Озарение - Гурвич Владимир Моисеевич
— С тобой трахнуться. Я рад, что она мне отказала. Ты посимпатичней будешь.
— Ты уверен? — насмешливо скривила губы Дана. На самом деле, она была польщена.
— Докладываю, у меня сто процентное зрение, недавно проверял. И я вижу, что ты намного симпатичней. Так что я нисколько не прогадал, что не удалось с той потрахаться.
— Если мне память не изменяет, ни о чем таком мы не договаривались, — заметила Дана.
— Так, договоримся, — уверено проговорил Юлий.
Ушедшие на перерыв музыканты вновь появились на сцене, и по ресторану во всю мощь колонок загрохотала музыка.
— Пойдем танцевать, — пригласил Юлий.
— Пойдем, — согласилась Дана.
Следующие полчаса они непрерывно танцевали. Юлий оказался прекрасным партнером, чувство ритма у него явно было врожденным, к тому же он обладал богатой фантазией, и Дана получала огромное удовольствие от танцев с ним. И когда зазвучала, наконец, медленная мелодия, она прижалась к нему всем телом. И ощутила, как откликнулось на это ее телодвижение мужское естество его партнера.
Вспыхнувшее желание было таким сильным, что оно буквально терзало ее тело.
— Хочу с тобой трахаться, — прошептала она ему на ухо.
Юлий посмотрел на нее и кивнул головой, словно тем самым подтверждая, что ничего другого он и не ждал.
— У тебя место есть? — спросил он.
— Да.
— Тогда чего мы тут делаем, — произнес он. — Пойдем.
— Сначала надо расплатиться, — засмеялась Дана. Эта его готовность откликнуться на ее порыв, ее жутко возбуждала.
— Постой тут, — сказал Юлий.
Он направился к обслуживающему их официанту, что-то ему сказал, услышал ответ, достал их кармана купюры и вложил в ему ладонь. Затем Юлий похлопал его по плечу и направился к Дане, довольно бесцеремонно расталкивая танцующих.
— Я заплатил за нас двоих. Идем, — схватил Юлий Дану за руку.
Вместе они вышли на улицу. Послу душного ресторана здесь было особенно приятно.
— Далеко идти? — поинтересовался Юлий.
— Десять минут.
— Это хорошо. Больше бы я не выдержал?
— А что тогда бы было?
— Трахнул тебя где-нибудь здесь.
— У тебя был такой опыт?
Юлий удивленно покосился на нее.
— Конечно. А у тебя что не было?
— На улице — нет.
— Хочешь, сейчас появится.
Дана на мгновение задумалась: а не стоит ли, в самом деле, обогатиться таким опытом?
— Как-нибудь в другой раз, — отказалась она.
— Не пожалеешь?
— Пойму со временем. А ты не боишься с первой встречной?
— Для этого есть презерватив. Слышала о таком?
— Что-то слышала. А если его нет?
— У меня всегда есть. Надо быть готовым к любым неожиданностям.
— Ты предусмотрительный.
— Просто не хочу подохнуть от СПИДа. Как-то не привлекает.
— Меня — тоже.
— Значит, останемся живы, — констатировал Юлий. — Далеко еще?
— Пришли. Вот мой подъезд.
Юлий оглядел обычный панельный дом.
— Как ты живешь в таком убожестве? Терпеть не могу эти безликие дома.
— Ты пришел сюда трахаться или обсуждать архитектуру? — Дана открыла ключом дверь в подъезд. — Ты идешь?
25
Дана нисколько не сомневалась, что едва за ними закроется дверь ее квартиры-студии, как они тут же бросятся в объятия друг друга. Но события неожиданно для нее стали развиваться по другому сценарию. Юлий, завидев картины, стал их рассматривать. Причем, так глубоко ушел в это свое занятие, что Дане стало казаться, что он напрочь забыл о том, что она находится рядом и ждет от него совсем других действий.
Юлий внимательно разглядывал полотна, некоторым он посвящал всего несколько мгновений, перед другими стоял довольно долго. Дана, как привязанная следовала за ним от картины к картине, при этом ее нетерпение возрастало в геометрической прогрессии. Вот она уж не ожидала, что он такой большой любитель живописи; по нему этого не скажешь.
