Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке
Мне теперь казалось, что долгим ночами я трудился вовсе не над инженерными изысканиями, приведшими к созданию куклы, и что к ним Эолли не имела никакого отношения. Она явилась ко мне из Вселенной. Пусть даже с планеты Z-909/900, но она — живое создание!
И что же делать мне дальше?
Заметив мой растерянный взгляд, девушка спросила:
— У тебя неприятности?
— Да нет, просто немного устал, — поспешил ответить я.
Мы сидели друг против друга и поглощали реальный суп, приготовленный реальной молодой женщиной. Я вновь посмотрел на Эолли.
— Что? — спросила она. — Нравится суп?
— Очень.
— Ты сегодня плохо выглядишь. Тебе надо пораньше лечь спать.
— Пожалуй.
Покончив с едой, Эолли принялась мыть посуду. Ополоснула тарелки, ложки и вилки под струей теплой воды и сложила на решетку.
— А почему у тебя нет телевизора? — спросила она, обернувшись ко мне, и вытирая руки кухонным вафельным полотенцем.
— Так… — пожал я плечами. — Старый выбросил, а новый покупать неохота. Привык уже.
Эолли взяла меня за руку, как ребенка, повела в гостиную и указала на аппаратуру, занимавшую почти всю стену:
— А для чего тебе это? Я все гадала и ни к чему не пришла.
— Видишь ли, я раньше увлекался радиотехникой. А сейчас жалко выбрасывать. Ну, иногда музыку слушаю.
— Да?!
— Подключаю магнитофон, звук проходит через аппаратуру, очищается и выходит через динамик совершенно без посторонних звуков.
— Ну-ка, включи!
— Пожалуйста!
Я включил аппаратуру — на ней тотчас загорелись зеленые и красные лампочки. Я также нажал кнопки на магнитофоне и усилителе, вставил СД — диск с инструментальной музыкой Криса Сфириса. Зазвучала композиция под названием "Looking Back".
Эолли не заметила подвоха и утвердительно качнула головой.
— Действительно, звук чистый.
Она слушала музыку внимательно, возможно, впервые, как ребенок, и казалось — улавливала все нюансы импровизации, издаваемые музыкальными инструментами.
Эолли прослушала весь диск, все пятнадцать произведений. После чего спросила:
— А эти трубки для чего?
— Ни для чего, — ответил я. — Для украшения.
— Ты считаешь их красивыми?
— Особой красоты в них нет, согласен. Но я подумал, что эти трубки придадут всей композиции некоторую завершенность… Вот, в Париже, к примеру, стоит Центр Помпиду, галерея современного искусства, все здание опоясано стальными трубами разных диаметров. Вроде несуразно, но впечатляет.
— А я в Париже никогда не была.
— И я тоже. Только в Праге.
— Ты мне покажешь когда-нибудь Париж?
— Что не показать, покажу.
Эолли вновь оглядела весь сложный агрегат с "биологическим блоком", трубами, проводами, мигающими лампочками. Попросила:
— Пусть еще звучит музыка?
— Тебе понравился Сфирис?
— Его зовут так?
— Да. Греческий композитор. Он мне тоже нравится. Я однажды шел в подземном переходе и вдруг слышу музыку, такую необычную, светлую, она так тронула меня, что я не выдержал и подошел к киоску. Спрашиваю: "Чья это музыка?" А мне отвечают: "Криса Сфириса". Ну, я сразу купил диск. Потом я как-то прочел в журнале о композиторе, не помню дословно: "Вслед за многими великими музыкантами он утверждает, что композитор не является автором музыки в полном смысле этого слова. Он — лишь медиум, который посредством нот передает слушателю ту божественную музыку, которая звучит в его голове". В самую точку попал критик, лучше не скажешь.
Я включил диск снова. И полилась мелодия, заполнила дом, устремилась ввысь, к облакам…
— Давай, потанцуем, — предложил я, и взял Эолли за талию, повел плавно за собой по комнате. Она тесно прижалась ко мне, будто ища защиты. Я инстинктивно устремился к ней навстречу, обнял крепко. Мысль меня пронзила: как же сделать мне так, чтобы Эолли чувствовала себя уютно в этом мире?..
* * *"У Твери две провинции: Москва и Санкт-Петербург." — так шутил один мой знакомый тверьчанин. Но я не знал, где он живет. Да и давно это было. Во времена, когда я занимался подледным ловом на озере. Тверьчанин тот приезжал к родственникам в Москву и целую неделю мы с ним рыбачили рядышком.
В центре Твери я купил в газетном киоске телефонную книгу. Но там были указаны лишь номера телефонов организаций и фирм. Тогда я позвонил из телефонной будки в справочную. Ответил молодой женский голос.
