Ахто Леви - Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)
Тюха вежливо ответил:
– А пошел ты на хрен персидского царя!
Почему-то среди воров было принято считать, что у персидского царя большой… запас хрена.
Воры слушают и ждут, что скажет Хлестак. Из всех здесь присутствующих воров лишь он один еще не имел никаких конфликтов, потому как-то само собой признается его право решающего голоса. «Дура» лежит тут же на опрокинутом кресте. Хлестак подходит к кресту, берет «дуру» и бросает далеко в пруд.
– Из-за пустяка воры друг друга не убивают – глупо! Мало ли фраеров с их кошельками? Разливайте водку.
Про Макса отложили: не все участники конфликта оказались на сходке.
Хозяин «дуры», конечно, обижен. Хлестак его успокоил:
– Этого железа теперь навалом, офицерье их отвалит за жратву любого калибра.
Горбатый, однако, признался, что тоже не прочь был замочить Тюху, они как-то взяли выкуп на тысячу двести. Горбатый ему шмеля в пропуль дал, а Тюха потом отдал только триста, остальные обжухал.
5
Варя была дочерью своего времени и… своего района. В конце концов, рощинская же! О вездесущности воров и воровства она, работая в суде, конечно же, знала, но понимать сущность воровской жизни могла лишь поверхностно, ей раньше было ни к чему. Сколько раз она слышала, как воры в ее доме поносили сук, как обсуждали проблемы, с ними связанные, и, конечно же, Тарзан, когда на него находило этакое благодушие, тоже, как говорится, в семейном кругу, рассказывал ей про это, особенно если Варя в чем-то угодила, что было опять-таки легко выполнимо: уменьем достать в нужное время водки опохмелиться. Приобретя, что называется, второе дыхание, он с удовольствием начинал разглагольствовать о теории воровской идеологии в доступном ее понимании, и о причинах возникновения сук как масти.
– В конце концов, – просвещал он однажды, – что мы, люди, всю жизнь делаем? – спрашивал он и отвечал: – Добываем еду, а? Ну, а ворье? Ведь нас ворьем иногда называют, – он презрительно сморщил губы, – хотел бы я знать, кто в мире не ворует?
Встречал я в зоне таких пострадавших ни за что. Вот это дураки: стащили что-то с производства. Работали, как рабы, создавали ценности, получали крохи; им внушали, что всё, создаваемое ими, – их собственность. Но как только они протянули лапы взять немного из своего – их в зону. Но ведь кто-то же пользуется тем, что эти дураки создают? Значит, у кого-то богатства навалом, и ты – он ударил себя в грудь – от награбленного ими берешь свое – чисто, технически, рискуя, и в этом заключается твое честное воровское дело. Вор тот, кто способен спереть чужую собственность так, что фраер даже не почешется, то есть технически. До войны у нас были только технические воры…
Дальше Варя узнала еще о воровском обществе, как оно, по представлению Тарзана, стихийно складывалось.
– Какой вид преступлений может по праву считаться самым умным и честным? – спросил у жены честный вор Тарзан. Сам же, как обычно, ответил: – Конечно, воровство. А какой преступник самый мерзопакостный? – спрашивал он затем и объяснял: – Грабитель! Это самая отвратительная скотина. Грабитель ставит жертве нож к горлу и отнимает барахло – много ли для этого требуется ума? Или возьми чернушника (мошенник – жарг.) – тьфу! Пошлятина! Согласись, надувать – подло. Убийцы! Ну эти и есть главным образом грабители. Грубо и бесчеловечно. Главное – неумно, потому что опасно не только самому кретину – убийце, но и вору: шухер образуется – всем плохо.
Если, скажем, человека обворуют – обидно ему, кто спорит! Никто не хочет расставаться с барахлом, даже потерять что-нибудь – и то обидно, разве не так? Вот ты потерял вещь, которую стибрил, но все равно обидно. Вот у тебя украли кошелек – его не стало, и всё. Жалко. Но ведь ты сама не пострадала – разве не благородно? А вор, он ходит и смотрит в книгу, а видит… фигу – элегантно! Мастерство! А грабитель… Человека убил – весь город хипишует, а тогда горят и воры. Так вот грабитель и есть сука, воры их приговорили к смерти, всех без исключения, потому что из-за них ворам тоже опасно. Поняла?!
Тарзан пытался внушить Варе, что воровской закон – сплошное милосердие.
