Сергей Белкин - Корректор жизни

Я выполнил все указания и под внимательным взглядом деда подсыпал немного чая из пакетика в заварной чайник, заполненный до половины старыми, разбухшими листьями, которые заваривали, наверное, раз десять.

-- Дядя Гриша, а все-таки, откуда вы все знаете? Про этого Костаке? Как он их убивал, и все такое?

-- Эх, пионер-пионер.... "Хочу все знать..."

Тут закипел чайник и дед, обмотав тряпкой руку, ухватился за проволочную ручку и стал заливать заварку.

-- Ладно, скажу. Этот брат американский перед отъездом зашел на кладбище. А было уже поздно, я его и пускать поначалу не хотел. А потом разговорились... Он меня американской водкой угостил - хуже бурякового самогона! Посидели мы, значит, он мне все и рассказал. Вот так, пионер! "Будь готов!" - Всегда готов!" "За мир во всем мире и существование систем!" Понял?

Вернулся Колян. Привычным движением дядя Гриша прижал сургучное горлышко бутылки к полу, повертел, чтоб сургуч отвалился, обтер горлышко рукой и поставил "фугас" на стол.

-- Дядя Гриша, можно я открою?

-- Ну, давай, открывай... Кружок "Умелые руки"...

Я старательно ввинтил штопор, затем поставил бутылку на пол, зажал ее ногами и медленно потянул пробку. Я уже знал, что тянуть надо медленно, что ввинчивать надо под углом, поэтому в успехе был почти уверен. Пробка беззвучна вышла, дядя Гриша сказал: "Молодец. Теперь наливай". Я наполнил маленькие грязноватые граненые стаканчики. Засохшее на дне вчерашнее вино выглядело как фиолетовые чернила, но я знал, что оно быстро и благополучно растворится в вине новом.

-- Ну, фиць сэнэтошь, - сказал дядя Гриша и мы чокнулись.

Выпив, все закусили брынзой, отламывая по кусочку от большого куска, лежавшего в тарелке. Потом дядя Гриша сказал:

-- Вы тут пока посидите, а я схожу, кой-где лампадки проверю. А то темнеет уже.

Когда он вернулся, было совсем темно.

-- Бадя Гриша, а тебе не страшно в темноте по кладбищу ходить? - спросил я.

-- Так вы же тут, рядом. Чего мне с такими богатырями бояться?

-- Нет, серьезно? Все-таки страшно, а?

-- Да как сказать... Живых надо бояться, а не мертвых. Были, конечно, времена, когда тут ночью такое творилось... По склепам бандиты прятались. Вот тогда и правда страшно было. А теперь чего бояться?

-- Ну а мертвые из могил разве не выходят? Или пусть не мертвые, а черти там, бесы всякие... - подключился Колян.

-- К кому Господь попустит, к тому диавол и домой придет. Он всегда рядом. Ты только войди в искушение, в злобу, да хоть бы и в простую обиду. Он тут как тут, и ты его не узнаешь. Не заметишь, как под тебя местечко на адовых кострах готовят, Господи прости. А насчет того, чтоб мертвые из могил вставали... Я вот тут, почитай, всю жизнь, а мне годков много, и ни разу не видел, чтоб мертвые из могил вставали.

-- Так что, можно значит и ночью по кладбищу пройти?

-- Можно-то можно, да только зачем это тебе, Никушор?

-- Для воспитания мужества, - ответил Колян.

-- Да не пройдешь ты, кончай базарить, - вступил я.

-- А вот и пройду! Спорим?

-- Да че с тобой спорить?

-- А ну, пацаны! Кончили шуметь! Тут один уже спорил - на том конце его могила. Завтра покажу, а сегодня поздно уже, вам по домам пора.

-- Дядя Гриша, расскажи. Еще совсем не поздно.

-- Про что рассказать?

-- Ну про того, у которого на том конце могила, который спорил...

-- Тихо тогда.. Ладно... Расскажу ...

Дядя Гриша долил вина в наполовину пустой стакан, выпил, закусил серым хлебом с кусочком брынзы, вытряхнул из мятой пачки "Нистру" сплющившуюся сигарету, размял ее, закурил, и, только после двух затяжек, начал:

