Анатолий Гладилин - Дым в глаза

«Сегодня ко мне подошел наш молодой игрок Валька Гусев. Мы его два раза уже выпускали на поле. Пока он слаб, но есть бег. И парень старается. Так вот, он меня спрашивает:

— Игорь, как это ты пяткой так научился? Бьешь не глядя. Я пять лет стараюсь, ничего не получается. Как тебе удается? Честно говоря, завидую.

Он мне завидует!

А я завидую ему. У него есть цель. Он хочет чему-то научиться. Он еще многого ждет от жизни.

А мне нечему учиться, нет цели, я ничего не жду. Я знаю, что в каждом матче будет то же самое. Если буду бегать, буду стараться, скажут: «Хорошо играл Серов». Но ведь надоедает бегать, надоедает стараться. Да и ноги не казенные. А защитник нынче пошел — все по ногам норовит. Ну, выиграем мы одну игру, другую… Выиграем первенство страны. Ну, а дальше? Ведь все это уже было! Что изменится? Ничего. Опять под дождем по лужам бегать по полю, ломать ноги, твердо знать, что ты можешь делать, а что не можешь. Идет третий год триумфа Серова. Если бы кто-нибудь знал, как мне хочется просто лечь на поле! И пускай все катится к черту, на все мне наплевать!»

«Вчера в ресторане дебош устроил. Говорят, гонялся с вилкой за официанткой. Что я от нее хотел, не помню. Но, наверно, что-то хотел. Меня схватили (их было человек шесть), сволокли, посадили в машину. В машине я начал трезветь. Плохи твои дела, Серов! Вполне могут под статью подвести. Приводят в отделение. Там пьяные, шум, крик. Бравый лейтенант меня к ним, в камеру. Через пять минут вызывают. Допрос.

— Фамилия?

— Серов.

— Место работы?

— «Спутник».

У лейтенанта вытягивается шея. Начинает ерзать.

— Подождите минуточку.

Ведут меня в кабинет начальника. Там капитан. Обращается ко мне сурово, но по-отечески:

— Как же это так, гражданин Игорь Серов? Вы, человек, известный всей стране, позволяете себе…

Я ему: пьян был, да и тот лез первый. Но вот, видите, все уже понял, уже трезвый…

Он мне минут двадцать толковал, как я нехорошо поступил, и действие это уголовное, и вообще ай-яй-яй! А я:

— Да, понял, не буду больше.

— Ладно, — говорит, — на первый раз отпускаем. Видите, не все милиционеры за «Мотор» болеют. Но чтоб…

— Конечно, — говорю, — все в порядке, все понял!

На прощание предложил мне папироску.

— Как с «Мотором» сыграете?

— Трудно сказать, товарищ капитан, сильны они стали.

Мило попрощались, и я ушел. Вот так, Игорь Серов».

«Они сдурели все, что ли? Перед игрой с «Ракетой» менять тактику? Правильно, устарела наша, раскусили нас. Но старая тактика надежнее, чем новые эксперименты.

Я выступаю и говорю:

— Идем на явный проигрыш. Мы не успеем сыграться. Не надо рисковать.

Маркелов отвечает:

— Мы тогда вообще не успеем сыграться. Времени мало, да и Олимпийские игры на носу. А все, Серов, признают, что это интересный вариант. Так давайте сыграем!

— В смысле проиграем?

— А для тебя, Серов, я смотрю, важнее результат, а не сама игра!

Ну, совершенно наивные рассуждения! Меня поддержали Эдик и Валька Гусев. Остальные согласились с Маркеловым. А что скажет Маркелов — закон для Владимира Петровича.

И вот результат — доигрались: продули «Ракете».

«На президиуме Федерации футбола обсуждался вопрос о сборной страны. Я тоже выступал. Местами хорошо. Маслов говорил дельно, но путано. Потом взял слово Маркелов.

Где он научился говорить?

Признайся, Серов, здорово обогнал тебя Ленька…

И сборную составят так, как предложил Маркелов. Его аргументы весьма убедительны.

А вообще все эти разговоры, споры мне надоели».

«Как представитель спортивной общественности был сегодня на торжественном собрании во Дворце спорта. Вместо Маркелова. Он сказал, что для общего развития мне не помешает.

Доклад был на редкость скучным. Не знаю, как другим, а мне это неинтересно. Я сидел в амфитеатре и занимался тем, что рассматривал президиум собрания, где в первом ряду находилось правительство.

Сегодня я думал о другом. После большого и трудного рабочего дня правительство сидит и слушает доклад. Это большая честь собранию. И все, что говорится с трибуны, приобретает иное звучание. Но лично правительству каково? Ведь тезисы доклада они прекрасно знают.

Вот, Серов, одна из оборотных сторон медали. Не так все просто и легко».

