Алекс Шталь - Ваше дело
Лицо Петухова изменилось в считанные секунды. И без того маленькие глазки превратились теперь в щёлочки. Бегающий взгляд куда-то пропал. Мерзкая ухмылка исказила лицо солдата. Петухов, сопя от злости как паровоз, ехидным, скрипучим полушёпотом сказал:
– А ты что, хочешь, чтобы всем стало известно, что ты…
В этот момент Гладышев, стоявший рядом, толкнул Петухова локтем, давая понять, что тот далеко зашёл.
– Отлезь Гладыш! – рявкнул Петухов.
– Я бы не стал… – начал было Гладышев, Но Петухов заткнул его одним только взглядом, и продолжил:
– Дрон, если ты про эту тушёнку вякнешь, всем станет известно, что ты дрючишь свою родную сеструху!
Мир вокруг Андрея прекратил своё существование. Зелёные цвета сменялись голубыми и перетекали в какие-то красные оттенки. Все звуки отсутствовали. Существовало только зависшее в пустоте тело Андрея и осознание потери самого дорогого, что у него было. Опустошение! Полное опустошение!
На какое-то мгновение Андрей вернулся в реальность, когда Петухов, грубо толкая его в грудь, оттеснил от злосчастной сумки и, порывшись в своём кармане, достал оттуда мятую фотографию Люды. Он тыкал в лицо Андрею фото любимой сестры и просто любимой, самой дорогой для него девушки. Петухов произносил какие-то грязные слова, которые Андрей не разобрал, но понял, что они имеют отношение к нему и к его сестре.
Всё это время на втором плане маячила ухмыляющаяся рожа Гладышева, который тоже что-то постоянно говорил, неприлично жестикулируя.
Вдруг к Андрею вернулось нормальное восприятие. Он увидел как Петухов, с трудом оторвав от пола тяжёлую сумку, выходит из каптёрки. За дверью уже стоял Гладыш, мерзко похихикивая.
– Делиться надо! Понял, Дрон? – сказал Петухов и захлопнул за собой дверь.
В каком-то полу отключенном состоянии Андрей подмёл в каптёрке. Убрал все следы пребывания здесь «весёлой компании» и, закрыв дверь на висячий замок – гордость старшины, отправился в спальное помещение. Теперь надо было незаметно вернуть ключ на место. Он сомневался, что у него получится незаметно положить ключ под подушку спящего Манукяна. Но у него получилось. Манукян действительно спал очень крепко.
А через неделю Гладышев и Петухов подошли к Андрею с «коммерческим», как они выразились, предложением.
5
«Вот это номер! – думал я по дороге в комнату. – Дела-то у парня так запутаны, что решать их ему, похоже, пришлось самым древним методом «нет человека – нет проблемы». Натворил он, конечно, будь здоров, никаких сомнений тут быть не может. Но, мы же никогда не знаем, на какие поступки будем способны мы, если нас загнать в угол».
Я понимал, что для Андрея сейчас что-то вроде передышки. Крыша над головой, еда, сбитые с толку преследователи, возможность отдохнуть, собраться с мыслями, а возможно, и получить от меня инструкции на дальнейшую жизнь.
Меня бы самого сейчас не мешало бы хорошенько проинструктировать.
«Кто же из моих знакомых может посодействовать мне в этом непривычном деле, которое, даже страшно сказать, как называется!» – думал я, потому как проблему эту, рано или поздно решать придётся. И чем скорее, тем, естественно, лучше.
Самое удивительное, что у меня на этот счёт не было никаких идей. Я твёрдо знал только одно – парня надо вывезти из посёлка, где все не на шутку перепуганы, и любой житель, не задумываясь, сдаст его, а то и прихлопнет ко всем чертям. Накупили в девяностых оружия, а ведь оно за это время истомилось по крови. Да и руки у многих чешутся, знаю я тут некоторых.
Когда мы с Андреем вошли в комнату, нас со всеми почестями встретила кошка. Эта старушка – ровесница дома, умеет устраивать целые представления из своего появления.
– Ну что? – спросил я животное. – Где всё это время шлялась? Давай, дуй на кухню! Там тебя ждёт много интересного.
Пока мы с моим гостем ужинали, я не забывал подкладывать в кошачью плошку кусочки, которым она будет рада.
Ещё немного повертевшись у нас в ногах, зверюга, поставив хвост трубой, пошла на кухню.
– Понимает! – немного удивлённо сказал Андрей.
– Они много чего понимают. Просто им не интересны разговоры людей. Ну, как, например, трёхлетнему ребёнку совершенно не интересны разговоры взрослых. А эту животину, кстати, я нашёл прямо здесь. – Я обвёл руками пространство, имея в виду дом.
– То есть? – не понял Андрей.
– Маленьким котёнком она пряталась в строительных материалах, завезённых для постройки именно этого дома. Так что, она здесь уже жила, а мы с женой – только собирались. С тех пор мы у неё в гостях! Уже четырнадцать лет!
