Ирина Маленко - Совьетика
… Поколение моих бабушки и дедушки – удивительное. Все выпавшие на их долю в жизни трудности они воспринимали как должное, как часть жизни, не скуля от неудач и никого в них не обвиняя – и никогда не задавались вопросом, хочется им что-то делать или нет, если делать это было необходимо. «Не можешь – научим, не хочешь- заставим, позорить отряд не дадим!» . Для них не существовало в жизни ничего невозможного. И поэтому они оказались способными творить чудеса! Мое избалованное поколение, выросшее под девизом «если нельзя, но очень хочется, то можно» просто уже неспособно представить себе, что такое радость созидания, радость построения нового общества, без «а что мне за это будет?”
А я так завидую бабушке и дедушке! Я слишком поздно родилась. Если бы мне только можно было поменяться местами во времени с каким-нибудь репрессированным в 30-е годы спекулянтом или другим аферистом! Он бы в наше время стал «уважаемым бизнесменом”, может, даже олигархом, а я получила бы возможность жить не только для себя.
Как вам это объяснить? Никакая благотворительная деятельность этого не заменит. Благотворительность унизительна по своей сути и служит не столько помощи в ней нуждающимся, сколько успокоению совести того, кто ею занимается. А я хочу жить в мире, в котором «единица – ноль»! В котором, если в газете рассказывается о каком-то зле, тут же принимаются меры, а не просто все поохали и разошлись, как в «свободном» мире! И, в отличие от тех, кому сейчас по 20 и кто вырос, напичканный страшилками о Сталине и о коммунизме- вплоть до полного блокирования умственной способности задавать какие-то вопросы на эту тему, я-то хорошо помню, что такой мир возможен….Я застала его только немножко. Но он был таким ярким, таким по-человечески прекрасным, что никакой искусственный неоновый свет реклам «Кока-Колы» никогда не будет в силах его затмить. Я- человек, а не жвачное животное и не грызун. И я хочу жить для людей, а не для таскания орехов в свою норку!
***
… От мыслей о детстве меня отвлек телефонный звонок. Я быстро посмотрела на дисплей служебного телефона. Слава богу, это не клиент! Сегодня вообще не в меру спокойно: глупая фирма! Мы работали на голландский рынок, но закрывались на ирландские праздники, а в голландские праздники работали. Сегодня был как раз один из них – День Королевы . Ну, какой дурак станет звонить нам из Голландии в такой день? Клиенты не знали, что звонят за границу. Они набирали местный номер – и бывали неприятно поражены, когда, например, 17 марта телеответчик сообщал им, что фирма закрыта «по случаю национального праздника»!
…Когда я только что начала работать на телефоне, я была постоянно в состоянии эмоционального напряжения. Не только из-за того, что разговаривать приходилось с незнакомыми людьми, а я только что наконец-то осмелилась сама выбирать для себя продукты в супермаркете (см. выше). Телефон показывал, сколько звонков еще в очереди (в зависимости от фирмы – от 1-2 до 15!), и это очень меня нервировало. Хотелось поскорее решить проблему клиента и закончить разговор, чтобы остальным людям не пришлось так долго ждать. Наверно, в этом тоже сказывалось мое советское воспитание. Я привыкла автоматически считаться с другими людьми. Я так воспитана. Что бы я в жизни ни делала, прежде всего я думаю, а как это скажется на окружающих. Это доведено у меня с детства до такого автоматизма, что я не только не включаю громко музыку в квартире, но и в очереди в магазине стараюсь подсчитать сумму, которую мне надо будет заплатить, заранее и подобрать деньги без сдачи – еще до подхода к кассе. Чтобы не задерживать других. И ничто не раздражает меня так, как то, когда с людьми не считаются! Иногда создается такое ощущение, что в Ирландии ходят на почту, в магазины и в банки исключительно для того, чтобы пообщаться с тамошними служащими. Поделиться новостями и сплетнями. За спиной у них выстраивается очередь, всем людям надо куда-то спешить, а они преспокойненько разводят себе «ай-люли малину» минут на 10 – о погоде, о том, как себя чувствует старая Мэри Дохерти, у которой радикулит и о том, а стоит ли открывать новый сберегательный счет, или лучше пока подождать. Конечно, у нас дома их давно бы уже поставили на место, и, возможно, не в самой вежливой форме («женщина, давайте побыстрее, Вы здесь не одна!»), но в Ирландии это не принято. В Ирландии не принято огорчать собеседника, не принято в открытую говорить «нет» (лучше наобещать с три короба, а потом ничего не сделать!) . Это и именуется «культурные различия».
Но дело в том, что и у нас-то это качество – умение считаться с окружающими – является вымирающим. Потому что это была советская, а не просто русская общественная ценность.