– Можешь у старика поинтересоваться, если мне не веришь, – буркнул Тарзан. Подразумевался Заграничный. Тарзан знал, что Варя с этим интеллигентом хорошо ладит и считал, что это даже очень полезно. Он пытался всячески сформировать по-своему психику жены, стремясь доказать ей, во что и самому хотелось верить: воровская жизнь – не просто образ существования ни на что более не годных и морально опустошенных людей, а результат здравых размышлений, приведших его к философии – именно к философии! – жизни, существовавшей многие сотни, даже тысячи лет во всем мире, и в некотором смысле был не так уж неправ. Тарзану надо было, чтобы Варя прониклась такими убеждениями и не считала его неудачником в сравнении с каким-нибудь интеллигентным и элегантным, образованным фраером, который мог ей в жизни встретиться. Взять хотя бы того же Скитальца – интеллигент не интеллигент, образования хоть и нет, но какой-то все-таки странный, как помнилось Тарзану.
А тут Заграничный… Мало того, что интеллигентный и образованный человек, так еще – подумать только! – министр. И тоже вор в законе. Значит, не просто так они воруют – воры всех специализаций, значит, и закон их – не мыльный пузырь. И все это старик лучше других может вдолбить в башку этой красивой дурочки, на которую – а уж это Тарзан прекрасно видел – глаз кладут все мужики. Еще важно, чтобы до нее дошла и такая истина: хоть ты сама и не воровка, но ежели свою судьбу связала с вором – это навсегда, и обратного хода быть не может, чтобы она уверилась, именно воровской закон этого не допустит. Вот так-то!
И даже не чувство собственности здесь для Тарзана главное: Варя красива – все это признают, но он лично не может сказать, чем, скажем, Блюма Надя, воровка, хуже Вари. Нет, дело не в чувстве собственности, а в том, что ему необходима моральная опора. Вот так-то! Если она способна признать его философию (если он в состоянии доказать эту философию), тогда его дело правое – так ему, во всяком случае, представлялось.
Варя знала, у нее от Тарзана будет ребенок и надеялась, возможно, он тогда захочет зажить более спокойно. Она проявляла интерес к воровской жизни из-за собственного… интереса. Даже иногда стала сопереживать в том или в другом случае, и воры ее всячески привлекали в свою жизнь – воровская жена! Она прекрасно видела, что многие воры на нее «глаз положили», но не столько Тарзана совестились, сколько своего закона остерегались. Бывал и Крот в Тупике, тоже пялил на нее свои мерзкие глазки, однако лишь шипел и предвещал, что все равно она своей судьбы не избежит.
Что такое закон для воров? Что он, их закон, для них – самих творящих беззаконие?
Давно Варя обратила внимание на немолодого человека, приходившего в их дом с ворами в качестве вора же, но ни манерами, ни разговором на них не похожего. Она наблюдала интеллигентных воров. Даже в нарсуде. У одного даже кличка была «Интеллигент». Но, ей-богу, особенной интеллигентности у Интеллигента она не обнаружила, разве что в разговоре он меньше употреблял междометий типа «блядь», «сука». Этот же седоватый, немного насмешливый человек сразу привлек ее внимание именно непосредственностью поведения, интеллигентностью, которую не изображал, – она являлась его сущностью, чем он даже походил на Скитальца, в котором такое необъяснимое веяние тоже присутствовало. Называли его воры Иваном Заграничным. Почему Заграничным?
– Потому Заграничный, что бывал за границей, – объяснил Тарзан и добавил – это же обыкновенно, раз министр.
Варя полагала, он шутит, издевается над «дурочкой».
Но Тарзан, хотя тоже не все знал про Заграничного, не шутил: Заграничный действительно был заместителем министра легкой промышленности, членом КПСС, женатым, отцом двух сыновей. У него были служебный кабинет в министерстве и персональная легковая машина.
Случалось, при Варе воры говорили о нем, она старалась не пропустить ни слова, и создавалось у нее суждение об Иванe Заграничном как о весьма странном, необычном человеке, ведущем двойную жизнь: днем проводит совещания в министерстве или произносит речь на партийном собрании, вечером велит шоферу подвезти его к универсальному магазину и ждать. Сам же отправляется шарить по карманам. Главное, что не могла она уразуметь, зачем ему это? Какая выгода? Разве он мало зарабатывает? Не могла Варя понять логику, когда важный чин прямо с партсобрания направляется на воровскую сходку.
Воры, по наблюдению Вари, относились к Заграничному с исключительным уважением, причем ни разу не слышала она, чтобы его упрекнул хоть один за то, что он – министр, а следовательно, не придерживается воровского закона: вор – не работает. Она догадывалась, ворам, наверное, было престижно, что такой человек… и с ними. Что же получается, размышляла Варя, – коррупция среди уголовников? Тарзан объяснил:
