Гийом Мюссо - Спаси меня
Вне себя от бешенства, он ворвался в маленькую комнату, примыкавшую к залу для допросов, и нажал кнопку, чтобы включить зеркало, сквозь которое можно было наблюдать за соседним помещением, оставаясь невидимым. Зеркало занимало половину стены, и Ди Ново увидел девушку, сидевшую на табурете. Она была в наручниках, очень бледная, с блуждающим взглядом. Она смотрела в пустоту, словно не понимала, что с ней произошло. Ди Ново пристально наблюдал за ней, потом сверился со своими записями. Ее звали Жюльет Бомон. Полицейские из аэропорта имени Дж. Кеннеди арестовали ее прошлой ночью, сразу после того, как произошла авиакатастрофа. В рапорте сообщалось, что девушка потребовала выпустить ее из самолета за несколько минут до взлета. Ее поведение привлекло внимание сотрудников таможни и иммиграционной службы, и они задержали ее, чтобы провести повторный досмотр. Обычная проверка — несколько более тщательная, чем раньше, что было вызвано необходимостью усилить меры безопасности после недавних терактов, — вскоре превратилась в полицейский допрос по всей форме. Во-первых, потому, что француженка отказалась сотрудничать. Она заявила, что торопилась встретиться с другом, и больше ничего от нее не смогли добиться, более того, она агрессивно вела себя по отношению к силам правопорядка. Такое поведение является грубым нарушением закона, если речь идет об американце, и абсолютно недопустимо со стороны иностранца.
Но и это еще не все. При более внимательной проверке паспорта выяснилось, что задержанная подделала дату визы. Всего этого было более чем достаточно, чтобы отправить ее в полицейский участок.
— Снять с нее наручники? — спросил дежурный полицейский.
— Не стоит, — ответил Ди Ново.
— Вы уверены?
— Да!
Сразу после катастрофы поступило сообщение, что власти собираются закрыть метро и перекрыть все мосты и туннели, опасаясь новой атаки террористов. Но городские власти не поддались панике, и сегодня утром версия теракта уже не рассматривалась.
Ди Ново тоже не верил в то, что это дело рук террористов, но он ненавидел предателей-французов[20] и ни за что не упустил бы возможности преподать хороший урок этой девушке. Он по опыту знал, что если правильно взяться за дело, то арестованный признается в чем угодно. А Франк знал, как взяться за дело. Кроме того, у него была полная свобода действий: лейтенант Родригес, руководивший 21-м участком, получил несколько дней отпуска в связи со смертью жены, скончавшейся после продолжительной болезни.
Перед тем как войти в зал для допросов, Ди Ново принял две таблетки бета-блокаторов,[21] чтобы успокоиться.
— Здравствуйте, мадемуазель Бомон. Надеюсь, что мы с вами найдем общий язык. Для вашего же блага…
Его лицо исказилось гримасой. Видимо, он пытался улыбнуться, но это у него плохо получилось.
Предварительный арест может длиться семьдесят два часа. У него полно времени. Через несколько часов она расскажет ему все, и даже больше.
— Начнем с самого начала, — сказал он, положив руки перед собой на стол. — Почему вы покинули самолет за несколько минут до взлета?
Жюльет открыла рот, но не издала ни звука. Она едва видела полицейского, который сидел напротив и о чем-то спросил ее. Она была в шоке. И в голове у нее без конца крутилась одна-единственная фраза, повторяясь с каждым ударом сердца.
«Я жива.
Я жива.
Я жива…»
А другой голос кричал ей, что она не должна была остаться в живых.
12
Между нами и… небом — только жизнь, самая хрупкая вещь на свете.
ПаскальПонедельник, вторая половина дня,
Северная часть Центрального парка
Сэм Гэллоуэй медленно шел через парк по дорожке, посыпанной гравием. Сегодня утром он впервые после смерти жены позвонил в больницу и сказал, что не придет на работу. Как и год назад, он остался дома, раздавленный горем и чувством вины. Две женщины, которых он любил, мертвы, и все из-за него. Его мозг кипел, как лава в кратере вулкана. Вихри воспоминаний и противоречивых мыслей проносились в сознании. На работе он ежедневно сталкивался со смертью, но на этот раз чувствовал себя совершенно потерянным.
Сэм надел капюшон, чтобы спрятаться от колючего ледяного ветра. Час назад он решил выйти подышать свежим воздухом, чтобы окончательно не сойти с ума. Он наивно полагал, что после пробежки ему станет легче.
Но ничего не вышло.
