Илья Игнатьев - Ладонь, протянутая от сердца…
- Знаю я это «вскользь», видел. Ладно. С Уланом вдвоём пойдём?
- С Уланом втроём пойдём. Жаворонкова проводим по дороге, - он домой хочет! Так, Юрка?
- Это… Да надо… Это…
- Какое?
Ох, как же не охота Юрке домой чесать! Ну, тут уж…
- Сходи до Галы, - советую я.
- Поцапались мы с Галой…
- Стас, брось, - придём, я сам всё уберу…
- Да? Тогда я Улану лапы помою.
- Тогда ты Улану копыта помоешь…
Дождь кончился. Обычно мы, - когда грязно, - гуляем с Уланом по газону, вдоль дороги, - но сейчас мы плетёмся к Юркиному элитному дому через двор, через школу, - в ней я хотел учиться, да меня в гимназию затолкали, - потом надо обойти детский садик, - былой источник пищи для Улана, - и вот серо-жёлтым кариесным клыком торчит Юркин дом…
- Ил, ты на осенних каникулах, что делать решил? - Юрка тянет время.
- Как у Стаса с работой, а так хотелось бы в Италию смотаться, в Помпеи, я их так и не посмотрел… Стас?
- Ну ведь был разговор! Я завтра Борису Шалвовичу позвоню, - кстати, сам бы мог, Илья, он твой второй опекун… Первый, то есть, второй - я. Вот, пускай всё оформляет, поедем.
- Везёт… А меня одного опять.
- В Германию?
- В Испанию, кажись, - один чёрт, неохота.
- Жаворонков! Это ж Испания! Это, - там же коррида, сеньориты… чего там ещё… всё, пришли, лужа дальше. Пока, Юрка.
- Пока, Логин… С.С., - так я, если чо, я вам позвоню?
- Конечно, Юрка.
Мы со Стаськой стоим, смотрим, как уходит к себе домой Юрка.
- Знаешь, Стась, ты не второй.
- Что? А, ты про опекуна…
- Первый. Ты не второй, не опекун. Ты первый, ты единственный, лучший…
- Вот это вот хорошо! Значит ли это, что ты согласился постирать бельё?
- Я щас кого-то единственного в луже этой постираю! Я… пошли домой, я трахнуться хочу!
- Тише, Ил, услышит кто…
- Никого нет, но ты прав, Стась, - тише… Ну что за Мир такой, - Мир, который не любит Любовь… Если бы в этом Мире не было бы таких людей, как мы, - ты, я, Тихон, другие, настоящие, мёртвые, не родившиеся ещё, - гори бы всё оно…
- Пошли, Ил, дождь снова начинается…
Пока мы идём домой, Стаська рассказывает, что сегодня он звонил в центр Субару, договорился на вторник насчёт зимней резины для нашей «Бури»…
- Они там, после того как увидели в прошлый раз нашу «Импрезу» с этими опознавательными знаками, обалдели все, шеф их тоже так хочет.
- У него «Форестер», пусть в бомбер его красит, а «Хаятэ» наш, - истребитель, хоть и тяжёлый. Вообще, Стаська, это ты придумал просто заебись! Молчи! «Заебись», - самое тут подходящее слово. Главное дело, - «Хаятэ» ведь «Накадзима» делала, это джонники из мести её расчленили, теперь она Субару, - «Фудзи», то есть…
- Ну да. Так кто ж про это знает? А я помню, ты же научил меня, Ил, такие вещи помнить.
- Жёлтая стрела сквозь красный двойной круг, - мечтательно улыбаюсь я. - Эмблема 58-го Сэнтая, бортовой номер 9… Хиномару на передних дверях… Буря-Хаятэ! Жалко, имя пилота ты не узнал, Стась.
- Жалко… Илька, если наш кавалерист щас в эту грязь залезет, я не знаю, что тогда!
- Уже тогда! Улан! Б!
- Мама дорогая… Да брось ты с поводком, Илька, что уж теперь, - поздно.
- Драть его надо! Его драть надо, меня драть надо, тебя тоже…
- Меня первого! Распустил вас.
- Стась, давай с мазохизмом завязывать! Не моя это тема, чо-то понесло меня не туда…
- Туда, туда… Открывай подъезд… Туда! Кто сегодня по башке получил?
- Во бля! Я чо, - спецом, что ли?
- А вдруг?
- Пошёл ты! В лифт…
- Ты первый, Ил, я первый боюсь, - вдруг там бабай…
- А-апчхи-и!.. Точно…
- Ух, ты! Горчичники! Ур-ра! Я, Илька, не мазохист, я садист!
- Ни-за-что! Я опасен в бою, я камикадзе сёдня… Во, Стаська, я ж две хокку сёдня сочинил, после английского, после Нинели нашей рыжей…
- Она крашеная у вас. Приехали, выходи…
- Опять я первый? Прикрываться ребёнком! Ай-яй-яй…
- Ты хокку говори.
- Ты дверь открывай.
- Сначала хокку.
- Ладно. Первая. Так. Вот:
Варварам рыжимсмерть я принёс от огня.Я камикадзе.
- Илья, я это в Инете выложу! А вторая?
- Вторая:
Я с неба упал.Я целюсь в борт корабля.Я ветер Богов.
- Обе выложу!
- А гонорар?
- Кому?
- Улану! В ванную его тащи, давай.
