Олег Рой - Тени судьбы
Сегодня отправляемся в дальнюю разведку. Поход в горы обещает быть опасным и трудным. Обычно уходят группы из шести-десяти человек, а возвращаются от силы пять. Нас было семь. Первым потеряли молодого солдата, который клялся еще вчера, что выживет, потому что его девушка ждет… Когда мы добрались до какого-то села, лейтенант предложил передохнуть пару часов. Тут же послышался храп. Я сидел и смотрел на небо, пересчитывал звезды. Слава задремал на моем плече. И вдруг я увидел, как вдали что-то сверкает золотисто-синеватым светом. Купол. Церковь. Я пошел туда. Храм был закрыт, но черные чугунные ворота распахнуты. На улице были выставлены три большие иконы — Богородицы, Иисуса Христа и Николая Чудотворца. Рядом с ними поликандило — лампадка, окруженная двенадцатью восковыми свечами. Темно. Тепло и тихо. Спокойно. Где-то поют птицы. На небе бледный лик луны. В этот момент на меня нахлынуло чувство умиротворения. Тревожные мысли не вытесняли заученную в детстве молитву «Отче наш». Как давно я не общался с Богом, как давно потерял это ощущение веры в святое. Почему так происходит? Когда никто не способен помочь, когда понимаешь свою малость перед страшной силой, только тогда начинаешь смотреть в небо и молить видимое и невидимое о спасении? Мир умещается в простых житейских буднях, но при этом он настолько духовно безграничен, что мы и представить себе не можем. Только сейчас я заметил, что чей-то черный силуэт застыл возле иконы Божьей Матери. Человек держал в руках свечку. Маленький огонек осветил его лицо. Лейтенант. Надо же, я даже не удивился, что он верит в Бога.
На мгновение мне показалось, что все в жизни наполнено светом и пропитано любовью. Но реальность была жестока для нас, исполнителей чьих-то политических и собственнических амбиций. Автомат висел на плече, за спиной затаилась смерть, которая тенью следовала за жизнью и то и дело прикасалась к кому-то холодной ладонью.
На рассвете мы отправились в горы. Слава, перечитав утром, как молитву, Светино письмо, был отчего-то хмур и со мной не разговаривал. Неужели она написала ему о нас? Нет. Не могла. Это подлость. Я просил ее отвечать ему на письма и уважать его любовь. Вот вернемся — и разберемся с чувствами. Путь действительно оказался долгим, наши потери росли. Шестеро… пятеро… четверо…
Я покрылся потом от навязчивой мысли, что никогда не смогу увидеть маму и Светку, обнять их и прижать к себе. Слава угрюмо ворочал ноги и что-то бурчал себе под нос. Мне почему-то безумно захотелось по-дружески ударить его по плечу и сказать: «Брат, все будет хорошо». Рядом с писателем, зарисовывающим жизнь цветными мелками, солдатом, служившим родине, сыном, души не чаявшим в своих родителях, в нем уживался еще один человек — настоящий друг. Нравится мне этот парень вопреки законам дружбы, которую разбивает девушка. Да, я чувствовал себя предателем, но, видя, как трепетно и нежно он относится к Свете, не мог ранить его признанием, которое было бы сродни пули. Я подошел к нему во время короткой стоянки и обнял. Глаза зажмурились. Небо из голубого стало превращаться в темно-серое, затем вспыхнуло яркой молнией и вовсе померкло, почернело. Земля исчезла из-под ног. Деревья закружились в хороводе, а в ушах словно дрель засверлила. Миг. Постепенно все стало рассеиваться и превращаться в легкие облака. Я летел над ними, не ощущая тела. Так, словно сбросил с плеч тяжелый ранец и облегченно вздохнул.
Тень вторая
В полузабытье, которое в армии заменяет сон, я постоянно вижу ее образ — такой светлый и манящий. Светлана. Нет в мире большего благородства, чем любовь. Она очищает, исцеляет и наделяет силой. Именно под ее воздействием человек начинает жить и ясно видеть мир. Я любил Светку с детского садика, нет, не верно, с пеленок, с того самого момента, как увидел рядом с собой маленький сверток с девочкой — новорожденной, но долгое время прятал свои чувства, не осознавал их. Тосковал и думал, что обойдусь без нее. Смотрел со стороны на них со Славой, понимая, что не хочу быть тенью на пути влюбленных. Что ж я так долго терзал свою душу и упускал из виду ее взгляд? Не знаю. Наверное, боролся с чувством из-за собственной гордыни, боялся, что откажет или рассмеется, да и не хотел лишиться дружбы Славы. Так хоть я старался делать вид, что живу своей жизнью, а открыв сердце, не переживу разрыва дружеских отношений. Время было потеряно. Мы оба молчали и смирялись.
