Владимир Соловьев - Эстетика. О поэтах. Стихи и проза
Дворяне
(перебивая его)
Нельзя ли покороче!Мы это всё читали.О бренном лишь металле,О займе нам нельзя лиНемедленно поведать.Мы все хотим обедать,Мы все хотим к Кюба!
Мещерский
Как? Разве главного я не сказал? А, ба!Избыток дум рождает многословье.Благословляй меня, дворянское сословье!Подписывайся впредь всегда на «Гражданин»:Врагов я победил, и совершил один,На что у многих не хватало мочи...
Дворяне
(перебивая)
Нельзя ли покороче!Мы это всё читали.О бренном лишь металле,О займе лишь нельзя лиНемедленно поведатьМы все хотим обедать,Мы все хотим к Кюба!
Мещерский
Извольте! вострублю, как судная труба.На основанье мудрого решеньяСовета высшего, а также понужденьяУж состоялось повеленье:В залог отныне банк беретБуквально всё: поношенный берет,Поля от шляп, поля поместий,Штаны, болота, чувство чести —Истлевший сей анахронизм,—Но вот что возбудить должно патриотизм:Дворянский банк в залог приемлет ваши души!Отсюда видно вам, сдерем какие кушиМы с сиволапых мужиков!Сентиментальность прочь! Святой девиз таков:Бери, закрыв глаза, заткнув плотнее ушиОт либеральной чуши!Закон прошел с немалым торжеством...Он, собственно, одобрен меньшинством,Но это всё равно! Дремали генералы,С улыбкой жалкою былые либералыБезмолвно слушали, дрожа за свой оклад,А некий муж из них, с охотою большоюЗагладить прошлое, поправку внес в доклад,Усильно требуя, чтоб, наравне с душою,И право на бессмертие в залогБез всяких оговорок принималось.Для смет строительных то новый был предлог.Во исполнение закона оставалось,Чтоб делом увенчать прекрасных слов потокИ поддержать устои вековые,—Для душ устроить кладовые.И под моим лучом возникла, как цветокНа удобренной почве, лотерея.Спешите ж, господа, спешите поскорееИ души заложить, и всё, car mon avis:[47]Лови, лови часы любви!
Дворяне восторженно благодарят Мещерского и, кланяясь, ударяют своими столбами по его голове, откуда исходит звук, как бы из медного сосуда, наполненною торичеллиевою пустотою. Одновременно раздаются трубные звуки. Атмосфера комнаты постепенно насыщается «духом старины»[48], образовавшиеся пары сгущаются под потолком в облако, из которого показывается фигура капитана Борозды[49] и благословляет присутствующих.
Дворяне
Благословил нас Борозда,Держитесь крепко, дружно.Мы все – птенцы его гнезда,—Нам всем лишь денег нужно.[50]Мужичьих душ лишили нас,А мы по христианствуСвои отдать хотим сейчас —Честь русскому дворянству!В иные, новые браздыСвое мы семя кинемИ выше знамя БороздыНад Родиной поднимемКак обернулася судьба!Как вывез бог нас русский!Теперь скорей, скорей к Кюба!Пора, пора к закуске!
Уходят, слегка канканируя. Входит старый сторож. Сперва останавливаечся в недоумении, потом плюет, крестится и отворяет форточку.
Сторож
Уж где Мещерский побывал —Святых вон,– а ведь барин!Такого духу не пущалИ сам Фаддей Булгарин.
Сцена вторая
По прошествии месяца Собрание заемщиков дворянского банка. На эстраде новоназначенный член Совета Дворянского Банка А.П. Саломон, имея в левой руке сторублевую бумажку.
Саломон
(читает)
Вследствие представления г. Управляющего Дворянским Банком, гр. Голенищева-Кутузова, за № 10337, г. министр финансов, принимая во внимание, что все кладовые банка переполнены заложенными дворянскими душами, а равно и залоговыми на бессмертие свидетельствами; принимая далее во внимание, что дворянская душа – товар нежный, легко предающийся тлению и приходящий в совершенную негодность, предложил прекратить дальнейший прием душ, а равно и на бессмертие свидетельств; остающуюся в банке свободную личность предоставить г.г. заемщикам как последнюю льготную ссуду без залога и процентов.
Г.г. дворяне! в банке имеется свободного капитала ровно сто рублей кредитных...
