Лебедев Andrew - Орёлъ i соколъ
Везли их в пульмановском вагоне.
Сорок женщин на деревянном полу грузового вагона.
Хотя, это может быть у них там на Востоке, куда теперь медленно тянулся их состав, четырнадцатилетних девочек за женщин считают. Половина вагона – соплячки-малолетки от родителей отобранные. Дедушка Теймураз-ака на них глядя все приговаривал, – научат вас теперь ковры ткать, да хлопок собирать…
У Катюши как-то все это не укладывалось в голове – их везут, как скотину какую-то, как рабынь. Хорошо еще, что ее саму, по причине уже явно выдающего ее положение круглого живота, саму ее ни на тяжелые работы, ни на сексуальное дежурство к караульным не выдергивали. Но глядеть, как выдергивали других – было больно. По сердцу резало и обручем сдавливало под левой грудью.
Тот день, когда Сашка уехал в Москву за деньгами и за покупками она теперь запомнит как самый ужасный в своей жизни день.
Эта идея – недельку пожить на даче, посидеть вечерами возле камина, поглядеть ночью на мохнатые звезды с верхней открытой веранды, подышать морозным воздухом – сама эта идея – отдохнуть от столичной суеты и перед тем, как ложиться в родильное отделение на так называемое сохранение. Сама идея эта принадлежала ей – Катюше.
Ей просто приснилось, что они с Сашей идут по снегу, по огромному такому заснеженному полю, а далеко впереди – стоит не то банька, не то избушечка маленькая, и из нее навстречу им с Сашей – выбегает маленький… Голенький такой ребетеночек годочка три ему. Выбегает, топает по снегу, смеется, ручонками размахивает. На рекламного ребетеночка похожий из тех роликов, где про памперсы и про детское питание.
Катюша подумала – поразмышляла над этим своим сном и решила, что хочет на дачу.
А с беременной женщиной нельзя спорить – ей чего захочется, то это значит не ей хочется, а ребенку. Значит ребенку внутри ее – захотелось поехать подышать кислородом и поглядеть на мохнатые звезды.
А Сашка он всегда таким покладистым был – он как Катюша скажет, так всегда и сделает.
Решили на дачу – сели в машину и поехали.
А там – натопили печку, растопили камин…
Приготовили обед, поели, потом включили музыку и долго сидели в полумраке натопленной комнаты, прижавшись друг к дружке. Мечтали, глядя на огонь.
А потом на четвертый день, Сашка решил сгонять в Москву за деньгами, да купить кое-чего из продуктов. Ей вдруг захотелось черносливу и грецких орехов. Она прочитала в брошюрке для беременных, что грецкие орехи формируют грудь и стимулируют работу молочных желез. Вобщем, для маленького. Чтобы ему молока потом хватало.
А Сашка ведь предлагал ей, давай уже насовсем что ли в Москву поедем, хватит, пожили четыре денька на даче, подышали кислородом, давай назад, в московскую квартиру вернемся!
Но она не послушалась. Сказала, что еще хочет с недельку здесь побыть. И Сашка укатил на своей "девятке". Сказал, что к вечеру будет.
Но не приехал.
Не приехал, потому что началось страшное.
А впрочем, переедь они назад в Москву, да застань их там события – может еще хуже бы вышло!
Вон каких страхов девчонки рассказывают. Те, кого на Москве, да на подмосковных дачах Схватили. За кого мужья или охрана вступалась, те и мужей и охраны лишились.
Против силы не попрешь! Как говорит Сашка, – против лома-нет приема, если нет другого лома.
Так что, случись это пережить там – в Москве, может еще бы хуже было. Сашка бы вступился за нее, не отдал бы. Его бы тут и убили бы, наверняка.
А так – он скорее всего живой!
Ее Сашка.
Лида Мещерякова – соседка Катюши по наспех сколоченным еще в Клину, где их сажали в вагон, нарам, Лида рассказывала, как ее схватили.
Они с мужем и с тринадцатилетней дочерью тоже решили на выходные в свой загородный коттедж на Селигере махнуть. В Осташков.
Муж у Лиды – это ее второй муж.
Первый каким то неудачливым и ветреным мужчиной был, художником что ли? Они с ним давно расстались. Лида одна без мужниной помощи дочку растила. И вот встретила своего Игоря. Он ее моложе на три года был. Был, потому что убили его в тот день, когда к ним в их загородный коттедж ворвались.
Лида такая красавица, она никак не выглядит на свои тридцать два. Ей больше двадцати семи никак не дашь! Даром – инструктором по фитнесу работала до того, как с Игорем своим познакомиться.
Лида даже для команды Спартак – Москва занятия по аэробике проводила и растяжку знаменитым футболистам показывала.
