Трейси Шевалье - Тигр, светло горящий
Кэтрин Блейк оказалась чуть пониже своего мужа, но такой же коренастой. У нее были маленькие, глубоко посаженные глаза, широкий нос и большие румяные щеки. Широкие, чуть помятые поля ее старого чепца выглядели так, словно попали под дождь, а потом кто-то на них уселся. На лице миссис Блейк застыла терпеливая улыбка, а сама она казалась усталой, словно вышла из дома не по доброй воле, а сделала одолжение мужу, отправившись с ним на вечернюю прогулку. Джем видел такое же выражение на других лицах — обычно на женских, редко улыбающихся, дожидающихся, когда их мужья допьют последнюю кружку в пабе или закончат разговор на дороге о стоимости семян.
— Вы видите, — продолжил мистер Блейк, даже не поприветствовав их, потому что был занят своей мыслью, — что эта сторона освещенная, а та сторона — темная…
— Ну вот, это и есть противоположности, — прервала его Магги. — Темное и светлое. Именно об этом мы с Джемом и говорили, правда, Джем?
Лицо мистера Блейка прояснилось.
— А, антитезы. И что же ты об этом говорила, моя девочка?
— Дело в том, что Джем этого не понимает, а я пыталась объяснить…
— Да нет, я понимаю, — прервал ее Джем. — Конечно, добро противоположно злу, а девушка противоположна парню. Но…
Он замолчал. Ему показалось странным, что он разговаривает о таких вещах со взрослым человеком. Он бы ни за что не стал говорить об этом со своими родителями, или на улицах Пидлтрентхайда, или в пабе. Там разговор шел о том, будут ли заморозки ночью, и кто следующий поедет в Дорчестер, и какое поле или посадки ячменя готовы к жатве. После его переезда в Лондон что-то в нем изменилось.
— И что дальше, мой мальчик?
Мистер Блейк ждал от него продолжения. Это тоже было в новинку для Джема — взрослый, казалось, интересовался его мыслями.
— Я вот как думаю, — медленно начал он, осторожно подбирая слова, словно ступая по каменистой горной тропе. — Ведь у противоположностей есть такая странность: и в сухом, и в мокром имеется влага, а парень и девчонка — оба люди, ад и рай — это места, куда люди отправляются после смерти. У них у всех есть что-то общее. Так что они не совсем уж разные, как об этом думают люди. Если у тебя есть одно, то это не значит, что другого быть не может.
Джем почувствовал, как заболела голова — уж слишком трудно было находить нужные слова.
Но мистер Блейк в ответ понятливо кивнул, словно ему все было ясно и он сам обо всем этом думал.
— Ты прав, мой мальчик. Я сейчас приведу тебе пример. Что будет противоположностью неведению?
— Ну, это легко, — сказала Магги. — Знание.
— Именно, моя девочка. Опыт.
Магги засияла.
— А теперь скажи мне: ты неведающая или опытная?
Улыбка так неожиданно исчезла с лица Магги, словно мистер Блейк этим вопросом ударил ее.[30] Вместо улыбки появилось испуганное, вороватое выражение — такое Джем видел в день их первой встречи, когда она говорила о тропе Головореза. Она нахмурилась, глядя на какого-то прохожего, и не ответила.
— Видишь, ответить на этот вопрос не так-то просто, правда, моя девочка? Вот тогда тебе другой вопрос. Если неведение — этот берег реки, — мистер Блейк показал в сторону Вестминстерского аббатства, — а опыт — этот берег, — он показал на амфитеатр Астлея, — то что же тогда мы имеем посередине?
Магги открыла рот, но быстрый ответ не пришел ей в голову.
— Подумай об этом, мое дитя, а ответ дашь мне как-нибудь в другой раз.
— А не могли бы вы ответить нам на кое-что еще, мистер Блейк? — спросила Магги, быстро придя в себя. — Почему вы нарисовали статую голой? Ну там, в аббатстве.
— Магги, — прошептал Джем, смущенный тем, что она выдала их.
Миссис Блейк перевела взгляд с Магги на Джема, потом — на своего мужа. На ее лице появилось недоуменное выражение.
Мистера Блейка это откровение, казалось, ничуть не обеспокоило, и к вопросу он отнесся вполне серьезно.
— Видишь ли, моя девочка, я рисовал вовсе не статую. Мне невыносимо копировать с натуры, хотя я и делал это в течение нескольких лет в аббатстве, когда был учеником. Это упражнение многому меня научило, и одним из таких уроков был вот какой: если ты объял что-то снаружи, то тебе более нет нужды там оставаться — ты можешь проникнуть вглубь. Вот почему я не рисую с натуры — это слишком скучно и ограничивает воображение. Нет, сегодня я рисовал то, что меня попросили.
— Кто попросил?
— Мой брат Роберт.
— Он тоже там был?
Магги не помнила, чтобы кто-то был рядом с мистером Блейком.
