Аноним Кикиморра - О детях и прочей нечисти
Алэк весело поддакивает.
Затащив чемоданы и переодевшись в парадное, мы с Азаматом выходим на террасу глотнуть того самого холодненького, а то уж очень бабье лето в этом году удалось. Одновременно с нами на террасу из сада поднимается молодой человек сильно муданжской наружности, неся в руках коробку с саженцами. Нас он заметить не успевает, но чуть не роняет саженцы, уперевшись взглядом в Унгуца, который был занят изучением маминой коллекции облепих.
-- Унгуц?! -- выпаливает молодой человек.
-- Сычик?! -- не менее ошеломлённо отзывается Унгуц. Его и без того морщинистое лицо совсем складывается в сборочку, а глаза приобретают неестественный блеск. -- Мальчик мой, да ты совсем взрослый... Как же ты тут оказался?
-- Тот же вопрос к тебе, -- недоумённо говорит Сычик, ставя саженцы от греха подальше на широкий подоконник. -- Я-то у Ирмы-хон работаю в фирме, а вот что ты у неё в доме делаешь? Меня искал, что ли?
-- Нет, я думал, ты наёмничаешь где-то, -- мотает головой Унгуц. -- А я тут в свите Императора на переговоры прилетел, -- и кивает в сторону Азамата.
Тут парень наконец-то замечает нас. А мы при полном параде. Азамат всё порывался для общения с ЗС одеться по-земному, чтобы за варвара не считали, но мысль о нём в деловом костюме с галстуком сразу заставляла меня хохотать до икоты, так что решено было нарядиться в муданжском стиле, как подобает в такой ситуации -- золотое шитьё с камнями, тонна бус, цепочки в волосах и всё в таком духе. Сычик умудрился нас не заметить только потому, что мы стояли в тени, а если бы солнышко попало, мы бы горели, как ёлочки.
-- А-ахмад-хон? -- запинается парень, таращась на нам круглыми глазами. -- А... почему здесь?
-- Потому что Ирма -- моя мать, -- объясняю я, сама несколько в растерянности. -- А вы родственники, что ли?
-- Сыч -- внук Старейшины, двоюродный брат Ирих, -- поясняет мне Азамат, потом кивает Сычу. -- Да, ты знатно вырос, я тебя совсем маленьким последний раз видел. Ты меня и не помнишь, поди.
Сыч вытягивает вперёд голову, поскольку глаза уже больше вытаращить не может.
-- Дядя Байч-Харах?!
Тут к нам присоединяется моя маман с кувшином ледяного чая.
-- А, Сычик, ты мне подготовил саженцев на завтра? -- спрашивает она на ломаном муданжском.
Сыч молча кивает и указывает на коробку.
-- Ирма-хон, вы мне не говорили, что ваша дочь замужем за Императором Муданга, которого я ещё и знаю с детства, -- укоризненно замечает он.
Маман ставит кувшин и отмахивается.
-- Да ну вас, муданжцев, поди разбери, кому чего говорить -- не говорить. И потом, тебе-то он никто, ты ж не гражданин Муданга.
-- Как не гражданин? -- удивляется Унгуц. А я только соображаю, когда это мама успела так выучить муданжский, если даже всеобщий всю жизнь освоить не могла.
-- Ирма-хон мне выхлопотала земное гражданство, -- поясняет Сыч.
-- А как ты вообще сюда попал? -- интересуется Унгуц.
-- Как-как, гастарбайтером. Тут программу открыли, на четыре месяца можно приезжать на подработки, а то земляне все переквалифицированные, ручную работу делать некому. Вот я и приехал, занимался ремонтом домов. Ирме-хон вот эту террасу построил. Потом по мелочи в саду помогал. Ну и -- она решила меня оставить.
-- Ну, мам, ты даёшь, ни словом же не обмолвилась, -- укоряю я.
-- А чего я, отчитываться тебе должна? Ты себе завела муданжца, а я чем хуже? Сашка в другом городе, ты вообще в другой галактике, я что ли сама должна полы мыть во всём доме? Свои дети пользы не приносят, так хоть чужие.
-- Это не чужие, -- усмехается Азамат. -- Это тоже считай свои. Ну ладно, давай, Лиз, по стаканчику и пошли, не хотелось бы опоздать. Старейшина, вы тоже с нами, так что не расслабляйтесь, с Сычом ещё поболтаете.
-- Да уж, было бы интересно, -- соглашается Унгуц, поправляя парадный диль.
Мы с Азаматом, Ирнчином и обоими Старейшинами выгружаемся из казённой авиетки у парадного входа в здание Земного Союза. Азамату в дополнение к парадным одеяниям пришлось напялить Императорский венец -- меховую шапку в драгоценных камнях и с высоченным шпилем, который, конечно, не вписывается в дверной проём авиетки. Туда один Азамат-то не вписывается, чего уж там. Однако ему всё же удаётся не ударить в грязь лицом, и очень хорошо, потому что нас встречает толпа журналистов с камерами.
