Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы
Но стоило закрыть глаза – и вот она снова в лесном лагере герлскаутов, возле Нью-Лексингтона, штат Огайо.
В палатке душно, жужжат комары, Люси и Синтия спят, а маленькая Саманта проснулась: ее разбудила сирена воздушной тревоги. Саманта сразу поняла: это война, Советы сбросили атомную бомбу, может быть – запустили ракету. Было тихо, но она не сомневалась: в этот час сирена воет во всех городах Америки, и только здесь, в лесу, они не знают ни о чем. Надо разбудить мисс Бойер, сказать, что началась война и нужно срочно возвращаться, спасаться, бежать в бомбоубежище. Но Саманта понимает: они не успеют, уже поздно, они никогда не вернутся домой.
Это только сон, говорит себе Саманта, только сон. Но всю ночь лежит в темноте, в липком холодном поту – то ли никак не уснуть, то ли никак не проснуться.
Каменные ступени изъедены лишайником. Чуть выцветшая за лето зелень со всех сторон обступает дорогу. «Как джунгли, – думает Саманта, – как фильм про Индиану Джонса. В поисках сердца тьмы».
Ну да, Алекс – Индиана Джонс, а она – типичная голливудская блондинка, беспомощная и опекаемая. Алекс должен отломать каблуки у модельных туфель и разорвать на ней узкую юбку, чтоб не мешала при ходьбе, – будет как в кино.
Никакой юбки и туфель, на Саманте – джинсы и кроссовки. Еще на втором курсе Университета Айовы решила – никаких юбок, никаких каблуков, никакой одежды, подчеркивающей женскую слабость и виктимность. Стала одеваться как самые крутые девочки на кампусе, – мешковатые куртки, свитера, джинсы, «мартенсы», в крайнем случае – кроссовки. Как бы она хотела родиться не голубоглазой блондинкой, а смуглой брюнеткой, с примесью мексиканской – или даже африканской – крови! Одно время даже думала перекраситься – но презрение к любой фальши взяло верх. Если родилась со светлыми волнистыми волосами – так и живи. Принимай себя и свое тело таким, как оно есть. Даже если длинные ноги и высокая грудь превращают тебя в куклу Барби. Все равно ты можешь жить как взрослая сознательная женщина.
Саманта улыбается, вспоминая давний молодой задор. Плюс десять лет и тридцать фунтов веса – какая уж тут Барби! Но кроссовкам и джинсам она не изменила.
Алекс идет впереди упругим шагом спортсмена. Джонни что-то спрашивает про мавров, курчавая голова мальчика почти задевает ветви над тропинкой. Саманта не может отвести глаз: широкая спина Алекса в потертой кожаной куртке и разноцветное пятно рубашки Джонни, сидящего у Алекса на плечах. Сердце то и дело замирает в груди – нет, не от счастья. Саманте хочется верить: ей просто не хватает дыхания.
Сегодня стыдно быть счастливой.
– Алекс, Алекс, что это? – кричит Джонни. – Здесь раньше был тайный ход?
Зеленая железная решетка закрывает лаз в крепостной стене – низкий свод, как раз в рост гномов или хоббитов. Впрочем, здесь все дверцы низенькие, да и местные жители едва достают Саманте до плеча.
В самом деле – горные гномы.
– Почти, – говорит Алекс. – Это ход к воде. Во время осады жителям нужно тайно выходить, поэтому в любой старой крепости есть такой лаз. Его еще называют «дверца предателя» – знаешь, почему?
– Потому что предатели пропускали через них врагов? – догадывается Джонни.
– Точно!
Мальчик победоносно улыбается, и Алекс проводит рукой по его курчавым волосам. Он Джонни как отец, думает Саманта.
Они идут по гребню стены, Джонни то и дело убегает вперед, заглядывает в бойницы, высовывает голову между зубцов. Саманта готова поспорить: себе под нос он тихонечко говорит пуф-пуф! бэнг-бэнг! бах-бах! или еще что-то бессмысленное – и только при ее приближении замолкает: мама не любит военных игр.
Почему у меня не девочка? – думает Саманта. – Насколько бы с ней было проще!
Они поднимаются на башню – кажется, самую высокую: Мавританский замок виден как на ладони, вокруг – зеленые холмы, городок у подножья. Где-то далеко – море.
– Ты знаешь, что это особенное место? – говорит сыну Саманта.
– Не-а.
– Это – самый край Европы. Можно сказать – самый край мира. Много столетий люди считали, что за океаном – волшебная зеленая страна. И думали, что после смерти их души отплывают из Серебристой Гавани в эту страну.
– В Америку???
– Глупыш, они не знали про Америку. Колумб ее еще не открыл. И, кстати, он тут как раз проплывал мимо, – и Саманта неуверенно машет рукой туда, где, как ей кажется, находится море.
– Ага, – говорит Джонни, – а индейцы, наверное, наоборот верили…
– Коренные американцы, – поправляет его Саманта. – Нет, они верили, что из-за океана приплывут боги. Но это другая история.
