Александр Кабаков - Русские не придут (сборник)
Лампа немедленно погасла и исчезла. Немедленно же перед ним на столике оказалась налитая до краев его рюмка.
– Уверяю вас, Юрий Ильич, лучшее средство, – нежно сказал Игорь Васильевич.
– Спазм надо снять, – робко посоветовал Сергей Иванович.
Он выпил. Через минуту дурнота отступила.
20
И сразу же началась лекция. Сергей Иванович развесил по стенам купе схемы и диаграммы, а Игорь Васильевич, прохаживаясь в тесном пространстве, излагал медленно и повторяя – для лучшего усвоения.
– Значит, Труба… Труба является основой экономики, политики, науки, культуры, этики, эстетики, духовности, соборности и народности… Записали? Давай дальше. Трубой… Трубой мы называем все, по чему… по которому… которой из страны вывозятся, выливаются, выдуваются национальные достояния, природные ресурсы и вообще все. Записали? Идем еще дальше…
– Вопрос у меня! – потянул, подпирая другой рукой локоток, вздрагивающую от старательности ладонь отличника Сергей Иванович. – А сколько хищнический Запад, так называемый золотой миллиард платит нам за истощение наших дорогих славянскому сердцу недр?
– Забегаете вперед, курсант, – поморщился Игорь Васильевич. – Но отвечу сразу, чтобы не было кривотолков и ложных измышлений, порочащих наш общественный и государственный, как говорится, строй: ничего не платит. Не платит, понял, нет, ничего! Это, понял, нет, не экономический в первую очередь вопрос, а идеологический, товарищи, вопрос. Да, грабят они нашу великую Родину, сосут, понял, нет, из ее священных глубин давно уже никому на хер не нужную нефть и такой же газ. И мы на это идем!! Ради главного принципа, ради идеи. Потому что всегда богатый Северо-Запад грабил, грабит и будет грабить бедный Юго-Восток. И на этом мы стоим и ревизовать нашу идеологию не позволим!!! Не деньги нам важны, а принцип. Деньги мы за танки наши старые, которые еще целы, получим. За ракеты какие-нибудь нам черножо… друзья из зарубежных стран этих самых денег сколько хочешь отгрузят! В конце концов, сами напечатаем! А принципы не напечатаешь, они нам отцами завещаны. И потому всегда на нашем знамени будет реять гордое слово «Промнефтегаз», понял, нет?!
В изнеможении от идеологического отпора лектор замолчал, а потрясенный Сергей Иванович глубоко задумался, глядя стеклянными зенками в научную даль. После длинной паузы Игорь Васильевич закончил сдержанно и строго:
– Здесь аудитория подготовленная, проверенная. Поэтому буду полностью откровенен. Да, слухи о том, что мы к каждой тонне экспортируемой сырой нефти прилагаем примерно столько же по весу рулларов, имеют под собой почву. Но отступать мы не будем. Потому что на Трубе есть Кран, даже Краны. И эти Краны есть основа суверенитета нашего и наших союзников. Недаром наш народ создал истинно народное слово «кранты»! Каждый может свой Кран закрыть – и посмотрим тогда на пресловутое мировое сообщество, на всю их Организацию Отделившихся Наций вместе с их хвалеными Объединенными Боевыми Силами Европы и якобы всемогущим Международным Военным Флотом. Где они тогда возьмут не нужную им, как было сказано, ни на хер нефть, а? И тонны рулларов, которые мы поставляем им только с нефтью? То-то… Краник свой родной перекрыли – и плюем на ваши так называемые ООН, ОБСЕ и МВФ! И мы можем плюнуть, и наши братья-мусульмане, к примеру, из Северного Персидского Царства. Это, товарищи, и есть государственная независимость: плюнем, если захотим!..
– …или захочим, – тихо, мечтательно добавил Сергей Иванович.
21
Когда же эта галиматья стала идеологией, думал он, когда вообще начался рецидив идеологической паранойи, от которой, казалось, излечились уже радикально?
О чем ни подумай, опять приходишь к тем проклятым выборам… Общая бессмысленная счастливая истерика после третьего блестящего балканского похода, после ядерного удара по только что провозглашенной Ваххабитской Джамахирии, после первых экспортных успехов быстро восстанавливавшейся военной промышленности – нас снова будут бояться, нам снова будут платить видимость зарплаты… И такой же бессмысленный общий страх перед провинциальными вождями – ох, раздерут гады страну на части, один только Генерал с ними справиться сможет! Та-акой строгий…
Вот и выбрали, идиоты. В полгода от строгости воспоминания не осталось – и от страны тоже.
