Аноним Кикиморра - О детях и прочей нечисти

-- Моцоги -- нет. Гуйхалахи возносил, конечно, правда, они лучше всего работают в моменты отчаянья, а мне, видимо, только казалось, что я до него дошёл. В целом я считал, что если уж боги решили меня изуродовать, просить их вернуть всё как было бессмысленно -- зачем-то же они это сделали. Алтонгирел тоже всё время твердил, что у всего есть своё значение, и что мы не можем предугадать высший замысел. Но это имеет смысл только если боги действительно планируют жизни людей. А я, страшно сказать, последнее время далеко не так в этом уверен... Так что, может, и правда имеет смысл попросить Умукх-хона...

-- О чём? -- раздаётся за спиной заинтересованный голос.

Мы подпрыгиваем с разворотом и упираемся взглядами в Умукха собственной персоной. Я вполне уверена, что он следом за нами не шёл, да и Азамат заметил бы, у него слух о-го-го.

Азамат неуверенно косится на меня -- ему, видимо, неловко просить за себя.

-- Да вот, мы тут подумали, -- поясняю я, -- раз уж вы бог целительства, может, вы бы подлатали Азамату физиономию? Ну, естественно, мы бы обряд провели, как полагается, дары там, все дела...

Умукх неожиданно спадает с лица и принимается махать на меня руками.

-- Не надо, пожалуйста, не надо, не просите! -- выпаливает он практически в панике. -- И ни в коем случае не проводите этот ужасный обряд!

-- Эмм... -- я кошусь на Азамата в надежде, что он что-нибудь объяснит, но он глядит на меня в такой же растерянности. -- Ладно, не переживайте так, мы не будем... Да не будем, не будем, обещаю!

Умукх перестаёт паниковать и расслабляется до полного раскисания -- как-то весь оседает, едва на ногах держится, и сутулость его уже граничит с горбатостью.

-- Спасибо, -- жалобно выдавливает он. И тут же быстро добавляет: -- И друзей всех попросите, чтобы они тоже ни-ни! Пожалуйста!

-- Хорошо-хорошо, -- заверяет Азамат, высоко подняв брови. -- А можно узнать, почему?

Умукх на секунду подвисает, потом кивает.

-- Да, конечно, люди всегда хотят знать причину... -- он задумывается. -- Это сложно. Но я попробую объяснить.

-- Давайте сядем за стол и побеседуем под завтрак, -- предлагает Азамат, балансируя тремя пиалами. Тон, в котором он разговаривает с Умукхом, всё больше напоминает тон, в котором он разговаривает с матушкой -- вроде и уважительно, и настойчиво, и даже немножко покровительственно. Умукх реагирует, как родной -- тут же послушно садится за стол и раскладывает свои пальцы-крючочки по краю столешницы. Он успевает съесть и выскрести содержимое своей пиалы прежде чем вспоминает, что собирался что-то рассказать.

-- Ах да, про целительство... -- вздыхает он, хлопая густыми белыми ресницами, как пушок на теле ночной бабочки, -- Тут такое дело... Понимаете, если обряд проведён правильно, я не могу отказать. То есть, это не в моей власти. Я обязательно должен выполнить просьбу и ничего не могу с этим поделать.

-- А вам это очень трудно? Или неприятно? -- пытается понять Азамат.

-- Нет, легко! -- мотает головой Умукх. -- Но это просителю жизни стоит.

Азамат моргает.

-- Что, всегда?

-- Угу, -- уныло кивает бог. -- А иногда не только просителю, а и ещё кому-нибудь из его близких... Случалось, что и целыми семьями... ой! -- он зажмуривается и остервенело мотает головой, стараясь отогнать неприятные воспоминания.

-- Ну а вы не можете их предупредить? -- ошеломлённо спрашиваю я, внутренне содрогаясь от мысли, что сама только что чуть не стала "просителем".

-- Конечно, я всегда предупреждаю! -- заверяет Умукх. -- Но люди думают, что так будет лучше, думают, что здоровье другого человека важнее их жизни, понимаете? Что это, как это называется... оправданная жертва. Но только лучше не бывает! Просителю-то что, умер -- и никаких проблем. А вот спасённые... Они потом всю жизнь маются, со всеми ссорятся, винят себя и других, а другие их обвиняют... Я не могу на это смотреть! -- он совсем закорючивается и утыкается подбородком в стол.

-- И так было во все времена? -- тоже ошарашенно спрашивает Азамат.

Умукх кивает.

-- Но раньше было лучше, -- добавляет он. -- Потому что я не понимал. Мне было всё равно. Попросили -- сделал. Меня только интересовало, чтобы обряд провели по всем правилам. А потом Ирлик дал мне разум. И теперь я каждый раз страдаю, -- его голос от напряжения срывается на писк. -- Я не хочу убивать людей. И ничем хорошим это никогда не кончается. Но они всё равно просят!

-- А вы не можете вместо жизни что-то другое брать? -- осторожно интересуюсь я. -- Ну или хотя бы животных, а не людей...

