Маргарита Хемлин - Прощание еврейки
- С лавандой, Берточка. А то хвойный наводит грусть.
15
Как-то Генрих зашел в Бертину комнату и заявил:
- Берта, мы с Галей на Израиль документы подали. Галя рассудила, что раз с Германией не вышло, то надо туда. Мы просто ставим тебя в известность. Осознай правильно, с собой не приглашаем. Тебе, как немке, там будет нехорошо. Останешься тут полной хозяйкой, может, личную жизнь устроишь на закате.
Не скоро, но выехали.
Осталась Берта одна. Ходи по двум комнатам, властвуй, отдыхай.
Письма от Генриха не было года три. Потом пришло. Не из Израиля, а из Америки, что устроился хорошо, свой диплом подтвердил, получает приличный оклад как травматолог по спортивной медицине.
И снова пропал на годы.
Потом вдруг с оказией прислал письмо с сообщением, что прибудет в составе американской делегации на Олимпиаду-80 в Москве. Как приедет, даст знать, где остановился.
Берта просидела над письмом ночь: читала-читала, читала-читала.
Пошло время на новый отсчет. Со всем народом Берта ждала Олимпиаду. А тут капиталистические государства объявили бойкот спорту. Берта покупала газеты, слушала радио, смотрела программу “Время” - не отменят ли бойкот. Нет и ни за что из принципа.
Когда по телевизору надувной Миша улетал в небеса, Берта помахала рукой:
- Ой, как же ты там будешь? Где упадешь? Кто тебя найдет? Ой-ой… Зо зайн мир! Зо зайн мир! [Пусть прежде это случится со мной! (идиш)]
Про Иосифа
Повесть
От автора | Есть странные люди. Но особый род странности - быть евреем. Я рассказала про Берту. (“Знамя”, N1, 2007) Теперь - про Иосифа. Вслед за Бертой и Иосифом настанет черед Ионы, потом еще кого-то. Главное - держать место и время на расстоянии друг от друга, чтобы не дать им перемешаться. Вот мой Иосиф как раз на этой почве претерпел много неприятностей. Хотя в целом жалеть его не нужно. То есть он все равно не оценит.
Жизнь Иосифа Марковича Черняка началась в местечке Козелец - между Киевом и Черниговом. Оттуда он ушел на войну и вернулся в 1945-м туда же - к семье, состоявшей из жены Мирры и сына. Мать и отец Иосифа Марковича скоропостижно умерли в 1940-м и спокойно лежали на кладбище, потому что до их могил у немцев руки не дошли в период оккупации.
Жена (не местная и вообще сирота после погрома с малолетства) с сыном осталась в живых, так как успела примкнуть к партизанскому отряду поварихой и куда пошлют, а ребенок трех лет при ней. Отважная женщина. Имела боевые награды и личную записку по боевой тематике знаменитого партизанского командира Федорова.
Но сейчас не об этом.
Вернулся с войны Иосиф Маркович в здоровую семью, в дом. Жена - героиня, сам - герой. Было ему тогда двадцать восемь лет.
Залечивай раны прошедшей войны, живи, радуйся, музицируй на трофейном аккордеоне.
Однако радовались недолго.
Разгорелась космополитическая кампания. Какие в Козельце космополиты в 1950 году? На кладбище космополиты и в овраге возле Десны. В абсолютном большинстве.
Зато уцелевшим досталось.
Мирра была завучем школы, так ее сместили и перевели в преподаватели химии. Не по специальности, конечно. Она еще до войны закончила заочно педучилище по поводу русской литературы и языка. Но в школе было некому преподавать химию. Повезло. А Иосифа Марковича с завклубом (в этом здании, к слову, до революции располагалась синагога) поперли без предоставления иной работы, так как стал выступать: да тут все вожди моими руками нарисованные, все лозунги моими руками написанные; на каком основании всех под одну гребенку чешете? что такое! я на фронте кровь лил! Ему говорят: лил-лил, а в партию большевиков не вступил. Иосиф объяснил, что, как и его товарищи, писал заявление: если не вернусь из боя, считайте коммунистом; потом вернулся, и некогда было политруку заниматься бумажками - попали в окружение под Уманью; вышли оттуда считаные; вышли - еле отговорился от проверяльщиков; вскорости под Киевом в котле сидел. Ему: именно что сидел; мы ниточку и потянем, что тогда недотянули. Иосиф и сам не рад: мол, я после того еще три года воевал, всю Европу освободил, а вы меня мучаете.
Видно, распоряжения сильно копать не давали. И оставили человека в покое.
Устроился по знакомству сторожем там же, в клубе. Все-таки родной коллектив.
Ну и дитю, разумеется, доставалось: и словесно, и руками-ногами.
