Иван Краус - Полчасика для Сократа
— А если мы как бы выступим на подмогу, то получим, типа, вознаграждение? — вопросил Дласт.
Православ глянул в документы:
— К сожалению, в договоре об этом ничего не сказано. Он составлялся в сжатые сроки.
— И тут нам ничего не светит, — проворчал Гневса.
— А ведь мы служим уже не одну сотню лет, господа, — опечалился Змлат.
— Без права на пенсию, — присовокупил Далимил.
— Договор надо менять, — порешил Цтирад.
Завиш предложил внести в грамоту дополнение. Православ выступил за временные ограничения, которые бы определяли срок действия обязательства по отношению к народу. Поскольку некоторые коллеги его не поняли, он разъяснил, что имеется в виду:
— Допустим, мы ограничиваем срок двухтысячным годом. Если до этого времени народу со всей очевидностью не станет совсем худо, наша часть обязательства по защитной операции, равно как и договор в целом утрачивают силу.
— Ну, хорошо, а мы-то что получим за свою службу? — вспылил Кршесомысл.
И остальные рыцари вознегодовали, заявив, что не собираются вечно ждать, когда же потребуется прийти на выручку, да еще и безвозмездно.
— Спокойствие, господа, мы найдем какую-нибудь лазейку, — успокаивал разгоряченных коллег Православ.
Моймир хотел было зачитать вслух остальные письма, но его никто не слушал. Гневса предложил начислять народу за каждый день рыцарского служения абонентскую плату.
— Тариф должен составить определенный процент от национального дохода, — подхватил Бивой.
— Будет вам, опомнитесь, ведь у народа неисчислимые долги, — взывал к рыцарям Мната.
— Пусть займут, — вскричал Божетех, вспомнив, что в Южной Чехии у него есть замок, за который ему кое-кто задолжал арендную плату за пару-тройку столетий. Здислав призывал не забывать об инфляции. Хрудош подсчитал прибыль, потерянную из-за вечного ожидания. Стремглав решил добавить к сумме проценты. Радобыл требовал доплату за разлуку с семьей и вредные условия жизни. Моймир пытался утихомирить рыцарей, но на него никто не обращал внимания.
Все столпились вокруг стола и погрузились в расчеты, вознамерившись изрядно посчитаться с народом за пару-тройку столетий.
Один Мната сидел в стороне и ворчал: «Какой народ, такие и рыцари…»
Оркестр
Кто-то насвистывал в трубку мотив из «Оды к радости». Оказалось Нивлт. Я поинтересовался, где он сейчас работает.
— В симфоническом оркестре менеджером. — Он промурлыкал несколько тактов из «Итальянского каприччио» Чайковского.
— Я не знал, что ты разбираешься в музыке.
— Не просто разбираюсь, я ее чувствую, — просвистел он в ответ кусок из «Кампанеллы».
Я спросил, в чем заключается его новая работа.
— Не успел я прийти, как сразу уловил — не так играют. Поэтому в темпе проверил отчетность, финансовые показатели и выявил, что оркестр располагает совершенно неразыгранным потенциалом.
— Что это значит?
— Прибыль он дает, но далеко не ту, которая бы отвечала его составу и возможностям на современном музыкальном рынке.
Я заметил, что в случае с художественным коллективом успехом можно считать уже то, что оркестр существует. Но Нивлт не согласился. Мол, я понятия не имею о международной конкуренции, которая в эпоху глобализации становится просто беспощадной. Согласно исследованиям музыкальных экономистов в ближайшие десять лет прекратит существование более шестидесяти процентов симфонических оркестров, так как произойдет насыщение музыкального рынка.
— А чешскому оркестру такая опасность тоже угрожает? — спросил я.
— С той минуты, как менеджером стал я, его будущее в надежных руках, — успокоил меня Нивлт.
Он подготовил ряд мер, которые повысят эффективность оркестра. План был такой. Оркестр поделят на два секстета, три квинтета, четыре квартета, пять трио, два дуэта и восемь солистов. Тогда музыканты смогут небольшими группами выступать на нескольких концертах одновременно. Попутно снизятся и дорожные расходы, потому что ездить музыканты будут на личном транспорте или микроавтобусах. С этой целью будут оформлены новые договоры.
Всех членов оркестра, включая дирижера, обяжут иметь водительские права. Рынок услуг расширится за счет свадеб, корпоративных вечеринок, карнавалов, траурных обрядов и похорон. Такая реорганизация повысит оборот.
