Вячеслав Миронов - День курсанта
Вот и Олег, освоив бегло матерный на узбекском, стал его переводить на русский матерный. Бадалов старательно переводил Кулиеву, тот повторял. Алтухов и окружающие покатывались со смеху, корректировали Кулиева. Оказалось, что русский матерный имеет больше оттенков и интерпретаций, чем узбекский. А уже после витиеватую фразу с матерного, могущую обозначать многое, адаптировали к предметам, понятиям, действиям на русском. Многим во взводе это понравилось, и они активно включились в процесс обучения русскому.
Плюс знание некоторых слов узбекского позволяло общаться в присутствии других, так, чтобы они не понимали смысла. Слова «бар» — есть, «ек» — нет. Например, «сигарета бар?» (сигарета есть?). «Сигарета ек, спичка бар» (сигареты нет, спички есть).
И еще выражение, аналогичное русскому «договорились» — «хоп майли».
Эти выражения надолго и органично вошли в лексикон сорок второй роты.
Что сближает, сплачивает коллектив? Правильно — ненависть. Ненависть к армейскому тупизму, долбоебизму. И срывались на своих же. Если кто-то сбивался с ноги при повороте, то все подразделение и все снова. Как в школе меня на уроке немецкого: «alle immer wieder von neuem», что примерно означало «все вместе, все сначала».
А были у нас курсанты, которые сбивались с ноги. Часто доставалось долговязому Матвееву («Моте»), высокий, добродушный парень из кемеровских, мухи не обидит, но что у него, что у Полянцева («Поляна»), как в анекдоте про жирафа, доходит только на третьи сутки. Наверное, у многих высоких людей прохождение сигнальных команд тормозится. Где-то посередине. Вот они тормозят сами и весь строй, вызывая недовольное шипение товарищей.
— Мотя — козел!
— Поляна, это тебе не в тайге шариться!
Особенно был горяч и востер на язык Андрюха Гуров («Гурыч»).
— Мотя, я тебя после отбоя буду дрочить строевой подготовкой, будешь у меня ломать плац каблуками, пока не научишься четко поворачиваться. Из-за вас, гидроцефалов, с Поляной, мы зависаем! Хотя, могли бы уже курить бамбук! (т. е. отдыхать, ничего не делать). Шланги ебаные! Жирафы длиннохвостые! Макаки сумчатые!
И вот снова на исходную, и отрабатываем строевую подготовку в составе отделений, взвода. До ротной «коробки» мы пока не доросли. Глядя на другие взвода, понимаем, что не мы одни такие тормоза. У них тоже бывает кто в лес, а кто по дрова.
Спустя годы службы я сам занимался строевой подготовкой с личным составом, как с молодым пополнением, так и со старослужащим. Чтобы управлять личным составом, он должен быть сплоченным. А что зачастую сплачивает малознакомых людей? Правильно — ненависть, злость. В том числе и к командиру. А когда все, как единый организм сплочен, объединен одной целью, тогда он управляем, и можно решать задачи, в том числе и боевые.
Но тогда, в далеком августе 1984 года, я не думал об этом, тщательно отрабатывая строевые приемы. Моя задача была тогда — не уронить своего лица перед своими подчиненными, моими товарищами. Чтобы никто не говорил, что замкомвзвода — гризда нестроевая, ходит как чмо. Чтобы что-то требовать от людей в армии, ты должен делать это сам.
Отец меня учил. Чем отличается командир от замполита? Командир говорит: «Делай как я!». Замполит: «Делай, как я сказал!»
И поэтому, постигая военную жизнь, приходилось стирать каблуки об асфальт плаца.
Снова одиночная подготовка.
Спина уже болит, нога предательски сгибается в колене, когда ее держишь на весу. Куртка уже темная на плечах от пота, да и подворотничек, хоть и не вижу своего, сужу по товарищам, тоже далеко не первой свежести.
Вертков останавливает занятия, подходит к Пинькину Олегу:
— Товарищ курсант, что у вас в кармане?
Олег краснеет. У него в кармане брюк оттопыривается что-то.
— Ничего, товарищ капитан!
Олег имеет очень белый цвет кожи и голова белобрысая. Очень легко краснеет, когда злится, смущается, волнуется.
— Доставайте, товарищ курсант.
Пинькин полез в карман и достал два куска белого хлеба.
Мы все ахнули.
— Пиздец тебе, Пенек!
— Гад!
— Чмо!
— Гондон!
— Сука!
— Голоданец! (презрительное от «голодающего»)
Вполголоса все матерились. Категорически запрещено было забирать пищу из столовой. От этого и понос, и паразиты. Дизентерия и прочие прелести пищевых отравлений. Но есть хотелось постоянно.
А вот за такие «шалости» полагалось наказание. И все его знали. Ладно, у него два куска, а не больше.
— Внимание! Сорок вторая рота! — Вертков повысил голос, чтобы его слышал весь плац — Упор лежа принять!
