Семен Данилюк - Мужские игры
Они и расслабились. Полчаса спустя умиленная Майя Павловна, приобняв захмелевшего мужа, вместе с Забелиным слушала эмигрантскую эпопею парившего над столом Макса. Максим, помня о первой, жесткой реакции Мельгунова на неудачную собственную похвальбу, начал рассказывать неохотно, даже как бы скупо. Ну, выехали, ну, добрались, ну, не больно, оказывается, их и ждали. Само собой, пришлось раскинуть мозгами, - все-таки ответственность перед семьей. Потихоньку встал на ноги. Как? Да ничего особенно интересного. Но сам уже видел, что им это как раз интересно. Что от названий "Майами", "Флорида" разгораются глаза у Майи Павловны, а от словечек вроде "Нью-Йоркская фондовая биржа", "фьючерсные и форвардные сделки" проявляется невысказанная, мучительная тоска у Юрия Игнатьевича. И Максима, как часто бывало, - прорвало. Теперь он не рассказывал. Он - живописал. И это больше не была скучная повесть эмигрантского выживания. То была авантюрная история покорения Америки рисковым и хитрым русским человеком.
- Так что теперь у меня пол-Америки в корешах, - объявил в завершение Максим. И этому все, даже Забелин, поверили безоговорочно.
- Да, вот ведь как. - Майя Павловна завистливо вздохнула. - А мы едва не всю жизнь в этом доме. Юра-то по миру поездил, а мне как-то не довелось...Молодчина Вы, Максим. Мы всегда знали, что Вы не пропадете. Так, Юрочка?
Мельгунов нахмурился. Даже такая, заискивающая форма давления вызывала в нем резкий протест.
- М-да, стало быть, без семьи приехал, - подвел он неожиданный итог услышанному. - Надолго? Или попатриотствовать чуток?
- Может, и вовсе навечно. Я тут, Юрий Игнатьевич, в Эмиратах был, в пустыне на сафари. Там такие есть верблюжьи яблоки. Яблоко ветром вырвет и мотает - мотает по пустыне. Так вот надо ли ему за это пенять? Оно бы и радо зацепиться, ан - не за что, - Максим потянулся к недопитой рюмке.
- И то правда, - вступилась Майя Павловна. - Чего ты, Юрий Игнатьич, парня-то травишь? Разве он виноват в том, что так живем? Глянь: чуть с самолета - и к тебе.
Она наткнулась на насупившийся взгляд мужа, деланно всполошилась:
- Совсем забыла чайник поставить. Розетка, правда, барахлит.
- Юрий Игнатьевич, вы уж очень-то нас мордой по столу не возите. - Макс дождался, когда Майя Павловна выйдет. - Оно, конечно, поросенок я. Да и Забелин с полвзгляда видно - свинья-свиньей. Но только свиньи-то мы вашего скотного двора. Не чужого.
- Хотя мне-то и впрямь прощения нет, что за столько лет ни разу не зашел, - склонился покаянно и Забелин. - Если честно, - не решался. Потом - слышал, что вы на царстве. И считал по привычке: раз так, все, стало быть, в норме. До сих пор не знаю, что там между нами произошло: истинное или придуманное, - Макс, заметив, как при этих словах зло "стрельнул" глазом Мельгунов, под столом ущипнул Забелина за коленку, - но только вы для нас тот, кого предать невозможно. Кого предать, как себя.
- Как излагает, - позавидовал Максим.
- Словом, Юрий Игнатьевич, я здесь. И хочу, если в том есть необходимость, помочь.
- Хотим,- подправил Макс.
- Хотим. Но для того знать надо, где вы сейчас стоите. Мельгунов - флаг гордый. А вот что под ним?
- Дело под ним гибнет, ребята. И люди гибнут или мельчают. Вот что худо. Не хочется об этом. Да и кому себя лишний раз дураком вспоминать приятно?
- Юрий Игнатьич, ну вам-то кокетничать, - шумно не одобрил Макс. - И слышать неловко.
- В чужое дело полез, потому и дурак. Мы ж оборонные. Акционированию не подлежали. Все темы, кроме пилотных, - по госзаказам шли. Потом заказы прекратились. А там и с зарплатами начались перебои. Потом народишко побежал. Из лучших. Надо было думать, как костяк сохранить и чтоб при этом институт не разворовали. Видел же, что у смежников делается, как вокруг нувориши пиратствуют, - он не то чтоб скосился на Забелина, но стало понятно, о чем подумал. - Все, что подвернется, заглатывают, обсасывают пенки. А прочее - выплевывают. Предложили вариант - акционироваться. Самим. Чтоб большинство акций у себя, у людей наших то есть.
- У коллектива, - подсказал Забелин.