«Это раздражает. Не успеешь привыкнуть, что в «Экспрессе» один сильный игрок, Майоров, глядь, появились уже братья Соколовы, которые нас и разнесли. Откуда они взялись?

А у нас? Все знали, что сильнее меня (что поделать, обогнал!) играет только Маркелов. А Валька Гусев, сопляк, который, как молодой бычок, носится по краю, работает под меня. И на тебе, прорезался, заиграл! Кандидат в сборную на мое место. Ну и нахальная пошла молодежь! Какие-то совершенно никому не известные Ивановы, Петровы, Сидоровы, которых по милости взяли в класс «А» из команд типа «Красный лапоть», вдруг начинают обходить меня. Их подымают: вот она, смена! Откуда они взялись? Как грибы, растут, что ли?

И все ругают меня и Эдика. Надоело!»

«Маркелов говорит, что я гастролер и что меня надо вывести из состава сборной, если я буду играть спустя рукава.

Когда мне это передали, я ушел с тренировки.

Какая короткая память у людей! Все забыли, как я играл с югославами с разбитой ногой. Я не ушел с поля и оттягивал на себя защитника, хотя совершенно не мог бегать. Тогда писали: «Мужественно вел себя Серов». Но не могу же я каждый раз калечить себя! Поневоле играешь осторожно. И тут уж никто не помнит твоих заслуг: «Серов играет спустя рукава». О, эта людская неблагодарность! Хотите играть без меня? Ради бога!»

«Пришел домой пьяный, потушил свет и лег не раздеваясь. Очнулся я часов в пять утра. Мне показалось, что горит настольная лампа. На столе стопка книг. И сидит бледный, измученный, всклокоченный студент, пишет какие-то формулы. Но он почувствовал, что я просыпаюсь, собрал книги, потушил свет и исчез.

Я сел на кровать и долго думал: приснилось мне, или я допился до чертиков?»

«Я три дня не выхожу из дому. Звонил мне Владимир Петрович. Сказал, чтобы я кончил дурить и приезжал. Мы долго с ним говорили. Он хороший мужик. Не стоит его подводить.

Ага, все-таки без меня не обошлись! Всем этим Гусевым, Соколовым, Ивановым, Петровым и т.д. далеко еще до Игоря Серова.

Вечером ко мне приехала…

Кто?

Вера Максимова.

Она говорила очень много хороших и нехороших слов. Все мне что-то доказывала, все меня воспитывала.

Я внимательно выслушал и поблагодарил ее за науку.

Она собиралась уходить, когда мне в голову пришла одна мысль.

— Вера, — сказал я, — ты мне нравишься! Оставайся у меня!

Действительно, мне хотелось, чтобы она осталась. И потом разобрало любопытство: как она это воспримет?

Она спокойно осмотрела меня.

— Знаешь, Игорь, иногда я тебя боюсь.

— Почему? Разве я «не молод, не красив»?

— Нет, я боюсь людей, которые так чудовищно самоуверенны, так влюблены в себя».

«Опять я проспал. Теперь у нас распорядок — конец света. Вставать в семь утра. Вечером никуда не пускают, целый день заставляют бегать, выполнять какие-то идиотские упражнения, по четыре часа не отпускать от себя мяч.

Идут последние тренировки сборной. А потом Австралия. А зачем она тебе нужна, Серов? Мало ты побывал за границей?

Каждый день по утрам я утешал себя: «Ну, сегодня последний день!»

«Маркелов сказал, что мы мало тренируемся. Придется нам теперь еще два часа лишних бегать.

Ну и черт с вами!

С меня хватит. Я НЕ МОГУ, МНЕ ВСЕ НАДОЕЛО. ХВАТИТ! На все наплевать. Точка».

«Прошла неделя. И всю неделю я был поразительно спокоен. Я просто сам себе удивляюсь. Что ж, все к лучшему.

Всю эту неделю лихорадило футбольную общественность. Все в панике. Футболисты сборной в полной растерянности.

Дело в том, братцы мои, гражданочки, что Игорь Серов не может больше играть.

Хорошо, что он это заметил раньше, чем на него обратили внимание. Гипноз старика кончился.

Может, еще все станет по-прежнему. Пока меня это не особенно волнует.

А в тот момент я вспомнил, какие слова записал в дневник, и все понял.

Итак, неделю тому назад Игорь Серов подошел к тренеру и сказал, что плохо себя чувствует, играть не будет.

Владимир Петрович к моим капризам привык, но на этот раз, как ни странно, он понял (наверно, по моему виду), что тут дело серьезное.

Осмотрел меня наш врач. «Ничего, — говорит, — не понимаю, был здоров, как бык, а сейчас…»

Повезли меня в центральную поликлинику. Целый день пять врачей меня слушали, щупали, измеряли, советовались.

И я с удивлением услышал, что у меня больное сердце.