Ричард Йейтс - Пасхальный парад

— Ну, я думаю, он еще десять раз перерешит, — сказала Эмили.

— Ты не знаешь Питера.

За ужином Питер, явно вдохновленный своим недавним выступлением, то и дело перебивал взрослых дурацкими высказываниями, и отцу дважды пришлось пригрозить ему отбоем. В третий раз, после того как он водрузил на голову салфетку, это сделала Сара.

— Питер, отбой!

Она украдкой посмотрела на мужа — как, мол, я? ничего не напутала? — потом на сестру — смешно, да? — и лишь потом прикрыла рот стаканом.

— Я слышал, вы работаете на радио, — обратился к ней Джек Фландерс, когда взрослые остались одни в гостиной.

— Уже нет, — ответила она, явно польщенная. — Дело прошлое.

В начале пятидесятых она выступала в роли ведущей утренней субботней программы для домохозяек на местной радиостанции графства Саффолк — Эмили, один раз слышавшая эту передачу, была приятно удивлена, — но после полутора лет программу убрали из эфира.

— Это была маленькая региональная станция, — продолжала Сара, — но мне моя работа нравилась, особенно написание сценариев. Это моя слабость.

И тут ее прорвало: она пишет книгу! Один из предков Джеффри Уилсона по материнской линии, уроженец Нью-Йорка по имени Джордж Фолл, был первопроходцем. Вместе с небольшой группой энтузиастов он осваивал территорию нынешней Монтаны. О Джордже Фолле сведений почти не сохранилось, если не считать его писем домой, где он описывал свои приключения; его племянник издал эти письма за свой счет в виде брошюры, и один экземпляр сохранился в архиве Джеффри Уилсона.

— Это потрясающий материал, — рассказывала Сара. — Чтение, конечно, непростое — они написаны в таком необычном, старомодном стиле, и, чтобы восстановить целиком смысл, требуется воображение, — но материал сам просится в руки. Я подумала: кто-то должен сделать из этого книгу, так почему не я?

— Да, Сара, это… серьезно, — заметила Эмили, а Джек высказался в том духе, что это звучит многообещающе.

Вообще-то проект находится в начальной стадии, заверила их Сара, словно желая таким образом немного умерить их зависть. Пока есть только общий план, вступление и, вчерне, первая глава, над которой еще надо поработать. У книги пока даже нет названия, разве что рабочее — «Америка Джорджа Фолла», и, конечно, предстоит потрудиться в библиотеке, изучая тот период. Это работа надолго, но ведь она в удовольствие, и вообще, приятно ощущать, что ты снова что-то делаешь.

— Мм… — покивала Эмили.

— А если еще что-то заплатят в придачу, — сказал Тони со смешком, — вот где будут приятные ощущения.

Сара, до этого момента явно робевшая, неожиданно осмелела.

— А хотите послушать мое вступление? Не так часто передо мной сидят два настоящих писателя. Дорогой, — обратилась она к мужу, — налей нам, пожалуйста, еще, и мы начнем.

Скинув туфли и поджав под себя ноги, Сара воздела дрожащей рукой рукопись и голосом, который вполне мог бы заполнить небольшой зал, начала читать вслух.

Во вступлении рассказывалось, каким образом письма Джорджа Фолла сохранились до наших дней и что они легли в основу настоящей книги. Затем следовал короткий обзор его путешествий со множеством дат и географических названий, но слушалось все это легко. Эмили была приятно удивлена плавностью повествования; впрочем, так же в свое время ее удивил Сарин радиосценарий.

Тони, уставившийся в свой стакан, имел сонный вид — надо думать, он это слышал не первый раз, — а его терпеливая, обращенная к полу улыбка словно говорила: если это доставляет моей женушке удовольствие, что ж, ради бога.

Тем временем Сара подошла к заключительному абзацу:

Джордж Фолл, человек во многих отношениях достойный, не был уникален. Таких в его время было великое множество — смельчаков, пожертвовавших своим уютом и безопасностью, чтобы бросить вызов, казалось бы, безнадежным обстоятельствам и покорить континент. Поэтому не будет преувеличением сказать, что история Джорджа Фолла — это история Америки.

Она положила рукопись и, вдруг снова оробев, отхлебнула виски с содовой.

— Замечательно, Сара, — сказала Эмили. — Правда замечательно.

Джек тоже произнес вежливую фразу в том смысле, что он полностью разделяет такую точку зрения.

— Над этим еще предстоит поработать, — заметила Сара, — но, в общем, где-то так.

— Твоя сестра очень мила, — сказал Джек Фландерс в поезде по дороге домой. — И она действительно хорошо пишет, так что я не кривил душой.