Около баскетбольных площадок он остановился, чтобы отдышаться. Площадки были еще покрыты инеем, и вокруг не было ни души. В такой холод фанаты Джордана сидели по домам.
Сэм толкнул решетчатую калитку площадки, вошел и рухнул на скамью. Судорога свела ногу. Он сел и уронил голову на руки. Он дрожал от боли и усталости. Три дня он почти не спал, голова кружилась. Почувствовав острую боль в груди, Сэм вдруг вспомнил, что уже сутки ничего не ел, в желудке начались спазмы. Он попытался дышать размеренно, но не мог сделать вдох.
«Я задыхаюсь!»
В глазах помутилось. Будто сквозь толстый слой ваты он услышал, как скрипнула калитка. Холодный воздух обжег легкие. Он наклонился вперед, словно его должно было вот-вот стошнить.
Ему необходимо что-то выпить, и немедленно!
— Кофе?
Сэм поднял голову. Перед ним стояла темноволосая женщина спортивного сложения в джинсах и кожаной куртке. Открытый взгляд, решительное выражение лица, по которому невозможно определить, сколько ей лет, зеленые миндалевидные глаза — она была очень похожа на женщин с картин Модильяни.
Как это ей удалось подойти так незаметно? И почему она протягивает ему один из двух картонных стаканчиков из «Старбакса», которые держит в руках?
— Ничего, я в порядке, — попытался сказать Сэм, но отчаянно закашлялся.
— Давайте же, — настаивала она. — Я купила на двоих.
Сэм едва ли не против своей воли взял картонный стакан, который протягивала незнакомка. Горячий кофе помог ему прийти в себя и согреться. Кашель прошел. Но в тот момент, когда женщина наклонилась к нему, полы ее куртки разошлись и Сэм увидел кобуру.
«Коп!»
Сэм всегда узнавал их. Это был почти инстинкт, вторая натура. Детство, проведенное на улице, не проходит даром. В квартале, где он когда-то жил, люди терпеть не могли полицейских. И это еще мягко сказано. Любое их вмешательство не только не помогало, но и усугубляло царивший на улицах беспредел. Сэм сменил среду, но так и не избавился от подозрительности по отношению к служителям порядка. Он поклялся себе, что если когда-нибудь у него возникнут серьезные неприятности, то полиция будет последним местом, куда он придет за помощью.
— Можно сесть рядом? — спросила женщина.
— Пожалуйста, — настороженно ответил Сэм.
Она заметила, что он непроизвольно отодвинулся от нее, и поняла, что он заметил револьвер. И решила представиться раньше, чем собиралась.
— Меня зовут Грейс Костелло. Я детектив из тридцать шестого округа, — сказала она, показывая свой значок.
На металлической бляхе блеснули полоски и буквы — NYPD.[22]
— Вы патрулируете этот район? — с деланым безразличием спросил Сэм.
— Нет, я ждала тут кое-кого.
Грейс помолчала несколько секунд и продолжила:
— Мужчину.
— Мне очень жаль, что я выпил его кофе, — извинился Сэм, поднимая полупустой стакан.
— Думаю, он не рассердится.
В ее глазах мелькнуло странное выражение, и Сэму оно не понравилось. В нем была какая-то скрытая угроза, которую он воспринял как сигнал не задерживаться тут. И вскочил на ноги.
— Ну что же, до свидания. Надеюсь, ваш друг скоро придет…
— Он уже здесь. И это не друг.
Позже Сэм не раз думал, что все могло выйти совершенно иначе, если бы он не сел в полдень на эту скамью. Но в глубине души он прекрасно знал, что Грейс Костелло нашла бы его где угодно. И все, что произошло дальше, произошло бы в любом случае.
— Что вы хотите сказать?
— Я пришла поговорить с вами, доктор.
Сэм нахмурился. Откуда она знает, что он…
Вместо ответа Грейс указала на спортивную куртку, в которую был одет Сэм. На кармане была неброская вышивка: герб бейсбольной команды больницы Святого Матфея.
— Меня зовут Сэм Гэллоуэй, — сказал Сэм, раздраженный тем, что вынужден продолжать этот разговор. — Я педиатр.
Вместо того чтобы ответить «очень приятно» или что-нибудь в этом роде, Грейс Костелло сказала:
— Доктор Гэллоуэй, похоже, вас что-то беспокоит.
— Я просто очень устал. И мне действительно пора.
Сэм отошел на несколько шагов. Он был уже у самой калитки, когда в него попала очередная стрела, выпущенная Грейс Костелло.
— Трудно терять близких, правда?
— Я вас не понимаю, — ответил Сэм, оборачиваясь к ней.