«Расставание», — прохрипела судьба. Ветер стих, когда я возвращался домой, к матери, сообщить ей о том, что отправляюсь служить. Еще неделю назад мы с ней сидели на кухне, как в детстве, пили чай с малиновым вареньем и вели разговоры за жизнь. Я рассказал ей о Свете. Она лишь улыбнулась и с такой теплотой посмотрела на меня, что сердце сжалось от любви к матери. Мне безумно захотелось ее обнять и благодарить за жизнь, тепло и внимание, которыми она меня щедро наградила. Но сейчас я должен сообщить ей об армии. Хотел подобрать слова, чтобы не так сильно ранить ее сердце. Уже все знали о боях в Чечне, и каждый раз мать плакала, слыша истории о гибели молодых ребят. «Мам, я вернусь. Живым. Только выполню свой долг» — это все, что я мог сказать в утешение. Она ничего не ответила. Посмотрела в окно, а во взгляде читались мягкость, тепло и смирение. В этот же вечер мы отправились со Светкой в область, к друзьям, пригласившим нас на ужин. Их маленький бревенчатый домик стоял на окраине села у речки. Когда все наелись, наговорились и легли спать, мы взяли лодку и поплыли вдоль берега. Я смотрел Свете в глаза, наполненные любовью. Она была прекрасна — счастливая и красивая молодая девушка. Мысль о войне показалась мне ужасной, дикой. Неужели смерть разомкнет наше чувство? Неужели кто-то сверху способен повести себя так грубо, насмешливо и бессердечно? Нет, слишком далеко я зашел в своих мрачных рассуждениях. «Родная, жди меня…» Она зарыдала, вырвалась из моих объятий. Я понимал, что одним ударом разрушаю все наши мечты о семейном счастье и собственном очаге, но я не мог не принять вызов судьбы и до конца дней стыдился бы своей слабости. А нашу любовь мы доверим времени.
«Жди меня, и я вернусь всем смертям назло, кто не ждал меня, тот пусть скажет — повезло!» — уже здесь, спустя, кажется, века, Слава задушевно читал по вечерам Симонова. И от этих фраз мое сердце обливалось кровью. Да и другие ребята замолкали и вспоминали прошлое — дом, детство, возлюбленных, родных. Каждый из нас уходил в себя и жаждал вернуться.
Я вспомнил момент, который изменил для меня все.
Когда я понял, что между мной и городом, людьми, работой да и самой жизнью лежит огромная пропасть, я купил билет на балет «Щелкунчик», в котором Светлана исполняла роль Маши. Хотел просто увидеть ее в танце. Ее лицо было настолько детским и невинным, что я не смог скрыть свое восхищение. На мгновение наши взгляды пересеклись, и этого было достаточно для сильнейшего разряда. Окрепшие чувства, зрелость мыслей и жажда любви. Мы были слишком похожи и оба не находили слов, чтобы выразить все то, что происходило в наших душах. Восход солнца после звездной ночи показался мне самым прекрасным явлением во всей моей жизни. Я не понимал, как долгое время внушал себе, что любовь — это просто страстное влечение со своим сроком годности и что это надо пережить. И что только женщины полны эмоций, чувств и могут быть ослеплены мужчиной. Все это полнейший бред. Мне было достаточно одного прикосновения, чтобы рассеять ложь, которой я долгое время питался.
«Я жду ребенка», — робко проговорила Надя, когда я вернулся домой, полный решимости сказать ей правду и, пока не поздно, разойтись.
Тень третья
А пленка все дальше отматывалась назад…
Она не красивая, но симпатичная. В ней столько несочетаемых качеств — и в характере, и во внешности, и в поведении, что временами мне кажется, будто я живу не с Надей, а Надями — абсолютно разными и непохожими друг на друга девочками, девушками и женщинами. Одна — нежная, заботливая и, кажется, влюбленная. Другая — дерзкая, циничная и жестокая. Третья — задумчивая, лиричная и печальная. С ней интересно и никогда не бывает скучно. Мы похожи, потому что оба не сюсюкаем, распуская слюни от любви. Мы вместе живем и… ну просто живем, работаем, отдыхаем, вот сейчас сидим и завтракаем. Она смотрит в телевизор, я — в окно. До судьбоносного посещения «Щелкунчика» оставалась еще неделя.
Надежда дала мне надежду, что я смогу быть с ней счастливым. И я могу. Стараюсь, по крайней мере. Если честно, то она следовала за мной тенью, ходила по пятам еще с пятого класса, напоминая мне неутомимого гномика, терпеливо выжидающего свое счастье. В сущности, вся комедия наших школьных дружеских отношений казалась мне забавной и безобидной, я увлекся похорошевшей рыжей бестией, и это спасало меня от обиды на Светку. Но где-то в глубине души все содрогалось при мысли о том, что я проведу всю свою жизнь с этой девушкой, так и не признавшись Свете в любви.