- Был коллектив, да весь вышел. От акционирования этого хваленого лучше-то не стало. Минобороны после этого на нас "облегчился" - одной головной болью меньше. Я потом на симпозиуме замминистра встретил, так при всей его челяди влепил. Что ж ты, говорю, пердун старый, делаешь? По выставкам да по презентациям тусуешься. То бы ладно. Но пошто ты все разворовываешь? Хоть что-то на поддержание оставь. Жить-то осталось ничего. Ведь собственные внуки добрым словом не помянут. Захихикал, да и бочком... Тоже школа. Ну, добро, эти старые ворюги! Они еще в казармах с портянок воровать начали. Но вот чего не пойму! Вы-то, нынешние! Пусть в основном недоучки, но все ж таки недоучки из ученых - некоторые вон степени какие-никакие имеют. - Он вновь требовательно оглядел Забелина. - Банки-то, сколь знаю, как раз недоучки из химиков-физиков по большей части и сорганизовали. Там, где надо было деньжат нахапать, мозги быстренько раскрутились. Что ж вы в главном-то не доперли? Набросились ресурсы почем зря растаскивать. Из глотки друг у друга рвете. Так как же простой вещи-то не сообразить, - не нефть, не золото, не алюминий - меня покупать надо! Не к чувствам обращаюсь - то атрофировано. Но к разуму жадному.
Заметил, как гости быстро переглянулись.
- Что зыркаете? Решили - крыша у старика поехала? Налей еще. Поедет от таких-то дел. Такую страну за несколько лет разворовать. Это ж какой коллективный разум потребовался. Вот тоже Гиннесс из Гиннессов. И дружно так, согласованно. Иногда подерутся за кусок, но опять же внутри крысятника, и вновь дружно. Сырье разворовали так, что добыча теперь в убыток, промышленность в руинах, вооружением из последних сил приторговываем. Никогда не был сталинистом, но то, что теперь вижу, - это ж напалмом по душам. - Он побледнел, и Макс поспешно придвинул ему пепельницу с дымящейся на ней трубкой. - А решение-то есть! И куда какое дешевое.
- Загадки загадываете, Юрий Игнатьевич! - Флоровский выложил ему на тарелку последний, приглянувшийся старику кусок семги.
- То-то - загадки. Оно вон лежит и просит - найди меня. Вот он я - архимедов рычаг, что не токмо карман тебе набьет, но и других из безысходности вытащит. Ведь очевидно, что в обозе по изъезженным дорогам тащиться, - в лидеры не выйти. Никогда нам в технике Японию да Америку не обойти - эва куда усвистали! Ну так ищи, что у тебя есть такого, чего у других нет, и чтоб, ухватившись за это, ты всех бы разом отбросил. Как гриб боровик, только внимания ждет.
- Информационные технологии, - уверенно предположил Забелин.
- Все-таки школа, - с некоторым удовольствием оценил Мельгунов догадливость ученика-расстриги. - Конечно же! Мне, старику, и то понятно - кто в двадцать первом веке информацию оседлает, тот миром владеть будет. Ведь уже сейчас какие деньги за информацию платят.
- Любые, - подтвердил Макс.
- Ну, нет, скажем, сил новые ракеты производить - иссякли, пенсии старикам - и те из себя выдристываем. И что с того? Если у меня в сейфе технология контроля за компьютерными сетями, - так я ведь попросту запуска этих суперракет не допущу - и куда все траты пойдут? Ведь на самом деле, не вам говорить, возможности развития информтехнологий неисчерпаемы. И хоть на ладан дышим, но то, что имеем, никто не имеет. И заманчиво. И выгодно - вложений-то с гулькин фиг. Это вам не храмы Христа Спасителя возводить, это и есть путь к спасению. Так нет - не хватает на очевидную эту мысль. Одна на уме - нахапать поболе. Даже инстинкт самосохранения не срабатывает. Тупые! И в жадности тупые! Интеллект - вот последнее, чем можем пережать ситуацию. Да и острее, граненей вопрос стоит - есть ли нам место среди людей будущего? Вот сейчас появилась теория "мертвых" стран. И если ее принять за гипотезу, то в двадцать первом веке человечество разделится на две части - владеющие информационными технологиями и остальное. Причем это все остальное обречено на вымирание как нации. То есть кто в основной головке - уйдет в резкий отрыв. А вымирающим останется сырье проедать. Так-то. Друзья вновь скрытно переглянулись - как же сдал старик: говорит неровно, комканно. И, в отличие от прежнего Мельгунова, никак не подберется к главному.
- Знаю, о чем думаете, - не поднимая головы, угадал Мельгунов. - Но как же душа болит. Ведь на мне всё, верят в меня, ждут. А я вдруг - не могу, не мое. Аренды, кредиты, векселя - чужое все, тяготит. Взял в финдиректоры одного, из Минобороны, - Петраков фамилия. Из наших бывших. Плоскостопый, косноязыкий, но в словах живенький. Думал, свой все-таки. Быстро все сконструировал: и акционирование, и площади в аренду насдавали, и кредиты набрали - всё вроде объяснял, всё вроде и правильно. А только коснулось - аренда есть, денег нет, кредиты разошлись - опять результата нет, а сроки отдавать подходят. Куда ни кинь - все логично и всюду клин. Теперь и сам чувствую, что неладно, может, и приворовывает, стервец. Многие о том говорят. Да как проверишь? Сам же руль вложил. И не выгонишь - все контракты через него. Печать, документы - все на нем. А тут еще и государство свой пакет - у него до сих пор сорок процентов было - вдруг продавать задумало. В тягость, выходит, родному государству стали. Тяжко! - Мельгунов непривычно, по-стариковски вздохнул. - И стыдно. И бессильно. Ушел бы. Так тут же все и порушат...