— Но тогда это уже не будет симфонический оркестр, — возразил я.
Нивлт сказал, что я реагирую так же, как большинство наивных интеллектуалов, не имеющих понятия о спросе и предложении. Или как музыкальные теоретики, в жизни своей не слыхавшие о гибких экономических механизмах.
— Нет, можно, конечно, выступать и в полном составе. В том случае, если предложат реальную цену.
Но тут же добавил, что цена на весь оркестр теперь поднимется. Ведь восемь больших свадеб, как он подсчитал, доходнее одного Яначека[1]. А пятнадцать похорон гораздо выгоднее одного Малера или Дворжака. Я был так потрясен его экономическими планами, что забыл с ним попрощаться.
Недавно он позвонил снова. На этот раз он не высвистывал мелодии в трубку.
Оказалось, что он больше не работает менеджером.
— Как же так? — удивился я.
— Музыканты выступили против меня. Вот и верь им после этого, — прошипел он.
Я напомнил ему старую поговорку: «Что ни чех, то музыкант».
Он моментально переиначил ее в ответ: «Что ни чех, то дирижер».
Краткое содержание португальского фаду
Я не знаю ни одной песни, которая трогала бы душу так, как португальское фаду. Отчасти конкуренцию ему могли бы составить разве что песни мексиканские, если бы среди них не затесалось несколько легкомысленных развеселых композиций, нарушающих обычную для мексиканских песен душещипательность.
В Португалии мы слушали местную певицу, которая из вечера в вечер за невероятно короткое время успевала разжалобить местных слушателей своим пением. Поскольку мы никогда ни с чем подобным не сталкивались, а португальских слов не понимали, я спросил у тамошнего осветителя, говорившего по-английски, о чем она, собственно, поет.
— Она поет божественное фаду, — произнес он сдавленным голосом и добавил, что в жизни бывают такие ситуации, передать которые способно исключительно португальское фаду.
Я попросил его рассказать нам содержание песен, которые исполняла певица.
В первой песне говорилось о влюбленной девушке, которую оставил любимый.
Девушка в нескольких куплетах решала, как ей наложить на себя руки: то ли прыгнуть со скалы, то ли еще как-нибудь. Судя по количеству куплетов, выбор у нее был немаленький.
Однако наш португальский друг не сумел огласить нам весь список: песня растрогала его до такой степени, что он не мог говорить.
Когда он немного отошел, то ознакомил нас с кратким содержанием следующей песни: отец бросил семью и в третьем куплете жестокосердно уплыл куда-то в неизвестность. Мать же в последующих восьми куплетах предавалась отчаянию и думам, как ей жить одной с шестью детьми. На каждого ребенка приходилось по куплету, в котором мать сообщала каждому чаду в отдельности, что стряслось и что натворил их отец.
Я поинтересовался у осветителя, нет ли варианта покороче, где мать сообщает об уходе отца сразу всем детям, и услышал в ответ, что певица как раз исполняет сокращенный вариант песни. Дескать, на юге Португалии в этой песне на шесть куплетов больше, потому что каждый ребенок переспрашивает мать, правда ли, что отец не вернется.
Содержание следующей песни было не вполне ясное. Девушка влюбилась в мужчину, который влюбился в женщину, которая от него ушла.
Осветитель спутался, то ли потом первая девушка влюбилась в другого мужчину, то ли вторая — та, что оставила влюбленного. Но осветитель уверял, что певица исполняла песню с такой неподдельной страстью, что у него всякий раз выступали слезы, и ему нелегко было освещать ее, как полагается.
Остальные песни также не были лишены драматизма.
В одной из них любимый покинул женщину уже после двух куплетов несказанного счастья, оставив ей только упреки в припеве.
Это была довольно продолжительная песня, так как пострадавшая дама далее вспоминала все, что пережила с кавалером. Каждый раз припоминая то, о чем забыла сообщить в предыдущем куплете.
Певица до того вошла в образ несчастной, что спустя какое-то время публика стала подсказывать ей про счастье, пережитое в прошлых куплетах.
Героем другой песни был — разнообразия ради — пылкий юноша, который бросился с моста, так как не был уверен, то ли любит его некая Розария, то ли не любит. Сомнения глодали парня, несмотря на попытки Розарии утешить его парой куплетов, когда он уже стоял на мосту. Чего ей, как видно, не удалось — в конце концов он все таки спрыгнул.
