Георгий Байдуков - Рассказы разных лет

— Он хотел, да я уговорил его. Правда, Кузьмич уверял меня, что директор в воскресенье не приезжает на завод, и все твердил: «А чего вы мотаетесь в выходной? Ведь обод колеса хотя и железный, но и тот вынашивается. А без него и втулка и спицы разлетаются к чертовой матери».

Вахтер спокойно спросил:

— А что, я неправду сказал?

Нарком, поглядывая карими глазами, трогая внушительные усы, с улыбкой заметил:

— Правду, но не всю… Ты же, Кузьмич, доказывал, что директор не приедет, а я убеждал — обязательно будет. Только не мог угадать когда, в каком часу…

— Это верно, Ляксеич: уговорил меня товарищ Орджоникидзе… не трезвонить. Тут я виноват, вторую промашку сделал, — понурив голову, сознался вахтер. — А сегодня-то ты не должон приезжать!..

— Вот видишь, а директор приехал-таки… — дружелюбно сказал нарком.

— Да он днюет и ночует на заводе! Сколько уж раз ему говорил… Разве он кого послушает? — еще более сердито сказал Кузьмич, безнадежно махнул здоровой рукой и отошел в сторонку.

Серго Орджоникидзе своим зорким взглядом заметил машину Лихачева, набитую до предела детишками и женщинами, и сказал директору:

— Як тебе заглянул по личному делу на одну минуту.

Директор завода был удивлен таким заявлением и, взглянув многозначительно на меня и Кузьмича, предложил:

— Может, зайдем в управление, Григорий Константинович?

— Нет, нет, товарищ Лихачев! Никто — ни Кузьмич, ни товарищ Байдуков нам не мешают. У меня никаких секретов нет — я по личному вопросу, повторяю… — И, помолчав немного, заметил: — А вот ты, как я вижу, секретничаешь. Кто это у тебя в машине? Куда вы собрались? Сейчас я тебя разоблачу… — говорил нарком, направляясь к ЗИС-101.

Он открыл дверцы автомобиля и, увидев наших жен и детишек, поздоровался со всеми и сказал:

— Извините меня, пожалуйста, за то, что я всех задерживаю… Собрались за город?

— Мы, усатый дяденька, грибов привезем,-.. Много-много… — выпалила дочь Лихачева и выдала все наши тайны.

— А можете еще пять минут подождать? — попросил Орджоникидзе. — Понимаешь, Иван Алексеевич, что мне нужно от тебя? Во-первых, посмотреть современные коммуникации такого завода, как ваш. Это, я думаю, успею сделать в другой раз.

Лихачев запротестовал:

— Раз уж приехали, то прошу пожаловать на завод. На пальцах не растолкуешь всего. Все покажу в тех же цехах, мне самому нужно так и так побывать там.

— А как же грибы? — усмехнулся Орджоникидзе,

— Пусть растут! Никуда не денутся. Без нас обойдутся.

— Нехорошо получается… — сокрушался Григорий Константинович.

— На коммуникации не больше двух часов уйдет, ручаюсь, — успокаивал директор наркома и осторожно спросил: — А какой второй вопрос?

— Сталин заставляет меня делать свои советские драги. Ты знаешь, что такое драги?

— Сложные землеройные машины, — заметил Лихачев.

— Главное — очень дорогие, да и с неохотой нам их продают. А нам нужно на пятилетки много золота.

— Непростое дело, эти драги… Где бы я мог их посмотреть?

— Ближе всего — на Урале.

— А ты не возьмешься их делать?

— Нет, это далеко от автомобилестроения…

— Ладно, ладно. Посмотрим. Только обещай съездить со мной на Урал. Там, кстати, следует ставить новый автомобильный завод…

— Переговорю с кем нужно и с удовольствием буду спутником, — заверил Лихачев своего наркома.

Орджоникидзе, ласково взглянув на ребятишек, усмехнулся:

— Так куда с тобой, Ляксеич, как зовет тебя вахтер, направимся: за грибами или за коммуникациями и профилактикой?

— Вот Егор Филиппович поедет с этой командой, а мы с вами — на завод.

Орджоникидзе попрощался со всеми, кто сидел в машине Лихачева, и, подавая мне руку, спросил:

— Как дела идут на авиационном заводе?

Я ответил, что серийное производство наладилось, а конструктор Архангельский наметил пути усовершенствования своей машины СБ под более мощные моторы.

— Все это хорошо, — заметил нарком, — но в Испании Гитлер показывает крепкие зубы! Особенно буйствуют его истребители «мессершмитт»… Не пора ли нам подумать о новых бомбардировщиках?

— У товарища Петлякова, да и у самого Туполева сейчас проектируются более современные самолеты, — ответил я.