- Слушаю, мой капитан, Рогинов-сан! Кстати, Илька, капитан 1-го ранга у японцев назывался - Тай-са.
- Да? Буду знать… Брядь! Стас! Ну ты чо, смотри, - кавалерист в комнату поскакал! Ты, что ли, полы моешь? Я что ли полы мою!
- Улан, гад!
- Блядство, - пашешь, тут пашешь… Вали в ванную! Я тут, как на плантации у тебя! На рисовой… Использует, понимаешь, детский труд по полной, эксплуататор, рабовладелец, восстание поднимать пора, по ходу, Логинов, как Спартак, бля, да какого же он сетевой на компе-то не выключил, обормот, а Жаворонкова я зря не придушил, эх, пора, пора что-то порешать мне решительно…
Бубукая так вот себе под нос, - блядь, точно заразное, - я прохожусь по комнате, - скучно, - иду на кухню, - не хочу я с посудой вошкаться, - три чашки и пара тарелок, - трахнемся щас, - это-то да, - трахнуться-то мы со Стаськой трахнемся… И не раз, даже может быть, а тогда почему мне скучно?
- И чего ты прискакал на кухню, Улан? Стась, мне скучно…
- Вот те на! Ну, не знаю… Хочешь, - спляшу?
- А я выдержу? Танец твой? Нет. Это ты спьяну.
- Поклёп! Сухой… сухой, как лист…
- Ничо себе! Бутылку водки вылакал, и он сухой!
- Да какую там… Погоди... Это… Щас…
- Ты чего?
Но Стаська машет на меня рукой, чешет затылок, - вот тоже, не подцепить бы, - смотрит в пространство, - в его глазах, самых синих и самых любимых на свете, - в них…
- Ил! Слушай. Так:
Бутылка пуста -ни в башке и ни в жопе!Хокку родилась…
- Это воще! Стась! Это твоё лучшее! Воще… Да, правильно, пять-семь-пять.
- Да? Ну, вот, дождался. Стараюсь, Илька! Как думаешь, это тоже в Интернет пойдёт?
- Сто пудов.
- Здорово. Блин, это потруднее, чем рифмы сочинять, - строго семнадцать слогов, да ещё по строчкам разбить, да ещё смысл, чувство, смех, любовь, настроение…
- Да. Жалко, что японские почти нельзя перевести, в размер сроду не уложиться.
- С размером, - это да. Я твою хокку про размер первым делом выучил, помнишь?
В строке пять слогов.Семь вот теперь написал.Снова пять… Хокку.
- Да-да, эту.
- Это не моя, это Тихона. Ладно, пошли в комнату. Точно! А ну!
- Илька, если ты опять чего-нибудь такое задумал…
- Нет. Просто… Вот скажи мне, - ты старше, ты должен знать, - почему взрослые забывают, что они были детьми? Я не о тебе, ты не забыл…. А почему Юркин батя это забыл? Что он тоже был пацаном. Я не забуду. Хоть и не было у меня детства, - я не забуду.
- Ты, - нет. Иди сюда. Я старше… Чёрт его знает… Чмок. Я против тебя чувствую себя маленьким… Чмок. Иногда. Чмок. А иногда старше. Чмок.
- Старше, старше! Ай! Стаська! Так значит, ты и правда садист? Ё…
- Здорово, да?
- По твоему, это здорово, - откусить мне пол уха? М-м… Не знаю… Чмок. Стась…
Мы на диване, - на нём мы спим, любим, хоть и есть у меня свой гамак, но спал я там… не помню, раза три, - мы на нашем диване. Я не тороплюсь, пускай обормот сам меня разденет, пускай он разденется сам, я же младше, - вот пускай он и… а я ему мешаю, я хватаю его за руки, дёргаю за волосы, тяну его голову к себе, целую, - крепко, - дую в рот, обнимаю, - крепко, - прижимаю его лицо к своему, - ещё крепче… Люблю. Люблю, и вечно буду любить, - сердце у меня огромное, сердца моего хватит на целую вечность, на всё множество Миров…
А Стаська начинает уплывать, он уже не раздевает меня, не раздевается сам, - он целует меня, я плыву вместе с ним, в его руках я послушная лодочка. Нет. Надо, всё же… Толстовка моя уже на полу, чуть приподнять Стаську, завалить его на бок, - ремень его джинсов… Бля, неудобно, на спину обормота, так вот лучше. Джинсы. Стаська помогает, тянет джинсы вниз, - от меня не отрывается, губы в губы, наши языки торопятся выяснить: - так кто всё же главнее… Руки. Его и мои, - мы мешаем, друг другу, - это здорово, так и должно быть, - мешаем, стараясь помочь…
- Футболку, Илька… Сними…
Я снимаю с себя футболку, мне приходится оторваться от Стаськи, скорее снова к нему, тяну вниз его лёгкие плавки, какое-то время мы мешаем друг другу по-настоящему, я уже тороплюсь, желание приходит знакомой волной, Стаська тоже её поймал… Мы голые.
- Я первый… Ладно, Стась?..
Стаська сжимает меня ещё крепче, да некуда уже ведь крепче, - есть куда, - отпускает.
- Ты. Молодым везде у нас… Мне как? На живот?
- Нет. Так. Щас… Погоди… - я тяну из-под головы у Стаськи подушку, - вот, Стась, подложим щас…
