Владимир Киселёв - Весёлый Роман
Я ничего об этом не знал. Все это было слишком неожиданно. Но если даже это так, при чем здесь Николай? Что он, будет мстить за отца? Кровная месть?
— Сын за отца не отвечает, — сказал я резко.
— Перед судом. А перед людьми отвечает, — непреклонно сказала мама. — На чьи деньги он жил?
Жизнь меня уже научила! что с товарищем есть только один способ разговаривать: сказать прямо то, что думаешь. Иначе потом все это боком вылазит.
На другой день после тренировки — мы готовились к кроссу — я сказал Николаю:
— Поедем домой вместе. Вдвоем. Есть разговор.
— Хорошо, — согласился Николай.
Мы поставили свои мотоциклы возле автодорожного, там, где торчит «Пушкин на палочке», пешком прошли мимо памятника Вечной славы и сели на склоне прямо на траву.
— Это правда, — сказал Николай, глядя перед собой. На Днепр. — Я уже учился в восьмом классе. Но ничего тогда не понял. И до сих пор не понимаю. Я до сих пор думаю, что это просто редкий и глупый случай. — Лицо у Николая посерело. — Случайностью определяется очень многое в жизни человека. В какое время ты родился, в какой стране, в какой семье, к чему у тебя способности, какое здоровье — это все случайности. И закон Гаусса, при котором случайная величина зависит от большого числа факторов, способных вносить с равной вероятностью положительные и отрицательные отклонения, касается и людей. Их жизни. Так этот закон коснулся и меня.
Это действительно была непонятная история. Отец Николая, Алексей Кириллович Троян, был учителем, затем директором школы, заведующим районо, а потом его выбрали председателем райисполкома. Жили они очень скромно. Мать, как и прежде, работала учительницей. Отец ни разу не разрешил Николаю или жене поехать куда-нибудь на казенной машине. Он был молчаливым, суровым человеком, и, когда мама Николая сказала однажды, что хочет поехать куда-то по делу, он ответил, что машина предназначена совсем не для этого. Он учил Николая быть правдивым, скромным, честным, верным слову. Отец не пил, не курил, допоздна сидел на работе, дома читал газеты и книги, но не художественные, а главным образом по лесоводству. В школе он преподавал ботанику, и его привлекал лес. Иногда он вечером ставил на свой стол спиртовку, брал в рот металлическую трубочку с загнутым концом и, выдувая узкий язычок пламени, лудил и паял блесны. Изредка он ездил на рыбную ловлю. Но всегда один — друзей у него не было. В Староселье. У них там была небольшая дача. Деревянный домик. Одна комната. Даже без веранды. На участке ни одного фруктового дерева. Несколько сосен и лох, который посадил его отец. Дикая маслина. Колючие кусты, через них не продерешься.
И вдруг отца Николая арестовали. Сделали обыск. Обстукивали стены, потолки. Дома ничего не нашли. Но, как узнал Николай впоследствии, в Староселье, на этой заброшенной даче, между кустами лоха, в земле нашли металлическую банку, заполненную золотыми монетами, пластинками, кольцами, браслетами, серьгами с драгоценными камнями. Там было почти десять килограммов золота. Следствие выяснило, что отец Николая брал взятки. За квартиры, которые получали всякие проходимцы. При этом дело было поставлено так хитро, что они не знали, кому идут эти взятки. У него была целая организация подставных лиц, которые все это проворачивали. Их тоже судили вместе с отцом Николая, но дали им сравнительно небольшие сроки. Отца Николая приговорили к высшей мере наказания потому, что взяточничество со стороны человека, занимавшего важную государственную должность, вызвало всеобщее возмущение.
— Я не могу понять, — говорил Николай, — зачем он собирал золото? Что он думал с ним делать? Почему он так сурово и требовательно относился ко мне, к маме, так хотел, чтобы я был честным, верным слову? Если он сам…
Мама Николая умерла. Еще до суда. Инфаркт. Он перешел жить к тетке.
— Давит меня все это, — глядя на Днепр, сказал Николай. — До сих пор давит.
По Днепру мчались «Ракеты» на подводных крыльях — много их теперь стало, прыгали по оставленному ими следу моторные лодки.
Мы молчали.
«В самом деле, зачем ему нужно было это золото? — думал я. — Может, он не верил, что мы удержимся в будущей войне? Но чем оно могло бы помочь? У нас оно ни к чему. Бежать за границу? Если бы у него был даже центнер золота, он там никогда бы не достиг такого положения, как у нас. Шутка сказать — председатель райисполкома. В Киеве. В столице сорокапятимиллионной державы. Как вся Франция.