Проводив кошку взглядом, Андрей снова, как и в первый раз, стал изучать книжные полки, которые покрывали, в общем-то, все стены в этом помещении.
Какие ассоциации вызывало у него обилие книг? Что он думал? Мне то было не ведомо. Но было ясно одно, отношение к книгам у паренька явно – несовременное. Трепетное, я бы сказал.
Я, тем временем, «открыл» пришедшее от жены письмо и, быстро прочитав коротенькое послание, стал набирать ответ, не забыв попросить её посмотреть, нет ли по телевизору каких-нибудь выдающихся новостей.
Написав и отправив ответ, я повернулся к Андрею, который, будучи предоставлен сам себе, уже листал какую-то книгу.
– Андрей, а что из литературы ты предпочитаешь? – спросил я, оторвав его от изучения, как оказалось, томика стихов Блока.
Он пожал плечами и, отложив книгу, сказал:
– Да, в общем-то, всё подряд. Понимаете, я ещё не определился со своими пристрастиями в области литературы. Все новомодные отечественные писатели, по словам папы, срисовывают свои «произведения» с западных образцов. Из американских писателей у меня пошёл только Азимов.
– А Кинг? – спросил я. – Смотри, сколько по Кингу фильмов снимают! Я, правда, не смотрел их, но читаю его чаще, чем других «королей». А фильмы не смотрю по одной причине – не хочу портить впечатление, полученное от книги. Всё же экранизация – это экранизация!
– Кинг у меня не пошёл. Я взялся, было, за «Дорожные работы», но с трудом осилил два десятка страниц!
– Да-а!.. Кинг это целая наука! Его надо начинать изучать с «Противостояния»! И только потом начнёшь разбираться, что написал этот великий алкоголик и наркоман для души, а что ради денег.
– Мне вообще трудно читать обычную литературу. Ну, ту, где всё на человеческой глупости основывается. Мы с Людой, – это сестра моя, – мы с ней нашли для себя интересной литературу, которую, в общем-то, принято ругать. Там, понимаете, нет всей той белиберды, которая в бульварных романах встречается.
– А, понимаю! – «Пьер нервно курил и думал – придёт Люси или не придёт… А она вошла – теребя перчатки…»
– Так что ли?
– Здорово вы это подметили! Класс!
– Это не я подметил, а Лем. Его, как я понимаю, тоже тошнило от всей этой «романтики».
– А где он про это пишет? Я почему спрашиваю, у нас дома весь Лем есть. Только я до него ещё не дошёл.
– Это «Возвращение со звёзд». Только Лем, Андрюша, больше не пишет. Он умер недавно.
– Знаю. Я как раз домой приезжал. Папа в таком трауре пребывал! Говорил, что целая эпоха скончалась, а никто и не заметил.
– А кем у тебя отец работает?
– Он художник. До недавнего времени в Строгановке преподавал, а потом его в рекламу переманили. Ну, деньги, там, и всё такое.
– Понятно. Андрюша, а как вы с Людой… Ну… Ты извини, если я грязными лапами лезу, куда не следует. Поверь, я не из праздного любопытства спрашиваю! Просто я вижу, парень ты не испорченный, воспитанный…
Я никак не мог подобрать слова, которые могли бы объяснить пареньку, что меня мучает вопрос совсем не из области «Как вы до такого докатились?»
– Ведь было же у вас с сестрой что-то, что обычно предшествует… ну, люди же не сразу…
– Ну, на самом деле наши отношения всегда были не такими как у всех. Мы же среди людей живём, видим, что вокруг нас происходит. Сравнивали не раз. Конечно, то, что происходит за стеной, у соседей, так и остаётся никому не известной стороной жизни, но ведь внешние признаки неблагополучия спрятать невозможно. Всё это проявляется.
– А к своей сестре я всегда относился как… Ну, не знаю… Наверное, самым правильным будет такое определение: я относился к ней всегда, как к самому дорогому, что у меня было.
Андрей, как мне показалось, слегка покраснел. Трудно было сказать, что так на него подействовало – то, что он сейчас говорил, или крепкий чай после сытного ужина.
– Люда, она, знаете… она всегда была не такая, как другие девочки. И сколько меня не предостерегали родители, что, мол, будет она из-за меня избалованной капризной фифочкой, мне в это никогда не верилось. Ну не может человек стать плохим из-за хорошего к нему отношения. А потом, у нас с ней столько всегда было общего, что, по моим наблюдениям, вообще не встречается такое глубокое взаимопонимание. Ну, или редко встречается. Все наши общие знакомые или пытались отделаться от своих сестёр и братьев, как от обузы какой-то, или игнорировали их, как чужеродное, что само отвалится, если к нему соответствующим образом относиться. Некоторых моих приятелей раздражало то, как я всё время возился со своей сестрой. Всякие шарфики, которые я тщательно на неё повязывал, все эти слетевшие рукавички, которые я поправлял, ну, когда она совсем маленькой была, – всё это их, буквально, бесило! Но на их мнение мне было наплевать.
