Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов

– Я понимаю.

– Вот и хорошо. Я вам постелю.

Дождь.

Деревья.

Сырая листва.

Какой-то человек, хлипкий, малого роста, прячется в сырой листве.

Зачем прятаться нормальному человеку в сырой листве, поднимая голову к высоко светящемуся во тьме чужому окну?…

Ночь.

Только упав на диван, на чистое, пахнущее свежестью белье, Валентин почувствовал чудовищную усталость.

Затрещал телефон.

Валентин машинально поднял трубку:

– Слушаю.

Далекий мужской голос, перебиваемый неясными телеграфными шорохами, спросил:

– Квартира Утковой?

Валентин не ответил.

Татьяна принимала душ.

Не надо подзывать ее к телефону. С нее хватит на сегодня волнений. Вообще не надо было снимать трубку. Может, это проверка. Вполне может звонить тот, кто отправил Хисаича и Игорька к Утковой.

Пусть теперь поломает голову.

Не отвечая, Валентин положил трубку.

И вздрогнул, приподнявшись на локте:

– Вы?

В неясных отсветах, падающих от высокого чуть поблескивающего окна, как привидение, встала в проеме дверей Татьяна в короткой, даже вызывающе короткой ночной рубашке.

– Мне страшно, – просто сказала она.

Он кивнул.

И откинул одеяло, показывая ее место.

Ночь.

Полковник при крематории

Голый по пояс, Валентин встряхнул баллончик с кремом для бритья, пустил густую белую струю на щеки и подбородок.

Тихо.

Утро раннее.

В разгромленной квартире царила сумеречная тишина, но небо за окном начинало просветляться, утих дождь.

Глянув в зеркало, Валентин вздрогнул.

Долго будет мне помниться Серега из Липецка…

– Ты что-то сказал? – услышал он голос Татьяны.

– Нет.

– Где это ты откопал такую страшилку? – заглянув в ванную, Татьяна с изумлением уставилась на опасную бритву, зажатую в руке Валентина. – Что-то такое я только в кино видела. Наверное, дико неудобная штука? Возьми электробритву, вон лежит на полке. Зачем тебе эта допотопная диковинка?

Валентин неодобрительно покосился на Татьяну.

Сама-то Татьяна никак не походила на допотопную диковинку.

Тонкий шелковый халат, расписанный драконами и цветами, голые шея и ноги, глаза, лишенные, наконец, блеска усталости, – привлекательная молодая женщина, хорошо знающая, что есть что в этой жизни.

– Наследственная машинка, – нехотя объяснил Валентин. – Совсем не страшилка. Подарок друга.

– Да ладно, брейся, – рассмеялась Татьяна. – Брейся хоть кинжалом, мне все равно.

И бросила на край сухой ванны хорошо отглаженную рубашку:

– Сама не знаю, зачем купила такую здоровенную. Скорее всего, стадный инстинкт. В студии выкинули мужские рубашки, вот бабы и налетели. И я, конечно. Курам на смех. Шили, наверное, на слона. Хорошо, что ты подвернулся, не каждому подаришь такое.

– Я заплачу, – покосился на Татьяну Валентин.

– Оставь, – засмеялась Татьяна. – Не такая уж я бедная. Прими как награду… За мужество…

Прозвучало несколько двусмысленно.

Татьяна поспешно добавила:

– Вот что делать с твоей курткой?

– А что с ней?

– Этот гамадрил все-таки дотянулся до тебя ломиком. На правом рукаве разрез.

– Большой?

– Ну, не так чтобы очень, но видно.

– Заколю булавкой.

Татьяна покачала головой:

– Булавка не удержит. Куртка-то кожаная.

И вдруг вспомнила:

– Королевская конная полиция!

– Какая еще полиция?

– Сейчас увидишь.

Засмеявшись, Татьяна извлекла из стола целлофановую пленку с цветной наклейкой эмблемы Королевской конной полиции и аккуратно нашлепнула ее на разрез:

– Муж привез из Канады. Вот и пригодилось. И держит разрез, и дырка прикрыта.

Валентин хмыкнул:

– Запоминается…

Татьяна помрачнела:

– Не нравится?

– Я не о том.

Накинул куртку, повернулся плечом, украшенным наклейкой, к Татьяне:

– Сильно бросается в глаза?

– Да ну. Люди сейчас ходят в чем угодно. Таких наклеек на одежде – пруд пруди.

И вздохнула:

– А теперь выметайся. Твое время кончилось. Сейчас придут тетя Маша и дядя Паша. Дядя Паша займется дверью, рамой и замками, а тетя Маша ликвидирует последствия погрома. Я с ними уже договорилась.

– А сама?

– А сама в райотдел. Капитан ждет.

Спросила:

– Болит плечо?

Валентин помотал головой.