-- Я ничего не могу, -- вздыхает Умукх и вытягивает из-за пояса свою легендарную флейту. -- У меня есть только вот это. Если я на ней сыграю, она выдует жизнь из просителя, но излечит кого заказано. Я пытался что-нибудь с ней сделать, чтобы она работала по-другому, но ничего не выходит. А больше я ничего не умею. Я пытался помогать людям без флейты, но я только хуже делаю.

Он уныло постукивает флейтой по столу. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что она сделана из кости, скорее всего, птичьей, при этом довольно большая и украшена резными узорами.

-- А откуда она у вас? -- интересуется Азамат.

Умукх пожимает плечами.

-- Укун-Тингир говорит, что я её сам сделал. Но я этого не помню, Ирлик тоже. Она уверяет, что сама видела, но она может легко всё перепутать.

Он окидывает злополучный предмет печальным взглядом и снова убирает его за пояс. Потом немного приободряется и даже улыбается прежде чем снова заговорить.

-- Ирлик сказал, что земляне хотят изучить, как мы, боги, делаем всякое. Вот я и подумал, может быть, если я пойму, как всё это работает, и как устроены люди, может, тогда я смогу лечить без флейты?

-- Резонно, -- соглашаюсь я. -- Но на это уйдёт много времени.

-- Я бы с радостью отдал пару веков, чтобы только больше никогда не играть на ней, -- серьёзно говорит Умукх.

Мы с Азаматом понимающе киваем. Азамат немного колеблется, но всё же решается высказать свои соображения.

-- Умукх-хон... Не поймите меня неправильно, я очень уважаю землян, и вполне уверен, что исследователи, которые будут с Вами работать -- честные и добросовестные люди, но всё же... Возможно, не стоит рассказывать им о флейте и об этой проблеме. По крайней мере, первое время.

-- Ты думаешь, они захотят, чтобы я на ней сыграл? -- напрягается Умукх.

-- Не знаю насчёт этого, но, боюсь, как бы Вас не втянули в чужие игры. Понимаете, наука наукой, но за любой наукой стоит представитель власти, который может соблазниться использовать Вас в своих целях. В этом смысле, конечно, любое исследование с Вашим участием -- это соблазн, но флейта меня особенно беспокоит. Возможно, было бы лучше им её даже не показывать. Во всяком случае, пока не убедитесь, что никто не захочет превратить её в оружие.

Умукх широко раскрывает глаза.

-- Но я ведь только хочу помочь! Я не хочу, чтобы меня использовали во вред другим! Может, тогда лучше мне к ним и вовсе не ходить?

-- Умукх-хон, -- мягко говорит Азамат, пристально глядя ему в лицо. -- Вы очень добры к людям, и я совсем не хотел бы менять Ваше отношение. Я уверен, что в конечном итоге от исследований, в которых Вы собираетесь принять участие, выйдет польза и Вам, и нам, и землянам. Я просто прошу Вас быть осмотрительнее. Я постараюсь держать всё под контролем и присматривать за людьми, которые будут Вами заниматься, на случай если вдруг их цели -- не просто стремление к знанию. Но я не могу быть там с Вами каждый день и указывать, на какие вопросы отвечать, а на какие нет. Поэтому прошу Вас, для всеобщего блага, будьте осторожны. Вы же знаете, людям не всё и не всегда можно говорить.

Умукх, до сих пор слушавший немного растерянно, оживляется и понимающе кивает.

-- Да, это я знаю. Ирлик тоже всё время говорит, что надо сначала понять, что человек сделает, если ему скажешь, а потом уже решать, говорить или нет. О-ой, как сложно. Но надо умнеть, правда же? Иначе так совсем онасекомиться можно, -- улыбается он.

-- Онасекомиться? -- приподнимает бровь Азамат, из чего я делаю вывод, что это не просто редкое выражение.

-- Ирлик так говорит, -- пожимает плечами Умукх. -- Он говорит, если я не буду думать, то совсем онасекомлюсь. Я не знаю, что это, но, наверное, что-то неприятное.

-- Похоже, что так, -- соглашается Азамат.

-- Слушай! -- внезапно оживляется Умукх. -- У тебя ведь тут есть на корабле специальный человек, который безопасностью занимается?

-- Да, Ирнчин, -- кивает Азамат.

-- Вот, я ему тогда флейту отдам на хранение. Как ты думаешь, он проследит, чтобы на ней никто не играл?

Азамат на пару секунд задумывается, потом отвечает.

-- Полагаю, да. Пожалуй, из всех кого я знаю, он наиболее надёжный человек в этом отношении.

-- Отлично! -- радуется Умукх. -- Тогда я прямо сейчас пойду с ним поговорю, пока не забыл!

И, не позволяя слову разойтись с делом, он быстренько сворачивается, сжимается, уменьшается и с тонким жужжанием улетает из кухни.

Азамат провожает его задумчивым взглядом.

-- М-да, -- резюмирует он. -- Придётся Унгуцу отзывать тираж биографий богов и править. Не в комара он превращается, как во всех легендах написано, а в ктыря.