— Сейчас для нас очень важная пора. Нам нельзя зевать, тратить время зря и отставать, особенно в вооружении! Страшный зверь вылез из укрытия. Нам нужно быть начеку… — еще раз пожимая руку, озабоченно сказал Серго Орджоникидзе.

1981 г.

НАЧВОЗДУХ*

* Так сокращенно называли должность начальника Военно-Воздушных Сил РККА и члена РВС республики (по авиации).

Яков Иванович Алкснис является одним из самых активных и ярких организаторов советской авиации, стоявших у ее истоков. Я всегда поражался его неиссякаемой энергии, жизнерадостности, настойчивости, требовательности и большой любви к людям. Он был для всех, кто его знал, с ним работал, образцом настоящего коммуниста, честного и принципиального человека, безупречного командира и начальника.

Расскажу о трех эпизодах из жизни этого человека.

1. Поучительный урок

Московский центральный аэродром имени Фрунзе.

Небольшая группа летчиков-испытателей НИИ ВВС окружила своего командира комбрига А. И. Залевского. Адам Иосифович, человек веселый, рассказывает нам свежий остроумный анекдот. Наш смех перекрывает только грохот моторов самолета ТБ-1, вблизи которого мы стоим.

Комбрига Залевского я знаю хорошо, и мне видно, что ему сейчас не так уж и весело, в такие моменты он обычно снимает с головы шлем с летными очками, почесывает лысоватую голову. Вот и сейчас он то и дело бросает озабоченный взгляд на подготавливаемый к полету ТБ-1 или, обернувшись, смотрит на центральный пост управления аэродромом, называемый летчиками «будкой Райвичера» .

Казалось, что опытный руководитель испытателей веселит нас, чтобы снять у своих подопечных предполетное напряжение, зная, какие ответственные задания мы собираемся выполнять сегодня. Видимо, поэтому кто-то неожиданно спросил:

— Если не секрет, товарищ комбриг, скажите, куда вы собираетесь на ТБ-1?

Залевский еще раз оглянулся в сторону главных ворот аэродрома и ответил:

— Алксниса собираюсь сегодня выпускать…

— А зачем нужно начальнику ВВС перепробовать все самолеты? Он же не собирается быть испытателем? — спросил мой сосед.

— Нужно знать характер этого человека, чтобы ответить на твой вопрос, — сказал Адам Иосифович и, подумав, добавил: — «Доверяй, но проверяй» у Якова Ивановича не просто фраза, а система управления воздушными силами, закон его повседневной деятельности. Вот он и хочет иметь свое мнение о свойствах самолетов, которые имеются на вооружении, и судить о качестве нашей работы как испытателей, а также — промышленности.

— Ну, тогда ему придется много потрудиться на аэродромах и в воздухе, — заметил тот же испытатель.

Залевский кивнул головой в знак согласия и, улыбаясь, сказал:

— Сегодня с 6 утра мы сделали с ним три полета, после чего он уехал к себе в управление и предупредил, что после совещания к 11.00 снова вернется, чтобы продолжить обучение. Приказал ждать…

Все стали смотреть на свои часы. Оставалось всего тридцать минут. Механик ТБ-1 доложил комбригу о готовности машины к полету.

Когда прибыл Алкснис на аэродром, я не видел, так как выполнял задание.

А позже на пути в летную комнату я неожиданно встретил большую группу летчиков, механиков и мотористов авиабригады НИИ ВВС, наблюдавшую за бледным, расстроенным бортовым механиком самолета ТБ-1, за командармом с поникшей головой и за комбригом Залевским.

Адам Иосифович громко говорил:

— Вот нас трое, летавших со струбциной на левом элероне. Кто же виновник этого позорного происшествия?

— Я, товарищ командир бригады! — с дрожью в голосе ответил механик.

Комбриг, взглянув на перепуганного бортача и на Алксниса, медленно произнес:

— Ваша вина безусловна, — констатировал Адам Иосифович, махнув рукой на бортмеханика. — Но главным виновником, видимо, являюсь я, — добавил Залевский.

* Струбцина — зажимное устройство, стопорящее рули управления самолетом, когда он стоит на земле. Без зажимов рули под действием сильного ветра могут приходить в движение и при предельных отклонениях ударяться об упоры и получать повреждения.

** Жаргонное слово «бортач» означало: бортовой механик.

Начальник ВВС, словно после тяжкого раздумья, поднял голову, выпрямился и удивленно смотрел на своего инструктора.

— Виновен в том, — продолжал Залевский, — что был очарован способностями ученика, который, отлично

зная инструкции, должен был в обязательном порядке проверить перед вылетом действия всех рулей управления самолетом. Я забыл непреложный закон моего начальника: «Доверяй, но проверяй!» — и к тому же не проконтролировал, как он его применяет сам, будучи в роли ученика…