А с Игорем своим – с банкиром она тоже в спорт-центре познакомилась – он на тренажерах жир свой лишний сгонял – готовился к каникулам – на Кипр ехать собирался, о фигуре своей озаботился, хотел, наверное, на Кипре киприаночку – киприоточку какую-нибудь с обалденной грудью, глазками и ножками отхватить. А влюбился не на Кипре, а в московском фитнес-центре.
Мимо Лиды и правда, трудно равнодушным пройти.
Даже Катюша – женщина, а и то, никак не могла налюбоваться Лидочкиной гибкостью и легкостью, и уживающейся вместе с этими качествами, такой женственностью в ее фигурке.
Игорь был моложе.
Удачливый экономист – сделавший карьеру в одном из московских коммерческих банков, в свои неполные тридцать лет, доросший там до начальника кредитного департамента и статуса вице-президента.
Банчок некрупный, но денег у Игоря было достаточно для того, чтобы обеспечить своей ненаглядной Лидочке и ее дочке – достойную их жизнь.
Была у них с Игорем квартира на Бронной, рядом с Булгаковскими местами – с видом на знаменитый пруд – залюбуешься!
И коттедж Игорь построил – не на Рублевке – там слишком людно и помпезно, а на Селигере – в полу-часе езды на машине от Осташкова.
Вот и съездили на дачу на выходные!
Как в анекдоте про бабушку и про булочную, что любил вспоминать Сашка – когда бабушке трамваем ноги отрезало, и она сидит на рельсах, на ноги свои отрезанные смотрит задумчиво и говорит – вот и сходила я в булочную!
К Лиде с Игорем ворвалась какая то неорганизованная банда самостийщиков. Из местных хулиганов-беспредельщиков. Из русских.
Эти оказались еще пострашнее, чем организованные террористы.
Игоря убили.
Причем, не сразу убили, а сперва пытали.
Требовали показать, где тот доллары и бриллианты прячет.
А какие у них бриллианты то на даче? Откуда?
Но разве докажешь что распоясавшимся пьяным, обкуренным, вкусившим крови вседозволенности – озверевшим подонкам?
Игоря пытали у нее на глазах, а потом засунули головой в жарко растопленный камин.
Но до этого, но до этого изнасиловали ее.
Лиду.
У еще живого Игоря на глазах.
Ей было очень жалко его.
Игоря ей было жалче, чем себя саму. …
Теперь ее дочка – тринадцатилетняя Верочка, тоже ехала с ними в этом вагоне.
Куда их везли?
Даже Теймураз-ака и тот не знал, куда.
Медленно как-то везли.
Поезд все больше на станциях стоял, чем ехал.
На железной дороге – бардак!
Хорошо еще, что без крушения ехали.
Хотя, почему же хорошо?
Может, кабы было крушение, так и лучше бы всем им было?
Что их ждет там – на Юге и на Востоке?
Рабство?
Чистка арыков для тех, кто не сгодился в наложницы?
И сексуальное рабство для тех, кто сгодился? …
2.
Наконец приехали.
Из открытых дверей вагона запахло весной.
Их почти не охраняли.
Один Толька дедушка Теймураз-ака с берданом.
А куда бежать?
Наоборот – здесь скопом – девушки чувствовали себя хоть в какой-то, но относительной безопасности.
А убежишь – так и неизвестно к кому в лапы попадешь и каким зверским измывательствам подвергнешься.
Дедушка Теймураз-ака вообще говорил, что их колонна вся от Азиза, а Азиз – это нукер очень большого сагиба по имени Ходжахмет. И еще Теймураз-ака говорил, что Ходжахмет этот такой большой и сильный, что на его товар никто не посмеет посягнуть.
В этом молодые русские невольницы смогли убедиться еще в дороге.
Так, когда проезжали Самару, какие-то деловые хотели отобрать у начальника их колонны один вагон, чтобы посадить туда свою порцию невольниц – самарских девушек. А этап от Азиза, в котором было около двухсот женщин, рассаженных в пять пульманов, эти очень умные и деловые хотели уплотнить в три вагона… То-то бы они намаялись! От Самары до Андижана то путь неблизкий!
Очень умными и деловыми этих самарских дедушка Теймураз-ака так назвал. С иронией.
Потому как когда этим умным и деловым объяснили, чей товар везут в этих пульманах, на которые те покусились, эти умные и деловые в момент хвосты прижали и долго-долго извинялись, мол погорячились – с кем не бывает.
Ну…Наконец-то приехали.
Быть в такой дороге – это ужас.
Ни помыться, ни в туалет по человечески сходить.
Спали на каком-то ужасном тряпье.
Катюша с Лидой все боялись, что вши заведутся.
Осматривали друг дружку, волосы вычесывали – на свет смотрели.
За полторы недели дороги головы ни разу не мыли.
