Дэниел Уоллес - Арбузный король

— Это не тот случай, — сказала ваша мать все тем же ровным, спокойным голосом. — У меня есть доказательство.

— Фотоснимки? — фыркнул Шугер. — Показания свидетелей?

— Я беременна, — сказала она. — Я ношу его ребенка.

Она сидела перед нами, с улыбкой сложив руки на животе, который — я наконец это заметил — самую малость, но безусловно и недвусмысленно округлился.

В тот момент я ее ненавидел.

АННА

У твоей мамы голова работала дай бог каждому. Она знала, что ей не поверят без убедительных доказательств. И у нее нашлось такое доказательство. Они и после этого не очень-то поверили, поскольку в их представлении отцом ребенка мог быть любой из множества увивавшихся вокруг Люси мужчин. Однако они не могли знать наверняка. Никто этого не знал, в том числе и я. Установить правду можно было только после рождения ребенка. Внешность младенца, считали они, сразу все прояснит, потому что ребенок от Игги должен выглядеть по-особому. Так что им оставалось ждать. И началось ожидание.

ИГГИ

Я имел предчувствие, что очень скоро из меня будут вышибать дух. И еще я имел предчувствие, что займется этим не кто иной, как мой старый друг Шугер. Он лупил меня всю жизнь и набил на этом деле обе руки, так что я был готов к его приходу в тот вечер. И он пришел.

— Ты, я слышал, занимаешься не только стрижкой газонов, — начал он с порога.

— Не понимаю, о чем ты, Шугер, — сказал я.

Мы с ним стояли лицом к лицу посреди комнаты.

— Тут такая история, — сказал он. — Люси Райдер заявила, что ты ее трахнул, но мы-то оба знаем, что это не так.

— А, ты об этом, — сказал я, отводя глаза. — Так оно и было. Я и она — мы с ней занимались этим.

Тут он толкнул меня в грудь. Толкнул вполсилы, но я ведь такой маленький, а Шугер такой здоровенный, так что мне и этого хватило с избытком. Я отлетел и ударился в стену комнаты. Мне показалось, что весь дом заходил ходуном.

— Конечно, я должен был сразу признаться, — сказал я. — Я должен был это сделать той ночью, когда вы с Элом и Снайпсом взяли меня в оборот. Но я обещал ей молчать. Я ведь не мог нарушить обещание. Ты меня знаешь, я просто не мог.

Он снова толкнул меня примерно с той же силой, но теперь я стоял ближе к стенке и ударился в нее больнее. Был такой звук, что я подумал: это раскололась моя башка. Однако на самом деле она не раскололась.

— И ты думаешь, кто-нибудь в это поверит? — спросил Шугер. — Игги, неужели ты думаешь, что кто-то поверит тебе и Люси Райдер? Это даже не смешно. Это противно. Противно представить такого урода в ее объятиях, когда твое тело и ее тело… Я не в силах думать об этом дольше одной секунды. Скажи мне, что это неправда, Игги, чтобы я мог выбросить из головы эту жуткую картину.

— Я не могу тебе помочь, Шугер, — сказал я, теперь уже глядя ему прямо в лицо. — Я знаю, что очень подвел вас с фестивалем, но мне никак нельзя быть королем, потому что я не девственник. Вам придется найти кого-то еще.

И вот тогда он начал по-настоящему вышибать из меня дух. Я ничуть не удивился, но от этого мне не было легче. Сперва он ударил меня в живот, а когда я согнулся, врезал по лицу. На какое-то время я отключился и пришел в себя уже на полу. Я взглянул снизу вверх на Шугера и сразу понял, что это еще только начало.

— Расскажи мне все, — потребовал он.

— О чем?

— О том, как вы делали это с Люси. О своих впечатлениях.

— Чего тут говорить, ты и сам знаешь, — сказал я.

— Я-то знаю, понятное дело, — сказал он.

И знал самых разных женщин. Всех не упомнишь, но их было уж никак не меньше дюжины.

— Ты рассказывал мне об этом, Шугер, — сказал я.

Случалось, идя со мной по улице или сидя в кафе, он указывал на разных женщин и описывал, как он имел их таким-то и таким-то способом и как это было классно.

— Я хочу знать, как это у вас происходило, — сказал он. — Что ты делал?

— Ничего особенного, — сказал я. — Мы делали это самым обычным способом.

Тут он меня пнул.

— Все было так же, как в твоих рассказах, — сказал я.

Во рту был вкус крови и один зуб шатался — для меня это большая потеря, потому что все мои зубы наперечет. Он пнул меня еще раз.

— Не пинай меня, Шугер! — крикнул я.

Он стоял надо мной, тяжело дыша и качая башкой.

— Думаешь, мне это нравится? — спросил он.

Я думал, что да. Но он сказал:

— Вовсе нет.

Затем он наклонился так низко, что я почувствовал на своем лице его горячее дыхание.