-- Лет десять, а может и побольше уже, появился здесь такой парень вертлявый... Федор его звали. Он воевал, на фронте потерял одну руку, но работал у нас в мастерских, плотником. Сам он с Украины, но вот после войны здесь оставался. Погулять и выпить не дурак, и очень уж любил хвастаться. Про войну как начнет трепаться, - и не подходи! Разве что Гитлера в плен брать не пришлось, а все остальное - он! Полный герой и нет ему равных. А уж как выпьет - беда: "Я семьдесят семь раз ходил в штыковую атаку, я Одессу освобождал, я вражеский самолет из берданки подбил..." А ведь не он один воевал. Там, в погребке у Самсона на Болгарской, где мужики каждый вечер собирались, - много было и раненых, и героев... С обеих сторон причем. Только те, кто в румынской армии, то есть за Гитлера воевали, те, конечно, помалкивали. Ну, вот, сидим так компанией, выпиваем, фронтовики про войну вспоминают, Федор, как обычно, впереди всех похваляется. Начал трепать про то, как он ночью в одиночку ходил за линию фронта языков брать. Тут кто-то из мужиков и говорит: "На фронте, - грит, - все мы храбрые. А ты сейчас вот можешь, например, через кладбище пройти?" Федор ржать начал, - я тя умоляю! "Ну, - грит, - нашел мне задание! Да я не то что на кладбище... Да я этих кладбищ видел-перевидел! Да хоть сейчас!" Ну у мужиков по пьянке дури в башке много - начали кричать, заводить друг друга. А один такой был Степан, - самый клятый, - поспорил-таки с Федором. Решили, значит, так. Пусть он прямо сейчас, - а время было позднее, около двенадцати, - пройдет через все кладбище и обратно. А кладбище тогда было раза в два больше: там, где кинотеатр построили, и где больница - все это было кладбище. Федору, стало быть, надо пройти до самого конца и вернуться обратно. Если он пройдет, Степан будет платить за него целую неделю, сколько бы тот не выпил. Вот так! Ну, ладонь в ладонь вложили, Самсон разбил. А чтоб было без обмана, Самсон же и дал Федору свою финку с цветной наборной рукоятью: как дойдет до могилы немецких летчиков, воткнет в холм финку. Потом пусть возвращается. Если мы утром финку там найдем, значит дошел Федор до конца.

Дядя Гриша аккуратно загасил крошечный окурок, чудом удерживаемый пальцами, положил в стеклянную банку, где лежало уже множество его собратьев, чья участь - быть употребленными в самокрутках, налил себе еще немного вина, отхлебнул и продолжил.

-- Ну, на дорогу опять выпили. Федор, конечно, продолжал насмехаться. Мы, правду сказать, уже подумали, что Степан промахнулся: задание и вправду пустяковое. Хотя времена были лихие. Можно было на кладбище на таких бандюков нарваться, что костей не соберешь. Но уж, раз сговорились, отступать некуда. Даже Степан стал сам себя подбадривать - все равно, мол, деньги вместе пропьем. Что так, что эдак, а своим мужикам поставить дело благородное. Короче, пошли мы все вместе до ворот, на ступеньках магазина попрощались и сели его ждать. Выпивка у нас еще и с собой была, так что он даже говорил: "Вы мне там глоточек на разогрев оставьте!" А дело было в ноябре, холодать уже стало. Короче, пошел он в своей фронтовой шинели с пустым рукавом, а мы остались тут вот, на крыльце. Погода была мокрая - мелкий дождь, даже, кажется, со снегом. Мы костерок разожгли, решили дождаться уж его. Ну, сколько, думаем, ему идти - ну два часа! Никак не больше. Даже если с пути сбиться. А там ведь темно, лампад и тех было мало. Да дождь и слякоть. Короче, мы сидим, а он там идет. Прислушиваемся - тихо. Ветер воет, деревья шумят... А так - ни криков, ни выстрелов. Как он там шагал, кто теперь знает? Наверное, было и ему жутковато. То тени шевелятся от лампадок, то лист мокрый в лицо попадет. Да и в склеп открытый можно угодить. Так вот мы сидим и прикидываем: вот уж дошел, наверное, вот уж пол пути обратно прошел, вот сейчас появится... А его все нет и нет. Дождь кончился, тишина настала. Мы к воротам подошли, высматриваем, - нет никого, мы покрикивать стали, - не откликается. Ждали, ждали, да и пошли за ним. Шли, окликали, в склепы спичками светили... Так до немецких летчиков и дошли. Вот тут-то мы нашего Федюху и увидали: лежит лицом в землю. Вот так-то, ребята! А ведь он, и правда, героем на войне был, а тут вот так.

Допив вино, бадя Гриша достал новую сигарету, закурил, закашлялся, потом, покряхтывая "о-хо-хо", поднялся с лавки:

-- Ну, что, пора по домам, пацаны... Да и мне давно пора в снах сторожить, наверняка кого-то уже проворонил...

-- Бадя Гриша...

-- А?

-- Так чего же с ним случилось-то?

-- С кем?

-- Ну с этим, Федором?

-- А ты что же, так и не понял?

-- Не-а.

-- И ты? - спросил он меня.

-- Не-е, я тоже не понял.

-- Да-а-а, пионеры... Не поняли, значит... Придется растолковать. А то вы коммунизм не построите. Значит так. Как дело было никто не видел, а только по нашему мнению дело было так. Дошел наш Федюха до условной могилы, достал финку и, как договорились, воткнул ее в могильный холм. Повернулся назад, а за шинель его кто-то держит! Вот тут видать, весь страх его и захватил! Пока шел - боялся, страх внутри копился, а тут - все! Видать ему и привиделось, как его из могилы костлявая за полу шинели ухватила и не пускает. Организм, видать, от ужаса онемел, сердце и разорвалось. С войны живой, хоть и без руки, пришел, а тут - хлоп, и нет человека. Такая вот глупая смерть. Так что, пацаны, не спорьте понапрасну и не бахвальтесь. Ну, все на сегодня. Марш по домам.