-- А как же закон о нефотографировании? -- тихо интересуюсь я.
Азамат пожимает плечами.
-- На Земле он не действует.
Нас выходят встречать какие-то незнакомые персонажи из ЗС. Не то чтобы я знала в лицо всех тамошних чиновников, но эти даже по новостям не примелькались. Азамат с ними учтиво здоровается за руку, тщательно скрывая дискомфорт -- для него этот обычай по-прежнему дикость. Я чувствую себя ряженой -- в муданжских декорациях с моей-то славянской физиономией, но стараюсь не показывать неловкости, улыбаюсь и позирую. Хоть маме будет картинка на стенку повесить.
В уютной просторной переговорной Азамат быстренько снимает венец и отдаёт Ирнчину на хранение. Старейшины рассаживаются по обе стороны от нас: Унгуц -- с любопытством подавшись вперёд, а Ажгдийдимидин, наоборот, отрешённо прикрыв глаза и покручивая перламутровый браслет на запястье. Всем нам выдаётся по гарнитуре с синхронным переводом, который нужен одному только Ажги-хяну, но дипломатия такая дипломатия.
Мы восседаем в торце длинного овального стола, и места за ним постепенно начинают заполняться разнообразными должностными лицами. Я узнаю одну африканку -- верховного комиссара по правам человека, затем араба -- советника по предупреждению геноцида, эти двое несколько лет назад то и дело маячили во всевозможных СМИ из-за продолжительного конфликта на Эспаге. Ещё одно знакомое лицо -- кто-то там по поддержанию биоразнообразия, рядом с ним несколько незнакомых, потом индиец по экономической помощи слаборазвитым нациям (он-то тут что забыл?), вот эта, кажется, шведка по гендерному вопросу, потом снова неизвестные товарищи, потом... Боже мой, что тут делает ректор моего мединститута?!
Долго страдать от непонимания мне не пришлось: нам раздают буклетики с краткой информацией обо всех присутствующих должностных лицах с фотографиями и занимаемыми постами, причём всеобщий продублирован осторожным муданжским переводом. Хм, оказывается, мой ректор продвинулся по службе и теперь занимается медицинской помощью всё тем же... слаборазвитым.
-- Такой список присутствующих, что я себя чувствую попрошайкой, -- усмехается Азамат. -- Ладно, надеюсь, они скоро поймут, что в большинстве сфер мы и сами с усами.
Наконец, когда все расселись, открываются двери лифта, и из них выезжает генеральный секретарь Земного Союза, маршал Ваткин собственной персоной. Его инвалидное кресло, исполненное в стиле стим-панк, оборудовано по последнему слову техники и помимо собственно двигательного оснащения имеет микрофон прямо сразу с динамиком, вентилятор, подогрев, телескопические опоры для подъёма на высоту стоящего человека и ещё какую-то установку, похожую на пушку для фейерверков. Возможно, с тех пор как мы с Сашкой это обсуждали, ещё чего-нибудь прикрутили и понаставили, просто я не в курсе.
Азамат смотрит на маршала, с трудом скрывая изумление. Он-то его видел только на видеоконференции, а лицо Ваткину как раз очень хорошо подлатали.
-- Неужели здесь, на Земле, не смогли его вылечить? -- шёпотом спрашивает он у меня.
-- Ему протезы ставить не на что, там надо всё тело пересаживать, а он не хочет, дескать, пусть его вид всем напоминает, что такое война, -- поясняю я.
Устроившись за столом, маршал обводит взглядом нашу делегацию, кивает Азамату, прищуривается на меня и даёт знак начинать.
С первыми словами приветственной речи заместителя мы получаем сюрприз, Унгуц даже не удерживается от громкого аханья -- синхронистом оказывается не кто иной как мой препод муданжского из колледжа, он же ученик Унгуца, Валентин. К счастью, кажется, никто не решает, что мы несерьёзно относимся к мероприятию, так что всё проходит чин по чину. Все наши высказывания для официальной части под камеру написаны заранее, выучены и отрепетированы, а моя ария вообще коротенькая и сводится к наблюдению "сколько всего не сделано, сколько всего ещё предстоит не сделать". Азамат, как всегда, красноречив, и говорит на настолько чистом и изящном всеобщем, что многие земляне позавидуют. Наши отвечают довольно общими фразами, и ближе к концу я начинаю всерьёз опасаться заснуть в прямом эфире.
Однако официальная часть всё же завершается, после чего мы все приглашаемся на неформально-банкетную часть в другом зале, куда уже не пускают репортёров, а значит, можно расслабиться и поговорить как живые люди.
-- Байч-Харах! -- громогласно окликает Азамата маршал, как только двери между залами закрываются. -- Наконец-то в реале! Я думал, помру раньше, чем ты вылезешь из экрана! Ну рассказывай, как жизнь. И как тебе удалось уломать свой дом престарелых сделать женщину министром.