Все исполнили команду, только барабанщики стояли столбами. Капитан посмотрел на них.
— Барабанщиков тоже касается! Барабаны снять! Упор лежа принять!
Те неохотно проделали это. Отжимание. Кому охота! Я успел сдернуть пилотку и засунуть сзади под поясной ремень. Некоторые решили отжиматься в головных уборах. Они падали. Кто-то пытался, стоя на одной руке, поднять ее и спрятать под ремень. Многие же просто с сожалением смотрели на свою пилотку, лежащую на земле. Если не удастся ее отряхнуть от пыли, то вечером придется стирать ее. Неприятное занятие это в ледяной воде. Просушить ее толком негде, она же многослойная, а утром нужно стоять на утреннем осмотре в уже чистой и выглаженной. А с утюгами, как известно — проблема. Так что во всем виноват Пинькин!
— Старшина, командуйте! А вы, курсант Пинькин, ешьте хлеб!
Бударацкий рад стараться:
— Раз! Руки согнуть! Грудь касается асфальта! Так, кто там не полностью сгибает руки! Кто сачкует! Ждем. Вся рота ждет!
Мочи уже нет терпеть. Руки забились кровью, еще немного и многие повалятся на землю. Спина в пояснице проваливается вниз. Сука, Пенек!
Старшина неспешно ходит по плацу. Пинькин давится, заталкивает хлеб в рот. Но после строевой подготовки, да когда еще волнуешься и физически ощущаешь на себе ненависть твоих сослуживцев, корчащихся на пыльном асфальте, то как-то кусок хлеба не очень-то лезет в горло. В горле все пересохло у Пинькина от волнения. Слюны нет. Воды нет. Один кусок хлеба во рту кажется буханкой. А их два!
Вертков внимательно следит, чтобы Пинькин глотал, а не прятал, как хомяк, за щекой.
Бударацкий не спеша командует:
— Делай два! Раз! Ниже! Ниже, я сказал! Два! Раз! Два!
Некоторые злобно громко шипят:
— Пинькин — козел!
— Будешь жрать весь хлеб, что после ужина за батальоном останется!
Бударацкий, прохаживаясь между отжимающимися:
— Разговорчики в строю! Раз! Два! Что не доходит через голову, будет доходить через руки и ноги. Через конечности, одним словом. Раз! Два! Раз! Два!
— Сам ты — конечность! — неподалеку пыхтит Женя Данданов («Даныч»).
— Пенек! Жри скорее!
Ну, вот Пинькин проглотил хлеб. И стоит красный, как вареный рак. Кажется, что у него из ушей повалит пар.
Вертков командует:
— Закончить упражнение! Встать! Заправиться!
Все вскочили, отряхивают руки. Ладони грязные, все в мелких ямках. Кто-то порезался о небольшие острые камни. Многие тщательно отряхивают упавшие пилотки и многие тихо шипят на Пинькина, обещая ему веселую жизнь. Например, устроить «темную». Темная — это когда набрасывают одеяло на голову и бьют так, чтоб не оставлять синяков. Например, сиденьем армейского тяжеленного табурета. И кому устраивают такое побоище, не видит своих обидчиков. Иди потом жалуйся, пусть потом разбираются, кто тебя бил. Не видел никого. Ну, а стукачей не жалуют в армии. Они стоят почти на том же уровне, что и воры. Но никому в роте еще не устраивали «темную». Только обещали.
Есть в курсантских правилах общежития еще одна неписаная «казнь». Ночью аккуратно выносят койку со спящим в туалет. Это для воров или доказанных стукачей. В столовой с такими не сидят за одним столом. С древних времен с товарищами готовы были делить кров, пищу. И даже чоканье бокалами, кубками, стопками тоже древний обычай. Вино переливалось из кубка в кубок, смешивалось, подчеркивало, что оно не отравлено. Высшая степень доверия. А когда отказываются жить под одной крышей и питаться вместе — бойкот. Человек становится изгоем. А в мужском замкнутом коллективе сложно прожить изгоем.
Ну, а Пинькин просто разозлил всех, настроил против себя. На гражданке дал бы по морде. А вот в армии так нельзя. Надо себя переделывать.
Все это читалось не только в моих глазах, но и у остальной роты. Многие ворчали угрозы в адрес Пинькина.
Потом была учеба. Длительная, изнурительная. Казалось, что вот эта долбежка-зубрежка уставов сможет свести кого угодно с ума. И кто это только придумал? Строевая подготовка. Защита от оружия массового поражения… Это же вообще садист-извращенец придумал! Команда «Газы!» Выдохнуть, зажмуриться, нащупать противогаз, выдернуть оттуда маску, правильно одеть маску. Одевать нужно не как треух на голову, а сначала натянуть на подбородок, а потом уже на черепную коробку, резко выдохнуть, открыть глаза, надеть пилотку на резину, которая обтягивала голову.