Дворяне устремляются к Саломону, чтобы перехватить радужную, но пришедшими в движение столбами преграждают друг другу дорогу и приходят в замешательство. Саломон поспешно убегает, потрясая спасенною сторублевкою. Дворяне бросают столбы и поднимают руки к небу.
Дворяне
Нас вдохновил Мещерский:Мы стали смелы, дерзки,И вам, бунтовщики,Мы не хотим дать спуску:Кутузова – в кутузку,Et nous verrons qui – qui.[51]Мы у него поищемРублей за голенищем!Друзья! нам дан предлог.Дворяне и дворянки!Скорее шарить в Банке!Валяйте! С нами бог!
Дворянин
(восторженный)
Мы тридцать лет терпели!Теперь совсем у цели!Держитесь, господа!
Дворянин
(скептик)
Мещерский неужелиИ в этом важном делеПопал, да не туда?
Являются сторожа со швабрами и выгоняют вон всех дворян.
Старый сторож
(solo[52] вздыхая и качая головой)
Я богу благодаренЗа то, что я не барин.
1 сентября 1891
На заре туманной юности...
(Р а з с к а з ъ.)
____
«Русская Мысль». Май. 1892.
Всю эту ночь я провелъ безъ сна. Но больная фантазiя не вызывала передо мною, какъ это обыкновенно бываетъ, безсвязныя тени былыхъ и небывалыхъ сценъ и событiй въ пестрыхъ и неожиданныхъ сочетанiяхъ. Этотъ разъ въ моемъ безсонномъ бреде были связь и единство. Все съ большею и большею ясностью вставалъ передо мною непрерывный рядъ подробностей одного дав–няго и, казалось, совершенно забытаго происшествiя. Хотя этотъ случай имелъ совершенно ничтожное начало, но конецъ его оставилъ глубокiй следъ въ моей внутренней жизни. Я радъ, что болезненное воспоминаше возвратило мне теперь все эти подробности, и спешу записать ихъ, пока оне передо мною.
I.
Мне было тогда 19 летъ, это было въ конце мая, я только что перешелъ на последнiй курсъ университета и ехалъ изъ Москвы въ Харьковъ, где долженъ былъ иметь чрезвычайно важное объясненiе съ одною своею кузиной, къ которой я уже давно, месяца три или четыре, питалъ нежную и весьма возвышенную любовь. Ради нея я решилъ сделать большой крюкъ, такъ какъ настоящая цель моего путешествiя находилась въ киргизскихъ степяхъ, где я намеревался возстановлять кумыснымъ леченiемъ свой организмъ, сильно разстроенный отъ неумереннаго употребленiя немецкихъ книгъ.
Я селъ въ вагонъ 2–го класса. Въ другомъ углу того же сквозного вагона поместилась молодая белокурая дама въ светло–серомъ дорожномъ платье. Она ласково и весело разговаривала съ тремя провожавшими ее мужчинами, и когда поездъ тронулся, долго кивала имъ изъ окошка и махала платкомъ.
Между смежными отделенiями вагона была только низенькая перегородка, черезъ которую я могъ свободно разглядывать свою vis–а-vis, чемъ я и занялся, такъ какъ ничего более интереснаго въ вагоне не находилось. Она была небольшого роста, худенькая и очень стройная. Лицо у нея было далеко не красиво, съ неправилышмъ носомъ и широкимъ ртомъ. Но когда она ласково взглядывала своими светлыми глазами, это некрасивое и простое лицо становилось чрезвычайно привлекательнымъ. Не то, чтобы ея взглядъ былъ особенно выразителенъ, но въ немъ было что‑то более глубокое, чемъ мысль, какой‑то тихiй светъ безъ огня и блеска. Эти глаза привлекли и заинтересовали меня съ перваго взгляда. Заметилъ я также ея густые пепельные волосы. Мне показалось, что и она часто на меня взглядывала съ благосклонною и ободряющею улыбкой, при чемъ я, разумеется, принималъ мечтательный и разочарованный видъ. Но заговорить я съ нею не решался, отчасти потому, что и неудобно было черезъ перегородку, а еще более потому, что при всемъ своемъ гордомъ виде былъ до крайности робокъ, и взглядъ любой женщины могъ произвести во мне замиранiе сердца и онеменiе языка.