Так зачем оно ему нужно было? Так нужно, что он брал взятки. Но, может быть, он был просто сумасшедший? И его следовало в Кирилловку, а не расстреливать?.. Хорошо, а остальные? Посредники, которые передавали ему эти взятки. Не бесплатно же они это делали. И в универмаге золотые монеты не продаются. Кто-то их продавал. Кто эти люди? Тоже сумасшедшие? Нет ведь. Обыкновенные люди, которые ходили рядом с нами и разговаривали, как мы, и так же, как мы, не знали выражений из словаря, который составил Виктор. Может быть, в самом деле следовало, как советовал Виктор, идти работать в угрозыск, чтоб хватать таких гадов за их потные руки, когда они лезут в государственный карман? Конечно, не очень симпатичная работа. Но нужная.
Наш талмудист говорит — виноваты пережитки. Какие «пережитки»? Дореволюционного прошлого. Или влияние капиталистического окружения. Но как объяснить пережитки у людей, которые родились и выросли в советское время? Которые никакого капитализма не видели? Да и неизвестно, кто теперь в окружении — мы в капиталистическом или они в социалистическом.
Вот говорят, что у нас нет никакой базы для преступлений, убийств, предательств, бюрократизма. Но раз они существуют, значит, есть и причины. И всегда они будут, пока будут на нашей земле люди глупые, жадные или просто безответственные. И всегда с этим будут бороться. А закон Гаусса тут ни при чем. Это все не случайности».
В самом центре города Кировограда стоит памятник Кирову. Скульптор изобразил Сергея Мироновича в странной позе. Он почему-то указывает бронзовой рукой в землю. Но, в общем, даже не очень выдающиеся произведения искусства иногда оказываются провидческими.
Стоял в Кировограде памятник год за годом, никто не обращал особого внимания на то, куда нацелен палец Кирова, а потом покопались в этой земле и нашли там очень ценные ископаемые. Во всяком случае, в городе сейчас нет прохода от горняков. Все они болельщики, все приехали на кросс. И вообще Кировоград известен как город любителей мотоциклетного спорта. Поэтому здесь и проводятся так называемые традиционные республиканские кроссы на приз имени С. М. Кирова.
Нас поселили в гостинице «Ингул». Она была доверху начинена горняками и мотоциклистами. Как самка малярийного комара — плазмодием, по выражению моего брата Феди.
Пожилая женщина в сапогах, в суконном черном жакете и ярко-желтом платке, надвинутом на брови, что-то говорила администратору.
Внезапно я прислушался.
— …А его не было в списках ни убитых, ни пропавших. И вот в газете прочли про мотоциклетные гонки — и Логвиненко Иван Николаевич. Муж говорит — подожди до завтра. А я говорю — нет, сегодня. И на самолет. Это второй раз. Все точно — и фамилия, и имя, только люди другие… Мне б только переночевать…
Столько лет! А она все ждет чуда… Я подошел поближе. Может, мы как-то… у себя пристроим, — сказал я.
— Уж как-нибудь без вас пристроим, — ответила неприступная администраторша.
Недалеко от гостиницы «Ингул» прямо через город протекала река Ингул. Я о таком только в «Крокодиле» читал. Если бы сам не увидел — не поверил бы, что реку можно довести до такого состояния. В ней текла грязь, а не вода. Черная. И все равно какие-то пацаны сидели с удочками. Среди пацанов попадаются немыслимые оптимисты.
У меня перед кроссом, как всегда, был страшный мандраж. Первый раз в жизни я выступал на таких крупных соревнованиях. Моя звучная фамилия черным шрифтом была напечатана в книжечке — программке республиканского кросса. Хотя, конечно, участие в этом кроссе было с моей стороны немыслимым оптимизмом, как у пацанов с их удочками.
В жизни можно играть в прятки с самим собой. В спорте это невозможно. Ты приходишь первым или семнадцатым. И ты знаешь, почему так получилось. Ты многое узнаешь о самом себе.
В обычной жизни ты можешь сказать человеку: «Дурак». А он тебе ответит: «Сам дурак». Или ты можешь сказать: «Жмот». А он тебе скажет: «Сам жмот». В спорте все это иначе. Кросс покажет, не дурак ли ты. И уж не жмот ли.
Во время кросса тобой движет какое-то особое чувство, совсем не знакомое людям, которые никогда не занимались настоящим спортом.
Мотоцикл — штука опасная. Даже дорожный. «Смерть в рассрочку». Если опрокинется автомашина, водителя и пассажиров все же защитит кузов, которого нет на мотоцикле. В автомашине руль, конечно, отзывается на неровности дороги, но червячная передача ослабляет эти толчки во много раз.