Горевать - горевали, но больше от непонимания.
Евреи к евреям в гости придут - и обсуждают, но вяло, с опаской.
- Убивать не будут, это точно. Не то сейчас время, чтоб убивать, - говорили одни.
- Пока до Сибири в товарных вагонах доберемся, сами умрем, - говорили другие.
Шутили, конечно.
Евреев в Козельце образовалось достаточно, чтоб проводить между собой беседы. Но широко не проводили. Каждый предпочитал переживать в семейном кругу:
- Пока жить можно. Но что нам потом запоют?
Почти только что война закончилась, рядом - Киев с Бабьим Яром. Настроение понятно какое. Люди еврейской национальности замкнулись. И никто их отмыкать не торопился.
В Козельце всегда жили евреи и украинцы, украинцы и евреи. По-соседски чего не бывало. А при Хмельницком и в Гражданскую особенно. Фашистская оккупация - дело отдельное, лучше не трогать.
Но тут - другое. Обсуждать нечего.
То ли директивы задерживались по пути, то ли что, но кампания в Козельце шла небоевито. Кое-кого понизили в должности, нескольких за националистические еврейские высказывания даже исключили из партии. И хватит пока.
На таком фоне Мирра забеременела. Стали с Иосифом ждать второго ребенка.
Родилась девочка - Эмма.
Соседи угомонились. По месту работы собрания стали собирать нечасто - стыдить космополитов и прочее по разнарядке.
Мирра химию освоила, без интереса, правда. Иосиф ночью сторожит клуб, а днем с Эммочкой. Носит по часам в школу к Мирре - кормить.
Сын помогает и учится при мамаше.
Жизнь опять кое-как наладилась.
И тут в Козелец является юная девушка после Киевского мединститута. Она поехала работать в райцентр из принципа. Как раз тогда в “Перце” печатали фельетоны, высмеивали некоторых представителей интеллигенции, которые пригрелись в столице и не желают работать на селе, несмотря на то что выучились на народные деньги. Фамилии в фельетонах были сплошь еврейские.
Ну а девушка Римма Троянкер оказалась вспыльчивая. С отличием закончила вуз и сама попросилась на село. В комиссии ответили, что с ее специальностью типа “психиатр” на селе делать нечего и бросать на ветер народные деньги не годится, зато в районный центр - пожалуйста. А там и про переквалификацию можно будет подумать - конечно, тоже по медицинской части, чтобы в дальнейшем приносить еще больше пользы.
Так Римма рассказала Мирре при знакомстве и поделилась планами, что намерена переквалифицироваться по педиатрии, чтобы держать детство в заботливых руках:
- А то что получается? У меня папа почти профессор - хирург, мама кандидат наук - психиатр. Это прямо-таки воздушная специальность. Людям другое надо. Я на этот факультет пошла под маминым нажимом. Теперь сама рассудила - правильно в газетах пишут. Может, слишком резко, но что-то есть.
Мирра поддакнула Римме, что вот и сама переквалифицировалась и очень рада.
Надо сказать, что они вовек бы не познакомились на личной почве, если б не случайность.
В райторге давали материю, и образовалась длинная очередь. Мирра шла с работы и по интуиции заглянула в магазин - сын совсем оборвался и мужу надо кое-что из одежды. А тут такое. Встала в очередь и стоит задумчиво.
Сзади - девичий голосок:
- Кто крайний, по скольку дают?
Мирра оглянулась и увидела Римму. Что и говорить, с первого взгляда она произвела большое впечатление. И туфли с бантами, и юбка бостоновая, и блузка с вырезом, креп-жоржетовая, шлейки от лифчика просвечивают, не говоря про кружевную комбинацию. Волосы - огонь с медью. Прямо светильники в Мирриной кладовке, что остались после Иосифовых родителей.
- Я крайняя. За мной сказали не занимать. Материя кончается.
Девушка улыбнулась:
- Я везучая. Мне хватит.
И стала. Вытянула впереди себя опущенные руки с лаковой сумочкой и говорит:
- У нас в Киеве похожая проблема. Но у вас тут людей поменьше. Это положительное обстоятельство. А вообще-то я просто гуляю, на население смотрю. Я врач, и мне интересно. Вы как себя чувствуете? Ничего не беспокоит? Что-то вы грустная.
Мирра удивилась - незнакомая девушка, а пристает с такими разговорами.
- Ничего, спасибо, я чувствую себя хорошо. Жарко, вот и грущу, - и как-то помимо воли, чтобы скоротать время в очереди, Мирра разговорилась с Риммой.
С Миррой все здороваются, а кто и подойдет словом перекинуться про детей, про успеваемость.
Римма спрашивает: