмешь платы, уходи. Сейчас же. И больше не возвращайся. Я знать тебя не хочу.
Бен явно огорчился.
— А те, у кого ты работал раньше, тебе платили?
— Платили.
— Так почему же я не могу? За что ты лишил меня права тебе платить? Потому что я бедная? Или потому что я женщина?
Бен покачал головой. Его лицо страдальчески скривилось. Он заслонился рукой, будто боялся, что я его ударю. Чего натерпелся за жизнь этот мальчик? Нескладный, будто сшитый из разных кусков. Как же с ним обращались, что он стал таким послушным и кротким? Как наказывали, раз он такой пугливый?
— Я просто всегда хотел… — начал он и на секунду смешался. — Хотел изменить этот мир. — Бен отчаянно покраснел. — Анна и Симона рассказывали мне о ваших… о ваших принципах. Мне понравилось. Показалось, у вас есть план. Я тоже хочу. Хочу поучаствовать в вашем опыте.
«Лапочка! — подумала я. — На что тебе такой неудачный опыт?»
— Не понимаю, о чем ты.
— Анна и Симона говорили о вашей системе ценностей. Сказали, что болтать об этом не стоит. Так я ни единому человеку. Честно.
Я постаралась объяснить, что не следую никаким особенным принципам, просто живу по возможности в ладу с собой. И ничего тут нет нового, ничего благородного. Я совершенно не подарок и уж никак не идеал.
— Толку от меня никакого, — предупредила я. — Ни в науке, ни в политике я ничего не смыслю. Помощи от меня не дождешься. Только время зря потеряешь. Любой труд должен оплачиваться. Думаю, для политолога это не новость. Даже если он тебе интересен, важен, даже если он тебе в кайф. Хочешь изменить мир? Замечательно. А я хочу просто подзаработать, и больше ничего. Пусть между нами не будет недоразумений, Бен. Работать «У меня» можно только за вознаграждение.
Я убеждала его, а сама не верила ни единому своему слову. Диву давалась, с какой легкостью и быстротой выскакивают готовые банальные фразы, призванные спасти нас от мании величия, от нелепого энтузиазма, от глупой напыщенной веры в прогресс и в способность человека к самоусовершенствованию.
— А как же обеды для детей? — спросил Бен.
Ему было нелегко сопротивляться моему напору, но все-таки он не сдавался.
— При чем тут обеды для детей? — сухо осведомилась я.
— Здесь все дело именно в принципах, — пробормотал он. — Обеды для детей вы придумали не для заработка, иначе вас и обычное детское меню устроило бы. Не ради выгоды, а ради справедливости, чтобы уравнять детей со взрослыми.
Бен сказал правду, но высокий пафос, вместо того чтобы укрепить мой дух и вдохновить на бой, неожиданно подкосил меня, обнажил жалкую ничтожность моих устремлений. До чего мы дожили! В нынешнем мире заговорщики обсуждают втайне кулинарные рецепты!
Встретив несколькими неделями позже Анну с Симоной, я спросила, в своем ли Бен уме. Они сразу догадались, о чем я, и ответили хором:
— Да-да, конечно, нормальным его не назовешь. Зато он официант каких поискать, ведь правда? Вы же им довольны? У вас все пошло на лад с тех пор, как он появился, верно?
— А как он учится?
— Бен переходил с факультета на факультет. Он слегка заторможенный, но…
Они не знали точно, не все понимали, в общем, запутались. Больше всего девочки боялись, что я решу, будто они к нему плохо относятся. Наоборот, они в Бене души не чают. Уверены, что он лучший в мире официант. Напрасно они назвали его ненормальным! Надо же было такое ляпнуть! Анна и Симона искренне огорчились. Переживали, что теперь из-за их болтовни я выставлю Бена.
— А с чего вы решили, что он лучший в мире официант? — спросила я.
— Он так любит свое дело! — ответили они.
— Вы давно с ним знакомы?
— С прошлого года. Он тогда работал в «Шамроке», в кафе возле лицея.
— Значит, в песочнице вместе не играли?
Они не поняли моего вопроса. Я не стала настаивать. Оказывается, Бен вешал мне лапшу на уши. Хотя кое-что оказалось правдой. Он действительно родился и вырос в этом квартале и знал всех здешних жителей. Я поняла это сразу, со дня его появления. Мы едва успели прибрать на кухне, как на пороге появился Венсан с розой в руке. Он ничуть не удивился, увидев Бена. Ему кивнул, мне вручил розу, сел за столик.
— Чашечку кофе?
— Если можно.
— Я наняла Бена официантом.
— И правильно сделала, — отозвался он рассеянно.
И забарабанил пальцами по столу. Встал. Снова сел. Он явно нервничал. Замурлыкал что-то себе под нос, потом принялся насвистывать. Вскочил, подошел к моей книжной полке. Вернулся к столику.
Я принесла ему чашку кофе и села напротив. Он посмотрел на меня и принужденно улыбнулся, не разжимая губ. В этот момент он был похож на лягушку.
— На тебя что, опять свалилась удачища?
Он отрицательно покачал головой, по-прежнему натужно улыбаясь.
— Знаешь, — выдавил он еле слышно, — все, что я наговорил тебе в прошлый раз, — ерунда, на самом деле я так не думаю.
У меня в памяти провал величиной с озеро Мичиган. О чем это он?
— То есть иногда, конечно, — продолжал он. — Но это ничего не значит… Ты же понимаешь. Я не осуждаю, просто констатирую факт. Никаких обобщений.
Вспомнила: евреи и деньги. Бедняга Венсан! Как же он убивался!
— Да мне плевать, — сказала я ему.
— В смысле?
Обиделся! Этого еще не хватало.
— Плевать на подобные высказывания. На деле все гораздо проще. Или сложней.
Пока мы говорили с Венсаном; пока я пыталась объяснить, что не считаю его антисемитом, а он хотел, чтобы я призналась в своем еврейском происхождении; пока мы отстаивали каждый свое, при том что делить нам было решительно нечего; пока он убеждал меня в своей благожелательности, а я его — в полнейшем к нему доверии, в ресторане происходило что-то странное. Я не сразу сообразила, что именно, поскольку была поглощена нашим жарким спором. В то время как мы выясняли отношения, зал наполнился людьми.
Посетители заняли все столики, некоторые встали у стойки. Двое работяг в спецовках, дама в шикарном пальто и изящных очках, лысый коротышка в плаще, замотанный шарфом. Бен всех обслуживал, обносил кофе, сухим белым вином. Даже раздобыл где-то ананасовый сок. Я поневоле смирилась с очевидностью: «У меня» теперь настоящий бар. Задымились сигареты, ощетинились пепельницы. Мужчина лет пятидесяти с усталым невзрачным лицом закричал с порога:
— Привет, Бен! Будь добр, чашку кофе.
— Я мигом, доктор, — отвечал мой официант.
Работяги в спецовках поели и собрались уходить.