— О да, он там был. Ну, Кейт, если ты готова, идем?
— Готова, если готов ты, мистер Блейк.
— Да, но…
Магги искала какие-нибудь слова, чтобы задержать Блейков.
— А вы знали об эхе в нишах, сэр? — вставил Джем.
Он тоже хотел задержать мистера Блейка. Было в нем что-то необычное: в его взрослости, разбавленной детскостью, в его внимании, то сосредоточенном, то рассеянном.
— Что это за эхо, мой мальчик?
— Если вы стоите в противоположных нишах лицом к стене, то можно слышать друг друга, — объяснила Магги.
— И сейчас можно? — Мистер Блейк повернулся к жене. — Ты об этом знала, Кейт?
— Нет, не знала, мистер Блейк.
— Хотите попробовать? — гнула свое Магги.
— Хотим, Кейт?
— Если тебе так хочется, мистер Блейк.
Магги подавила смешок, ведя миссис Блейк в нишу и ставя лицом к стене, а Джем повел мистера Блейка к противоположной нише. Мистер Блейк вполголоса заговорил со стеной, и несколько мгновений спустя они с миссис Блейк уже смеялись. Джем и Магги слышали смех, но не разговор, который по большей части был односторонним — миссис Блейк лишь время от времени соглашалась с мужем. Взрослые были сами по себе, а потому дети стояли по обе стороны дороги, чувствуя себя не в своей тарелке. Наконец Джем побрел к Магги.
— Как по-твоему, о чем они говорят?
— Не знаю. Но уж не о цене рыбы, это точно. Хорошо бы они вернулись к нам.
Может быть, миссис Блейк услышала ее, потому что в этот момент она вышла из темноты и сказала:
— Дети, зайдите внутрь и встаньте рядом со мной. Мистер Блейк будет петь.
Джем и Магги обменялись взглядами, потом втиснулись в нишу с миссис Блейк. Вблизи от нее пахло жареной рыбой и углем.
Они снова встали лицом к стене. Джем и Магги прыснули со смеху, оказавшись притиснутыми друг к другу, но не попытались отодвинуться.
— Мы готовы, мистер Блейк, — тихо сказала Кэтрин.
— Прекрасно, — услышали они бесплотный голос.
После секундной паузы он начал петь высоким тонким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорил:
В час, когда листва шелестит, смеясь,И смеется ключ, меж камней змеясь,И смеемся, даль взбудоражив, мы,И со смехом шлют нам ответ холмы,
И смеется рожь и хмельной ячмень,И кузнечик рад хохотать весь день,И вдали звенит, словно гомон птиц,«Ха-ха-ха! Ха-ха!» — звонкий смех девиц,
А в тени ветвей стол накрыт для всех,И, смеясь, трещит меж зубов орех, —В этот час приди, не боясь греха,Посмеяться всласть: «Хо-хо-хо! Ха-ха!»[31]
Когда он закончил, они погрузились в молчание.
— Хо-хо-хо! Ха-ха, — повторила Магги, разрушая чары. — Я этой песни не знаю.
— Это он сам написал, — пояснила миссис Блейк.
Джем услышал нотку гордости в ее голосе.
— Он сам сочиняет песни? — спросил Джем.
Он еще не встречал человека, который сочинял бы песни, поющиеся людьми. Он даже не задумывался о том, откуда берутся песни, — они просто извлекались откуда-то из воздуха и заучивались.
— Стихи, песни и все такое, — ответила мисс Блейк.
— Тебе понравилось, мой мальчик? — донесся до него голос мистера Блейка.
Джем подпрыгнул — он и забыл, что мистер Блейк слышит их.
— О да.
— Эта песня есть в книге, которую я написал.
— А как она называется?
Мистер Блейк помедлил.
— «Песни неведения».
— Ой! — воскликнула Магги и начала смеяться, а вскоре к ней присоединился мистер Блейк, потом миссис Блейк и, наконец, Джем. Они смеялись, пока каменные стены не наполнились хохотом и над рекой, осветив ночное небо, не взметнулись вверх и не расцвели первые фейерверки финала.
Май 1792
III
Глава первая
Единственное, что мать поручала Магги, — это гладить простыни и платки. Но девочка не могла спокойно заниматься своим делом. Она оставила заднюю дверь открытой и время от времени поглядывала на поле Астлея, которое располагалось прямо за домом, в котором жили Баттерфилды. Деревянный забор, отделявший их сад от поля, обычно перекрывал бо́льшую часть того, что можно было увидеть, но он был старый, полусгнивший, и Магги так часто пробиралась через него, срезая дорогу, что ограда давно накренилась набок и в ней образовался зазор. Каждый раз когда утюг остывал, Магги ставила его на угли в печи и выбегала наружу, чтобы сунуть голову в щель и глянуть на репетиции, проходящие во дворе Астлея. Еще она смотрела, не появился ли Джем, с которым они договорились встретиться в поле.