Поначалу каждую неделю одно и то же рычал: «…как гарант территориальной целостности… не допустить неуплаты федеральных налогов… зарвавшийся удельный князек… силами полка воздушно-десантных войск…» И дальше все как по писаному – полк высаживается, прямо на аэродроме разоружается местными спецназовцами под командованием какого-нибудь правильно сориентировавшегося, давно кормящегося от губернаторских щедрот полковничка… А по вечерам весь мир, пока не надоело, слушал очередные заявления: «…свободное радио Независимой Тмутаракани… наглая агрессия Москвы… патриоты нашего края решительно… и провозгласить независимую свободную Республику Тмутаракань!» Или какую-нибудь Великую Саха, или Свободную Территорию Тюмень, или Объединенные Эмираты Казани и Уфы, или Священную Алтайскую Империю… А через месяц, глядишь, подписывает смирный Генерал-Секретарь договор о мире и сотрудничестве и жмет руку очередному главе государства, вспоминая, как этот поганец у него комвзводом служил…
И потом все катится одинаково жутко, в крови и безумии – в пропасть.
Местные выселяют неместных;
неместные по ночам режут местных;
зияют черными окнами разграбленные и подожженные дома;
трупы лежат посереди улиц, будто раздавленные куклы;
истлевают в канавах изрубленные на куски;
качаются на опорах высоковольтки повешенные;
рассыпаются прахом сожженные в автомобильных покрышках;
«проклятые колонизаторы, которые теперь заплатят за все»;
«потерявшие человеческий облик националистические бандиты»;
«миротворцы», стреляющие на всякий случай во все стороны…
И сквозь все это тянется Труба, символ и миф, и за суверенные державные Краны торжественно держатся президенты, императоры, генеральные секретари и прочие комедианты, и миллионы спекулянтов делают миллиарды рулларов на импорте-экспорте через расползшиеся рваной сетью границы… «Внимание, воруем все!» – объявляет наглый массовик-затейник.
22
Боже мой, как же я устал, подумал он. Много лет почти безвыходно просидеть дома – и пуститься в такую дорогу! На восьмом десятке… Как бы не помереть, не успев и пожить лауреатом-то. Не успев и распорядиться…
С этим тянуть нельзя, подумал он. Как только приеду… Сразу же разыскать тех ребят и передать им чек.
За стеной, в своем купе, храпели, не разбирая дня и ночи, вертухаи.
Поезд пролетал мимо сожженных турецкими партизанами немецких городков, пересекал сравнительно тихую Чехию, возвращался в хмурую, насупившуюся разбойничьими лесами Польшу, мчался через светящиеся сотнями рентген болота Полесья – он опускал свинцовую штору, сидел в темноте, ленясь включить лампу, прикидывал, когда поезд проскочит радиоактивный ад…
Все же встал, щелкнул выключателем, вытащил из чемодана и принялся от скуки в который раз перечитывать свою старую статью.
«…естественный процесс вечного обновления будет полностью подменен разрушением – противоестественным, навязанным всего лишь за одно столетие несколькими десятками тщеславных, корыстных и безответственных художников, и в первую очередь теоретиков культуры.
Зло, которое и во все времена было полноправным и важным предметом культурного освоения – воплощавшееся в литературных и театральных персонажах, в зрительных и музыкальных образах, – станет единственным главным героем наиболее заметных, прославляемых критиками-экспертами произведений. Добро же окажется окончательно вытеснено на периферию художественных интересов, станет материалом лишь для иронического, пародийного, пересмешнического изображения. И эта, казалось бы, исключительно культурная революция решающим образом повлияет на формирование нового человечества. Будет до основания разрушена вечная, данная Господом иерархия, и понятие греха исчезнет, вернув нас в языческое – или, скорее, атеистическое – состояние нравственной пустоты.
Таким образом, постоянно опровергаемое пророками имморальной современной культуры влияние искусства на общественную жизнь получит – благодаря им же – последнее, ужасное подтверждение…»
Вроде бы все правильно и даже точно, с раздражением подумал он, бросив листки, а все равно как-то слишком просто.
Вдруг жутко захотелось закурить – тревога не оставляла все эти дни, да и неудивительно… Но курить в купе было нельзя ни в коем случае, на границе придут таможенники, учуют запах не какой-нибудь пакостной травы, а давно запрещенного в Европе табака – неприятностей не оберешься, все перероют и найдут ведь прощальный подарок Коли Лажечникова, пачку кустарных «Житан». Да еще могут прицепиться и к бутылке скотча, купленной перед самым отъездом, на вокзале, в специальном магазине для стариков – это ведь только в России такая свобода, Минздрав может предупреждать сколько угодно, а ты себе кури, если хочешь, да пей, коли деньги есть…