— Добрый день! — сказал я. — Не могли бы вы сказать номер телефона или адрес Левина Павла Дмитриевича? Ему предположительно 83–84 года.
— У нас справка платная, — ответила молодая женщина на другом конце провода.
— Как же быть? Я не в Твери живу, я только что из Москвы приехал.
— Не знаю.
— Тогда назовите ваш адрес, я приеду к вам и заплачу, а вы потом дадите нужную мне справку. Идет?
— Вообще-то мы так не делаем… Как вы сказали — фамилия?
— Левин, Павел Дмитриевич.
Возникла пауза, был слышен слабый стрекот клавиш компьютера.
— Нет данных на такого человека, — последовал ответ.
— Девушка, милая!.. А Левин Валерий Павлович?
Опять послышался стук клавиш.
— Записывайте, — сказала девушка. — Фабричная улица, дом 123. Телефон там недавно поменялся, поэтому номер нам пока неизвестен.
— Спасибо огромное! Вы меня здорово выручили! — сказал я и повесил трубку.
Почти на окраине города я разыскал нужную улицу. Здесь стояли частные дома. 123-й дом был кирпичный, одноэтажный. Через низкий деревянный забор проглядывал двор с фруктовыми деревьями. Дом, должно быть, уже сменил хозяина, прежний — Валерий Левин, если верить рассказу Эолли, погиб прошлой осенью в автокатастрофе вместе с женой. Их дочь Эолли уцелела. Конечно, не та Эолли, что жила в моей квартире, а настоящая, чья жизненная биография каким-то образом передалась моей Эолли.
Я нажал на кнопочку звонка на столбе у калитки. Приглушенная трель раздалась в глубине дома. Вскоре вышла хрупкая женщина в очках, лет сорока пяти, с накинутым на плечи шерстяным платком. Она как-то настороженно посмотрела на меня, потом на мою машину, а затем вновь на меня.
— Что вам угодно? — спросила она, лишь кивнув на мое "Здравствуйте."
— Здесь живет Левин, Валерий Павлович? — рискнул спросить я, называя прежнего хозяина.
— Здесь.
— А он дома?
— Нет. Муж вернется не скоро. А что вы хотели?
— Гм… А отца вашего мужа зовут Павел Дмитриевич?
— Да, верно.
— Простите, а где сейчас Павел Дмитриевич, он в добром здравии?
— Да, — непонимающе смотрела на меня женщина. — Он живет на даче.
— Я, собственно говоря, к нему.
— А зачем вам Павел Дмитриевич?
— Видите ли, я интересуюсь историей… У меня знакомый человек когда-то учился с вашим свекром в Америке. В школе Восточной медицины.
Женщина внимательно смотрела мне в лицо. Настороженность в ее глазах сменилась удивлением.
— Как зовут вашего знакомого? — спросила она после некоторого молчания.
— Это пожилая женщина, — сказал я. — Зовут ее Ене Черсуевна Син.
— Господи! — хозяйка дома прижала руки к груди. — Павел Дмитриевич рассказывал про нее. Так, значит, она жива?!
— Жива.
— Подождите, — засуетилась женщина. — Я только закрою дверь.
* * *Мы оказались за городом, ехали по неровной грунтовой дороге.
Я представился женщине, назвал свое имя. А она сказала свое — Нина Сергеевна.
Мне не терпелось спросить ее о детях, выяснить, есть ли у нее дочь по имени Эолли. "Но всему свое время, — думал я. — Не надо торопить события".
Чтобы не молчать, я рассказал Нине Сергеевне о докторше Син, что она, несмотря на возраст, продолжает лечить людей.
— А Павел Дмитриевич только нашу семью лечит, — сказала она. — Меня и сына. А муж признает только официальную медицину. Даже сейчас, после аварии, он не поддается нашему уговору лечиться с помощью прижигания.
— Аварии? — переспросил я.
— Мы с ним в октябре прошлого года в машине перевернулись, — поведала Нина Сергеевна. — Я сотрясение мозга получила и перелом руки. А муж ногу сломал и два ребра. Свекор сразу прижег меня, чтобы осложнений никаких не было. Но Валерий не хочет ни в какую, и теперь с тросточкой ходит. У него кость неправильно срослась.
— А когда авария случилась, вы в машине только вдвоем были? — спросил я.
— Слава Богу, одни, — сказала Нина Сергеевна. — Сын в это время у друзей сидел.
— У вас один ребенок?
— Один, — кивнула женщина и улыбнулась своим мыслям. — А я мечтала еще о дочери. Даже имя ей придумала — Эолли.
— ?!
От неожиданности я едва не съехал на обочину.
— Девочку я увидела во сне, — сказала Нина Сергеевна. — И имя я ей тоже во сне придумала. Но родить дочь мне было не суждено. Так сын один вырос.