– Послушай, – доверительно сказала Татьяна. – Я, конечно, многого не знаю, но, может, правда, тебе уехать? Хотя бы на время… Ну, домой… Туда, где ты живешь… Вдруг ты, правда, кому-то действуешь на нервы?… Не смотри, что ты такой здоровый, в следующий раз может не повезти. Против пистолета с кулаками не попрешь. Даже с такими, как у тебя.

– А ты?

– Я что… – засмеялась Татьяна. – Я теперь этот «Пульс» возьму под свой особый контроль. Кое-какие возможности для этого у меня есть.

– А гамадрилы?

– Ну… Теперь один остался… – Татьяна красноречиво кивнула в сторону выбитого окна. – К тому же, у меня есть друзья…

– Не ходить же тебе под охраной.

– Это верно. Но друзья у меня есть.

И спросила с надеждой:

– Уедешь?

Он вспомнил телеграмму, отправленную вчера в Москву Джону Куделькину и буркнул:

– Не сегодня.

– Лучше уезжай, – повторила Татьяна.

– Не сегодня.

– Где тебя искать в Питере?

Валентин усмехнулся:

– Я сам тебя разыщу. Если понадобится.

– Куда ты сейчас?

Он пожал плечами.

– Лучше уезжай. Уезжай сегодня же, – попросила Татьяна. – Ничем хорошим это не кончится.

Она вдруг присела и сунула руку под диван. Колени ее заголились, Валентин невольно отвел взгляд в сторону.

Татьяна засмеялась:

– Ты еще и стеснительный?

– Да уж какой есть.

Она с опаской протянула ему извлеченный из-под дивана пистолет.

– Лучше милиции бы отдать… Ну, не знаю…

И объяснила:

– Эту штуку потерял вчера маленький придурок в длинном плаще. Ты его так зашиб дверью, что он, кажется, сразу отключился. А я с испугу ногой запнула эту штуку под диван и почему-то ни слова не сказала милиции. Бери… Если не понадобится, выбросишь в Мойку… Там, наверное, много такого добра… Верно я рассуждаю?…

Валентин улыбнулся:

– Может быть…

Татьяна удивилась:

– А почему у него курок вызолочен?

Валентин, не торопясь, сунул пистолет за пояс под куртку, украшенную теперь эмблемой Королевской конной полиции:

– Не знаю… Профессионалы… У каждого профессионала свои прибабахи…

Возле крематория Валентин попросил таксиста подождать.

Таксист понимающе кивнул:

– Крематорий не ресторан. Куда ты денешься?

Валентин поднялся по пустой лестнице. Он был несколько растерян. Сейчас ему выдадут урну с прахом брата, и что? Он будет таскаться с урной по городу? Ездить с нею в метро? Ходить в общепит?… Может, оставить ее в камере хранения? Или попросит Татьяну?…

Ничего себе! – оборвал он себя. К Татьяне возвращается муж из Африки. «Танечка, это что за штуковина?» – «Да тут один кореш оставил на время». – «А что в урне?» – «Да прах его брата».

Смешно.

Валентина передернуло.

В холле он никого не встретил, дверь администратора тоже оказалась заперта. Разыскивая начальство крематория, Валентин поднялся на второй этаж.

Белокурая длинноногая секретарша (оказывается, и в крематориях есть секретарши) смерила Валентина пустыми глазами. Клиент как клиент, таких десятки. Сама секретарша одета была строго, но все равно с каким-то едва уловимым и явно неуместным намеком на шик.

Валентин покосился на дверь с табличкой «Директор»:

– У себя?

– Вы по записи?

– У вас существует запись?

– Еще бы, – равнодушно улыбнулась блонда, явно занятая какими-то своими мыслями. – Вы по делу?

– По личному.

Блонда скромно улыбнулась:

– У нас других не бывает. Похороны глубоко личное дело. Я доложу.

И исчезла за темной дверью.

Откуда-то издалека из-за толстых кирпичных стен донеслись невнятные обрывки приглушенной музыки. Валентин встал, собираясь подойти к окну, но в приемную вернулась блонда:

– Проходите. Вас ждут.

Ждут…

Валентин незаметно усмехнулся.

Чего это вдруг меня ждут?

Так, с незаметной усмешкой на губах, он вошел в кабинет.

С чего бы действительно его ждать кому-то?… Ерунда. Так. Стандартная формула, к которой привыкла секретарша. Его, Валентина Кудимова, давно уже никто и нигде не ждет. Даже Серега… Наверное, Татьяна права. Наверное, и неизвестная Анечка была права. Надо было сразу свалить из Питера. После всего случившегося он в Питере ничего не найдет, кроме неприятностей. Ведь имя его уже, наверное, прошло по милицейским сводкам… Да он и не знает, кого или что надо ему искать в Питере…

И вообще, кому все это нужно?

А брат?… – спросил он себя. А неудачливый Серега из Липецка?… А несчастная дежурная по этажу, вязавшая себе потихоньку?… А Татьяна, которой свернули бы шею, не явись он к ней так удачно?… А Анечка, которую он толком и рассмотреть не успел?…