— Я тоже. Для меня это не так чтобы неожиданность, — сказала Эмили. — Другое обидно: она стала такой рыхлой и опущенной. Ах, какая у нее когда-то была фигурка!

— С женщинами это часто происходит с возрастом. Лично я предпочитаю худеньких. А насчет твоего зятя ты верно заметила: мужлан.

— После этих поездок у меня всегда разыгрывается жуткая мигрень. Уж не знаю почему, но факт. Ты не помассируешь мне шею сзади?

Глава 2

Айова-Сити оказался милым городком, построенным вокруг университетского кампуса на берегах тихой реки. Отдельные прямые, обсаженные деревьями и залитые солнцем улочки напомнили Эмили иллюстрации в «Сатердей ивнинг пост», — так это и есть настоящая Америка? — и ей сразу захотелось жить в одном из этих просторных белых домов. Но потом, в четырех километрах от города, им попалось на глаза странного вида небольшое бунгало, к которому вела грунтовая дорога. По словам хозяйки, дом был построен как мастерская художника, и этим объяснялись огромная гостиная и венецианское окно.

— Для большой семьи это, наверно, не лучший вариант, — сказала она, — ну а вам как раз может понравиться.

Они купили дешевую подержанную машину и за несколько дней объездили окрестности, оказавшиеся вопреки ожиданиям вовсе не такими уж однообразными.

— Я думала увидеть сплошные кукурузные поля и прерии, — сказала Эмили. — А тут тебе холмы и рощицы. А какой запах, да?

— Мм… Не говори.

Каждый раз возвращаться в это уютное гнездышко было так приятно.

Вскоре состоялось собрание кафедры, с которого Джек пришел в приподнятом настроении.

— Знаешь, детка, — начал он, расхаживая по комнате с выпивкой в руке, — мне не хотелось бы выходить из образа скромного мальчика, но, как выясняется, я здесь лучший поэт. Возможно, даже единственный. Видела бы ты этих клоунов. А если бы ты еще прочла, что они пишут!

Она так и не прочла, зато увидела их на разных шумных и бестолковых вечеринках.

— Мне понравился этот пожилой мужчина, — сказала она Джеку, возвращаясь с одной из них домой. — Хью Джарвис, кажется?

— Да Джарвис — это еще не худший вариант. Лет двадцать назад он писал стоящие вещи, но сейчас он весь вышел. А что ты думаешь об этом сукином сыне Крюгере?

— Какой-то очень стеснительный. Его жена мне понравилась, интересная особа. Вот с кем я хотела бы познакомиться поближе.

— Мм… Если это означает совместный ужин, даже не думай. Я не желаю видеть в своем доме этого гнусного притворщика.

В результате они жили затворниками. Джек поставил свой рабочий стол в углу гостиной и проводил за ним большую часть дня, вооружившись карандашом.

— Почему бы тебе не устроиться в маленькой комнате? — предложила она. — Чувствовал бы себя уютнее, разве нет?

— Нет. Мне нравится наблюдать за тобой. Как ты выходишь из кухни, как ты тащишь за собой пылесос и все такое. Я сразу понимаю, что ты здесь.

Как-то утром, закончив домашние дела, она принесла свою портативную машинку и поставила ее подальше от него, в другом конце комнаты.

Если не считать Нью-Джерси и, может быть, Пенсильвании, все пространство между рекой Гудзон и Скалистыми горами я всегда представляла себе как бесплодную землю.

— Письмо пишешь? — поинтересовался Джек.

— Нет, кое-что другое. Есть одна идея. Тебе мешает стук пишущей машинки?

— Ну что ты.

Эта идея, вместе с заголовком и зачином, созревала в ее голове вот уже несколько дней, и наконец она взялась за работу.

Конечно, на севере был Чикаго, подобие оазиса с его песчаными ветрами, и отдельные островки вроде Мэдисона в штате Висконсин, известные своими причудливо-странными имитациями восточной культуры, но главным образом в этих краях, куда ни глянь, ты видел только кукурузу и пшеницу и пугающее невежество. Большие города кишели такими персонажами, как Джордж Ф. Бэббитт, а тысячи захолустных городишек жили под гнетом, выражаясь словами Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, «удушающей инквизиции, щадившей разве что детей и стариков».

Стоит ли после этого удивляться, что все знаменитые писатели, родившиеся на Среднем Западе, бежали оттуда при первой возможности? В дальнейшем они могли предаваться элегическим воспоминаниям, но все это не более чем ностальгия, а возвращаться в родные места никто из них почему-то не спешил.