Внезапно он резко обернулся к ней.
— Твои? — спросил он.
— Мои, — ответила Дана.
— Художница?
— Да.
— Понятно.
— Что тебе понятно? — не без раздражения поинтересовалась она.
— Твой стиль, твоя манера…
— Не понравилось?
— Почему же, одна картина понравилась.
Дану захлестнула обида — тоже мне знаток.
— И какая же?
Юлий показал рукой на одно полотно. Это была даже не картина, а скорей этюд к ней. Дана написала его после посещения мастерской Нефедова под мощным воздействием его творчества. То был скорей просто некий порыв, который вдруг возник в ней, и которой она зафиксировала на холсте. Она и сама точно не представляла, что хотела изобразить, это были неясные даже не образы, а скорей цветовые гаммы, которые казались сами ложились на холст.
Весь ее порыв длился не больше часа, он выдохся так же внезапно, как и возник. И больше она к этой работе не только не возвращалась, но даже не смотрела на нее. Прислонила обратной стороной к стенке — и забыла о ней. Удивительно, как он ее нашел и разглядел.
Дана даже забыла на время о сексе, о котором беспрерывно думала с момента своего знакомства с Юлием. Ее заинтересовало, почему из всех картин он обратил внимание именно на эту, которая к тому же представляла собой всего лишь набросок? В этом, по ее мнению заключался какой-то непонятный парадокс.
— Чем же эта картина тебя привлекла? — спросила она.
Его ответ удивил ее.
— У тебя хорошая школа, но все чересчур выверено. Ты глядишь на все со стороны, не приникаешь вовнутрь. А потому сначала посмотришь, вроде бы хорошо, а потом становится скучно.
— А чем отличается эта картина?
Юлий задумчиво посмотрел на Дану.
— В ней как раз есть то, чего нет в других, — экспрессия. Ты вся поглощена ею. Я понял, чем ты тут занимаешься, ты трахаешься.
— Трахаюсь! — изумилась Дана. Она вдруг вспомнила, что когда писала эту картину, то в какой-то момент ощутила сексуальное вожделение. Правда, оно быстро прошло, но ведь все же возникло! Выходит, он прав.
— И с кем я тут трахаюсь? — спросила она.
— Откуда мне знать, — пожал плечами Юлий. — Да и какая разница. Главное, что трахаешься. Все остальное не важно.
— И откуда у тебя такие тонкие познания в живописи? — поинтересовалась Дана.
— Я пять лет ходил в художественную школу.
— И что потом?
— Потом я ее бросил.
— Почему?
— Надоело. Я и музыкой занимался — тоже бросил.
— Ты все бросаешь?
— Все, что не мое.
— Что же твое?
— Мне нравятся машины, я занимаюсь автогонками. Когда мчишься на огромной скорости, то, кажется, что перемещаешься в другое измерение.
— И что за измерение?
— Понятие не имею, просто другое. Зачем мне знать, какое, если хватает ощущений. Не надо им мешать.
— Не будем, — согласилась Дана.
Юлий вплотную приблизился к Дане.
— Трахаемся?
— Трахаемся.
26
Дана не понимала, что с ней происходит, она вообще не могла ничего понять, потому что с какого-то момента перестала существовать. Она летела куда-то ввысь, впрочем, было бы неправильно говорить, что это она летела, это был какой-то клубок из небывалых ощущений. Невиданный поток наслаждения поднимал ее вверх, делал абсолютно невесомой, позволял перемещаться по какому-то мерцающему всеми существующими в мире цветами и оттенками пространству. Такой фантастической красоты Дана еще не видела; то была картина, которую невозможно было вообразить. Но она существовала в реальности, хотя, что это была за реальность, постичь не было ни какой возможности. Да и зачем, когда можно было просто наблюдать за этим невероятным великолепием. Такое зрелище дается лишь раз в жизни, каким-то невероятным чудом пробилась на мгновение мысль, и тут же исчезла, словно бы и не появлялась.
Дана вдруг обнаружила, что эта фантасмагория начинает тускнеть, затем она исчезла со всем, а все пространство, где только что переливались цвета, где возникали какие-то странные фигуры, ежесекундно меняющие свою конфигурацию, целиком затопила непроницаемая темнота.