Когда меня не было дома 5 лет, и я вернулась в перенявшую «общечеловеческие ценности» Россию, меня глубоко потрясла сценка в магазине: мальчик лет 10 грубо расталкивал всех локтями, а его отец, вместо того, чтобы осадить его, только его подначивал: «Давай-давай, толкай их! Так и надо по жизни!» И все молчали, словно набрали в рот воды. Что же это случилось с нашими людьми? Где наши храбрые, вездесущие бабушки – хранительницы общественного порядка?
Сама я молчать не собиралась. Когда какой-то наглый тип схватил меня на улице за коленку, тут же с хрустом дала ему по башке зонтиком. И увидела ужас в глазах прохожих – не от его хамства, а от того, что я осмелилась дать ему отпор. Люди, да вы что? Кто вас зомбировал? Сам хам несказанно удивился: «Что ты, что это ты?…» – и поспешно ретировался. Вот так. И чего было бояться как кроликам?
Что это за жизнь такая? Кто это там до посинения кричит на русскоязычных форумах в интернете о «достойной жизни»- получая по 3000 долларов в Америке за мойку чьих-то машин вместо 1500, которые он получал в России будучи пилотом? В чем заключается человеческое достоинство, и как можно вообще жить «достойной жизнью», если всего приходится унизительно бояться – сколько бы тебе ни платили?…
Я схватила трубку.
Добавить иллюст.- Пойдем пообедаем вместе?? предложил мне коллега Кун – маленький, почти на голову ниже меня курчавый забавный фламандец-полиглот, которого на работе за его знание языков очень ценили.
Кун был похож на меня – своим отношением к Ирландии. (“Я – бельгийский ирландец!»- на полном серьезе говорил он о себе. – «Зовите меня Шеймус !»). И тем, что тоже был разведенным. О бывшей жене он почти не рассказывал (а я, естественно, не спрашивала), но в его тоне чувствовалась саркастическая горечь. А еще он был таким эмоциональным – просто вулкан страстей! Если ему что-то или кто-то были не по душе, вокруг только пух и перья летели!
Фламандцы – совсем другие, чем голландцы, хотя и говорят на одном с ними (с большой натяжкой!) языке. У них искрометное чувство юмора. Я его ощутила еще по фламандским фильмам. Описать это чувство юмора словами не получится: оно утонченное и рафинированное. А слушая фламандскую речь – с ее мягким приятным на слух акцентом (моя мама сказала как-то, что голландский язык в устах самих голландцев звучит так, словно человек постоянно жует сырой капустный лист), с подлинно голландскими словами там, где голландцы уже давно употребляют вместо них английские и с отдельными французскими словами, которые, по моему ощущению, употребляются фламандцами не ради «красного словца» («посмотрите, я знаю французский!»), а когда люди хотят передать определенное отношение к предмету разговора, я часто жалела, что учила голландский язык в Твенте, а не в Лимбурге. Голландцы часто принимали меня по моему акценту за бельгийку, но сами бельгийцы, естественно, за версту слышали, что это не так.
Один раз Кун и я дежурили в офисе в субботу. Нам позвонил весьма рассерженный голландский клиент. То есть, довольные-то клиенты нам, конечно, никогда не звонили, но я заметила, что голландские клиенты по телефону намного нетерпеливее и грубее бельгийских в выражении своего недовольства. Когда я начала говорить с ним, он меня недовольно перебил:
– Мефрау , у вас там что, одни бельгийцы работают? Я только что говорил с бельгийцем, и вот теперь Вы…
– Извините, mijnheer , но я не бельгийка. Я русская.
На том конце провода воцарилось напряженное молчание; затем клиент резко сказал:
– Простите, мефрау, Вы, вероятно, очень умная, но для меня это уже слишком…
И бросил трубку.
…«Groe(-n-)tjes” (les petits legumes) » – смешно подписывал Кун свои электронные письма мне.
– Пойдем!- согласилась я. Обедали мы на первом этаже в курилке, прихватив что-нибудь горячее из передвижной палатки на улице. На этот раз я выбрала печеную картошку. Plain . Кун взял себе тоже картошку и ирландское рагу.
С Куном было легко и просто общаться. Он не заигрывал и был самим собой. Он был полон интересных рассказов. Он был из тех иностранцев, которые никогда не перестают носить в Ирландии аранские свитера.Он был вполне доволен жизнью здесь, возвращаться домой не хотел, но очень мечтал перевезти в Дублин свою пожилую маму, а на такую зарплату, какая была у нас с ним, не только было не потянуть ирландскую ипотеку, но даже и приличную квартиру больше чем в одну комнату снять было невозможно. Я ему сочувствовала. В Бельгии у них с мамой был собственный дом, но мама, естественно, не хотела продавать его и «сжигать все мосты». Такие вещи делаешь только по молодости, а даже сам Кун был старше меня лет на 6. Глядя сейчас на то, как я в свое время оказалась в Голландии, я не уверена, что решилась бы это повторить в более зрелом возрасте. Такие приключения мне сейчас уже не по нутру. Тогда мне было только 23 года.
