Ольга Морозова - Музыкантша
Роберт Генрихович, напевая, вышел. Восторг от того, что у него такая ученица, лился у старого музыканта через край. Он вообразил себя неким подвижником и решил сделать всё, от него зависящее, чтобы облегчить Анжеле путь на Олимп. Что этот путь состоится, он практически не сомневался.
* * *Молодой человек с тонкими аристократическими чертами лица полулежал на диване в гостиной. Было очень душно, очевидно, назревала гроза. Молодой человек зевнул и обратился к девушке, стоящей у распахнутого окна.
— Послушай, Ангел! Что это там за история с дебилом? Может, расскажешь?
Девушка резко повернулась и метнула в сторону молодого человека обжигающий взгляд, от которого он смутился и опустил глаза.
— А тебе какое дело? С чего это ты вдруг заинтересовался?
— Да так. Сам не знаю. Увидел тебя у окна и вспомнил, что ты никогда мне толком ничего не рассказывала о себе. Я только знаю, что там была какая-то трагедия с твоей опекуншей. Выпала из окна, кажется. Остался её сын дебил, с которым ты одно время жила. Вот и всё. Но знаешь, хочется всё-таки больше узнать о своей будущей жене, с которой я собираюсь прожить долгую и счастливую жизнь.
— Он умер.
— Умер?
— Да, умер несколько лет назад, когда я заканчивала консерваторию… Он сошёл с ума и умер.
— Сошёл с ума?! Да он же был сумасшедшим… как он мог опять сойти с ума?!
— Тебе не понять… Ты бы мог сойти с ума, уже будучи сумасшедшим?… А он смог… он сошёл с ума от тоски и страха. И от любви ко мне. Ты бы мог сойти с ума от любви? Глупый вопрос. Конечно, нет. Это я виновата в том, что он умер. Я бросила его одного. Гастроли, концерты… концерты, гастроли… я не могла брать его с собой, а он не мог оставаться дома один… Сиделки отказывались за ним присматривать, потому что когда я уезжала, он впадал в страшную истерику. А когда я возвращалась, о Боже! Мне казалось, он сходит с ума уже от счастья. Мы гуляли с ним в парке… А потом мне снова пришлось уехать, уже надолго. И я сдала его в психушку! Это была очень хорошая частная клиника, но это не мешало ей быть психушкой. Я своими руками отвела его туда… Я предала его… мне нет прощения… Они там надели на него смирительную рубашку и сделали какой-то дрянной укол. Как он смотрел на меня! Я никогда не забуду… Потом я пришла за ним, но ему, как мне сказали, стало гораздо хуже. Он сидел один в палате и никого не узнавал. Мне разрешили зайти, он лежал такой тихий, будто невесомый… глаза закрыты… я взяла его за руку, он открыл глаза, зарыдал, вздохнул и умер… Наверно, не хотел быть мне обузой… Не хотел меня связывать… Ты понимаешь?! Умер, чтобы не мешать мне… Он знал, что музыка выше жизни, а любовь важнее смерти…
— Когда ты так говоришь, Ангел, мне начинает казаться, что и ты сошла с ума. Что ты так беспокоишься об этом дебиле? И потом, что это за неуместная патетика? Что за высокие слова? Тебя послушать, так твоего дебила нужно канонизировать. Прямо святой, не иначе! Смотри на вещи проще. Не всё так сложно, уверяю тебя.
— Может быть, может быть и я сошла с ума… И прекрати называть его дебилом!
— А ты прекрати казнить себя и винить в его смерти. Он всё равно бы долго не протянул.
— Тебе-то откуда это известно? Ты случайно не Господь Бог?
— Такие долго не живут. И потом, как бы ты иначе смогла сделать карьеру? Даже, если он и пожертвовал своей никчёмной жизнью, это ничего не значит. Ты ничего ему не должна.
— Хватит об этом. Я не хочу больше это обсуждать.
— И то правда, чего я завёлся? Кстати, Ангел, ты сейчас зарабатываешь кучу денег, могла бы квартирку и получше присмотреть. Или тоже воспоминания не пускают?
— Ты прав. Не пускают. Но это снова не для твоих ушей.
— Хорошо, замнём для ясности. Мне надоело ссориться. Давай сходим куда-нибудь. Я проголодался.
— Я не хочу есть. Я, пожалуй, лягу. Устала…
— Как хочешь. — Молодой человек обиженно пожал плечами. — Я тогда пойду. Послезавтра у нас гастроли, и я, как твой директор, настаиваю чтобы ты хорошенько отдохнула. Выбрось из головы все мрачные воспоминания и думай о нашем будущем.
— Я постараюсь. Иди, Макс. Завтра мне не звони, я хочу побыть одна, мне нужно настроиться.
— Желание звёзды — закон. Я заеду послезавтра. Отвезу тебя в аэропорт.
— Ты не едешь?
— В этот раз нет. Несколько срочных дел накопилось. Надо разгрести. Там большая куча денег. Нам с тобой к свадьбе не помешает.