Ей не хочется сейчас говорить о покорении Америки, не хочется думать, с чего началась история ее страны.
– Жители Европы понимали, что смерть – это просто еще одно путешествие, – продолжает Саманта, – и мы пришли сюда, чтобы почувствовать здешнюю магию. Если сесть тихонько-тихонько и прислушаться, может быть, нам удастся немножко прикоснуться к древнему волшебству.
Саманта садится в лотос. Джонни устраивается рядом. Алекс спускается на несколько ступеней и закуривает. Даже прикрыв глаза, Саманта чувствует его скептический взгляд.
Может быть, поэтому ничего не выходит – или потому, что Джонни все время вертится, устраиваясь поудобней.
Вздохнув, Саманта встает: никакой магии. Только теплое солнце и крики туристов, поднимающихся по гребню стены.
Они обедают в кафе на главной площади Синтры. Одинокая пальма трепещет на фоне ослепительно-синего неба, несколько детей – смуглых и курчавых, как Джонни, – играют в догонялки на булыжной мостовой, парочка целуется на каменной скамье, древней, как сама любовь.
Треугольные зубцы на кровле дворца – не то гребень елового леса, не то подстриженные кусты английского парка.
Саманта просит низкорослого смуглого официанта принести что-нибудь без мяса.
– Бакаляу, – гордо говорит официант.
Саманта кивает, но Алекс спрашивает:
– О кэ и иссо?
Официант смотрит непонимающе, переспрашивает:
– Океисо? Нет океисо! Есть бакаляу!
– Бакаляу – что это? – говорит Алекс по-английски.
– А, о que é isso! – кивает официант и волнисто елозит рукой в воздухе: – Рыба, peixe, poisson.
– Нет, не надо, – тут же говорит Саманта. – Зеленый салат, салат вердо.
Уже восемь лет Саманта не ест мясо и рыбу. Не ест ничего, что было убито. Конечно, она не такая упертая, как Дениз: Саманте, например, все равно, что едят с ней за одним столом. Она даже ходит на барбекю к друзьям-мясоедам, ничего страшного. Главное – вовремя отвернуться и не смотреть, как капает кровь с решетки гриля.
Когда родился Джонни, Саманта сначала хотела растить его вегетарианцем, но потом решила: пусть это будет его собственный выбор, пусть сам решит, когда вырастет. Да и врачи говорят: маленьким детям полезно мясо.
Поэтому Джонни совсем не вегетарианец. Вот и сейчас он просит гамбургер, но Алекс говорит:
– Нет-нет, здесь мы будем есть бакаляу! Это уникальная еда. Можно сказать, волшебная.
За что мне такое счастье? думает Саманта. Он меня любит, любит моего сына. Наверно, я кажусь ему смешной – с моим вегетарианством, с отвращением к оружию… с моей верой в волшебство, в магию, в любовь.
Но ведь он все равно заботится о нас, правда?
Саманта трется щекой о теплую кожаную куртку Алекса, вдыхает его запах.
Дениз бы сказала: как ты можешь спать с мужчиной, который ест мертвых животных?
– А что это? – спрашивает Джонни, показывая на два огромных конуса, циклопическими башнями поднимающиеся над крышей дворца.
– Наверное, там наверху были смотровые площадки, – неуверенно говорит Саманта.
– Нет, милая, – поправляет Алекс, – это не башни, это трубы. Мы потом пойдем внутрь и всё увидим: там огромная кухня и два гигантских камина. В них жарились целые бычьи туши – а через трубы выходил дым.
– Ух ты! – говорит Джонни. – Целые туши! А скоро мы туда пойдем?
Он даже подпрыгивает от возбуждения. Ни минуты не может посидеть спокойно!
– Откуда ты все это знаешь? – спрашивает Саманта.
– Я читаю путеводитель, – отвечает Алекс. – Дурная привычка. Меня мама учила, что нужно много читать.
– Ты когда-нибудь познакомишь меня с твоей мамой? – говорит Саманта и прижимается к его плечу.
– Когда-нибудь, – отвечает Алекс. Его ладонь погружается в светлые волосы Саманты, взлохмаченные ветром, перепутанные, переплетенные, как ветви в джунглях.
Она говорит тихо-тихо, чтобы не сглазить:
– Здесь совершенно чудесно!
– Да, – кивает Алекс, – удачно, что мы застряли в Португалии.
– Как тебе не стыдно, – возмущается Саманта, – не смей так говорить!
Если бы не Алекс, они бы так и торчали в Лиссабоне. Когда стало ясно, что Америка закрыла воздушное пространство на неопределенный срок, он сказал: «Раз уж все так вышло, давай считать, что наш отпуск продлился на неделю. Ну, или на пять дней. Возьмем машину, поездим по Португалии. Здесь хотя бы не так много туристов, как в Риме. А когда все наладится – вернемся. Страна небольшая, пара часов – и мы снова тут. Просто еще одно путешествие».