— Мне это совсем не по душе, Игги. Но Снайпс сказал, что так надо. Уж очень много вещей поставлено на кон. Ты же сам понимаешь. Арбузный король. Это великое дело, значение которого не всякому дано понять и оценить. А теперь представь себе: это ты. Ты король. Ты часть чего-то, что выше и важнее всех нас. — Тут он понизил голос, принимая почти дружеский тон. — Я скажу тебе так: не будь я молодым оболтусом сносной наружности и тем еще ходоком, я бы с радостью согласился стать Арбузным королем. Это большая честь — вот что это такое. Подумай об этом, Игги. Подумай о себе. Ты же ничто. Ты ничтожество! Людей тошнит от одного твоего вида, мозгов у тебя вполовину против нормы, и хрен его знает в каком состоянии все остальное. Через год ты можешь околеть, и всем будет до лампочки. Всем, кроме меня, я хочу сказать. И что ты тогда сможешь о себе сказать? То есть что они смогут написать на твоем надгробии? «Он умел косить траву»? Тебя это устроит? А как насчет такой эпитафии: «Этот парень был королем»? Звучит лучше, согласен? Ну так скажи мне правду, и это останется между нами. Ты ведь не трахался с ней, верно? Она подговорила тебя так сказать, но на самом деле этого не было.

Я не мог дышать носом, потому что он заполнился кровью. Широко открыв рот, я глотнул воздуха.

— Я знаю, что хотел бы видеть на моем надгробии, — сказал я, лежа на полу и чувствуя себя уже мертвым или, по крайней мере, вполне созревшим для смерти.

Шугер ободряюще кивнул:

— Что ты хочешь там увидеть, Игги?

— Много чего.

— А именно?

— Это должно быть очень большое надгробие, — сказал я.

— Оно таким будет, — пообещал Шугер, — самым большим и самым красивым. А какую надпись ты хочешь?

— Пусть там будет написано: «Здесь лежит Игги Винслоу. Он был нехорош с виду и невелик умом, но умел читать и писать, а в один из дней своей жизни он был королем. Это был день, когда он полюбил Люси Райдер и она его не отвергла».

Вот так. После этого он надо мной потрудился по полной программе. Уже не от имени Снайпса, а от себя.

ЭЛ СПИГЛ

Как опытный фармацевт, я был не очень удивлен тем, что другие члены комитета именно от меня ждут решения, казалось бы, неразрешимой проблемы: до фестиваля оставалось меньше недели, а короля у нас не было. Шугер, сколько ни бился, ничего не добился от Игги. А Карлтон — тот вообще сник. Сначала он был вне себя от ярости, но затем впал в депрессию, осознав, что Люси Райдер одолела его тем единственным способом, каким она могла это сделать. Так что мне волей-неволей пришлось взять на себя роль нашего спасителя. Я чувствовал себя на высоте положения. Я держал руку на пульсе общественной жизни. Среди всего прочего я примечал, кто из молодежи вертится у витрины с презервативами, и знал, кто из них этого не делает. В моей картотеке имелась информация самого разного свойства. Я пользовался доверием матерей, обращавшихся ко мне за советами — как медицинскими, так и сугубо частного характера. Взяв кое-кого на заметку, я начал осторожно наводить справки, но все мои усилия пропали втуне. Среди жителей города просто не оказалось совершеннолетних девственников. В этом году все наши надежды были связаны с Игги, а он нас подвел. Я попытался представить это дело в позитивном свете, намекнув коллегам, что полное отсутствие девственников можно расценивать как успешное достижение изначальной цели. Но нет. Арбузный король был традицией. Каждый год мы приветствовали Арбузного короля, и мысль о том, что фестиваль может обойтись без него, казалась нелепой и даже кощунственной.

— Все пропало, — стонал Карлтон, обхватив голову руками. — Все, абсолютно все.

По правде говоря, я считал, что он принимает эту неприятность чересчур близко к сердцу.

— Что ты имеешь в виду, говоря «абсолютно все»? — спросил я, но он лишь взглянул на меня так, словно ему было известно что-то, чего не знал я. Возможно, так оно и было.

Потому что когда мои попытки найти девственника провалились и слухи об этом провале начали расползаться по городу, у всех возникло такое чувство, будто на нас надвигается гигантская черная туча, причем надвигается одновременно и снаружи и изнутри нас самих. Все мы испытывали безотчетный страх. Одна лишь мысль о возможности остаться без короля подействовала на нас гораздо сильнее, чем мы могли предположить. Мы разом лишились своего Великого Предназначения. И не важно, что это могло оказаться лишь временным сбоем, после которого — через год или два — все вернулось бы на круги своя. Проблема была в том, что это все-таки произошло; это происходило на наших глазах, и мы вдруг осознали, какое огромное значение имела для нас древняя традиция — значение, обусловленное не настоящим моментом, а присутствием прошлого в этом конкретном моменте нашей истории. Арбузный король являлся символом всего, чем мы были до этого времени, и с его утратой мы теряли и самих себя.