— Тогда до скорого.
— Бывай.
Анжела проводила Макса до двери и закрыла её за ним. Зачем она выходит за него замуж? Зачем она разоткровенничалась с ним про Вовочку? Выплеснула свою непрекращающуюся боль, а он только посмеялся. Не хочешь, чтобы тебе плевали в душу, не раскрывай её. Заранее было понятно, что он не способен её понять, но вырвалось, сказалось… Идиотка. Ну да ладно, впредь она постарается держать рот на замке. Анжела зябко поёжилась. На улице жара, а ей холодно… Правду Макс сказал, она сумасшедшая.
Анжела сварила себе кофе, добавила молока и задумчиво помешивала его ложкой. Сумасшедшая… Говорят, она божественно играет… Люди на её концертах сходят с ума… впадают в экстаз… Разве могла бы она играть так, если бы была нормальной? Сейчас уже ничего не изменишь, даже если бы ей и хотелось. Анжела выпила кофе и легла в кровать. Завтра она решила сходить на кладбище, к Вовочке и Раисе.
На кладбище было тихо. Дул лёгкий ветерок, пели птицы. Анжела подошла к могилам Вовочки и Раисы и села на скамейку. Она заказала Вовочке самый дорогой памятник, который смогла найти тогда, из чёрного мрамора, с тонкими белыми прожилками. На памятнике был выбит портрет, и Анжела долго смотрела на него. Что бы, интересно, он сказал, если бы у неё появился муж? Как бы он вынес это? Макс говорит, хорошо, что он умер вовремя… Странное словосочетание — умереть вовремя… как-то дико звучит. Разве возможно умереть вовремя? Анжела погладила фото на памятнике. «Он плакал, когда я играла ему, — подумалось ей, — а разве Макс стал бы рыдать? Он думает только об одном — как бы заработать побольше денег. Хотя зачем ему так много денег? Что он будет с ними делать? Покупать недвижимость, машины? Смешной человек… а ещё мнит себя нормальным. Хорошо, что он не поедет со мной». Анжела положила на могилы по букету цветов, которые принесла с собой — Вовочке белые лилии, а Раисе — красные розы, и медленно пошла прочь с кладбища.
В самолётном кресле Анжела сидела, закрыв глаза. Ей овладело странное пограничное состояние, то ли сон, то ли явь. Она ощущала вибрацию самолёта, слышала мерный рокот моторов, но в то же время чьи-то полустёртые образы теснились вокруг неё, мешая полностью отключиться. Когда самолёт приземлился, Анжела почувствовала себя разбитой и измученной.
В аэропорту её встречали, и она пересела в роскошный чёрный автомобиль, который мигом домчал её до гостиницы, где ей предстояло остановиться. Гостиница была хорошей, номер просторный. Анжела разделась и с наслаждением приняла ванну. Было раннее утро, а концерт должен был состояться только вечером. Можно было побродить по городу, но Анжеле не хотелось. Что-то смутно тревожило её, отзываясь дрожью в самых кончиках пальцев. Анжела вдруг вспомнила, что раньше, ещё до деревни, она с родителями жила в городе, вот только в каком? Его название совершенно стёрлось из памяти. Как же давно всё это было и почему-то настигло её именно сейчас. Она почти не вспоминала этот период своей жизни, словно его и не было. Она помнила деревню, цыганский табор и детский дом, но всё, что было до этого, её память начисто исторгла. Анжела выглянула из окна. Вид показался ей знакомым, и дурацкая мысль неожиданно пришла в голову — а вдруг это и есть её родной город? Тот город, где она родилась и прожила пусть и небольшую, но часть своей жизни? Если бы они не уехали тогда, кто знает, как бы сложилась её судьба? Может, и мать бы осталась жива… А отец… Об отце Анжеле не хотелось думать. Все мужчины, которые именуют себя нормальными, на самом деле извращенцы. Напыщенные индюки. Они способны только чинить насилие и издеваться. В любой женщине они видят только себя и никого больше. Женщина нужна им, чтобы оттенить их величие. Конечно, это не относится к Вовочке, потому что он был естественным, как сама жизнь. Анжела снова ударилась в воспоминания. Потом спустилась вниз и в ближайшем кафе выпила чашечку крепкого кофе. Репетировать ей не хотелось. Дрожание пальцев выдавало внутреннее возбуждение, которое всегда предшествовало хорошей игре.
Концерт прошёл, как всегда, на ура. Публика рукоплескала, на сцену сыпались цветы. Пожилой мужчина подошёл к Анжеле поближе и лично протянул букет. Она поблагодарила. В букете была записка, Анжела развернула её: «Разрешите зайти к Вам за кулисы и лично выразить своё восхищение?». Анжела подняла глаза, пожилой мужчина смотрел прямо на неё. Она кивнула. Почему бы и нет? Он не похож на прилипалу. Возраст не тот. А так приличный с виду мужик, взгляд только тяжёлый, мутный. Будто смотрит на тебя через призму чего-то…
