Ханна Маккоуч - Под соусом
— Что за идиотизм. Придется вправить ему мозги, — негодует Джейк.
К концу недели они с Ноэлем — закадычные друзья. Джейку, молодому, симпатичному, восприимчивому и слегка самодовольному, удается быть одновременно шестеркой и очаровательным лоботрясом. Ноэль видит в нем юную версию себя самого.
После первой же смены на холодных блюдах Ноэль переводит Джейка на гриль, а затем и на соте. Несколько раз он оставляет на него всю кухню. Джейк координирует нашу работу и распоряжается драгоценными шефскими тюбиками с приправами.
Нет, это не история талантливой восходящей звезды. Джейк еще в поиске, карьера в кулинарии его не особенно интересует. На самом деле, как он мне рассказал, весной он собирается поступать в бизнес-школу. Значительную часть времени на кухне они с Ноэлем хохочут, вспоминая свои полуночные выходки в «Уо Хоп», в Чайнатауне.
Видимо, мне придется смириться с тем, что Ноэль без зазрения совести продвигает своего желторотого дружка. Отсутствие опыта, да и вкуса, его не волнует. Когда у О’Шонесси выходной, Джейк варганит соте и фактически занял место помощника шефа, поскольку у нас его нет. Я страдаю молча. Терпение, Лейла. Нужно терпеть.
Фрэнк ведет меня в «1492», стильное заведение в Нижнем Ист-Сайде, специализирующееся на тапас[35]. Он выдвигает мне стул, как делал дедушка на Рождество. Старая школа. Мне нравится.
Фрэнк заказывает бутылку дорогой «Риохи», и пир начинается. На столе тарелки с финиками, завернутыми в бекон, норвежские омары с чесноком и маслом, копченая колбаса «чоризо» в томатном соусе и миниатюрная испанская тортилья (картошка, яйца и лук). Перед нами бифштексы с кровью и корзинка с тонко нарезанным, поджаренным до золотистого цвета, хрустящим картофелем. Я рада видеть, что Фрэнк любит поесть, безо всяких там «Это не люблю, а на это у меня аллергия».
— А я надеялся, что в меню будут потроха.
— Любишь потроха? — При одной мысли о телячьем зобе у меня подпрыгивает сердце.
— Обожаю, — признается Фрэнк после глотка вина.
— Я знаю одно местечко, где подают роскошное жаркое из потрохов.
— Ты?
Судя по выражению его лица, он приятно удивлен.
— Моя слабость.
Мы оба обожаем потроха. Я воспринимаю это как добрый знак.
Отрезая от бифштексов по кусочку, мы кладем их в рот, закрываем глаза, как будто умерли и очутились на небесах, жуем и стонем. По задней стенке нёба струится соленокровавый сок.
Фрэнк, оказывается, мечтает о славе. По правде говоря, он просто помешан на карьере, и я его понимаю. Перед моим мысленным взором появляется разворот в «Нью-Йорк таймс», в разделе «Рестораны»: снимок вашей покорной слуги в полный рост, в белоснежной униформе шеф-повара, перед столом с десятком сверкающих ножей. Роковая женщина из мира кулинарии. Заголовок? «СЪЕШЬ МЕНЯ» — нетрадиционный взгляд на жизнь царицы кухни. Автор — Хантер С. Томпсон[36].
Устремления Фрэнка не менее грандиозны. Он хочет быть вторым Бобом Марли — звездой рэгги с «вызывающей, свежей струей», как он выразился, и тут же, слава богу, сам над собой и посмеялся.
— Поддерживаю твои мечты, «белый мальчик»[37], — киваю я.
— Не понял, — хмурится он, — ты что, смеешься? Ты же никогда не слышала, как я пою.
— Не слышала.
Я чувствую себя пристыженной. Не хотела задеть его чувства.
— А я еще и менеджер, — сообщает Фрэнк.
— У музыкантов? — спрашиваю я.
— Да, это мой хлеб с маслом.
— Круто. Я кого-нибудь знаю?
— Слышала о «Бэнг Ми»?
— Нет.
— А о «Станнере»?
— Не-а.
— Эти две группы сейчас зависли, на мой взгляд, несправедливо.
— И ты их проталкиваешь. Здорово!
— Я вроде как трудоголик, — объясняет Фрэнк, слегка смущаясь.
И, надо отметить, не занудный трудоголик, который вкалывает ради кругленькой суммы на счету, а живой, творческий трудоголик, каким в глубине души хочет быть каждый из нас. В двадцать шесть лет он смог найти способ прилично зарабатывать и не бросать искусство. Чем больше Фрэнк распространяется об альбоме, который записывает со своей группой, тем менее блестящей представляется мне собственная карьера на кухне. В искусстве женщин берегут, а не толкают на амбразуру наравне с мужчинами. Распухшие ноги, варикозное расширение вен и ожоги от кипящего масла — вот участь женщины на кухне.
К концу обеда я ненавижу свою работу так, что стараюсь о ней и не думать. Знакомство с Фрэнком дает мне надежду. Иногда, когда все валится из рук, встреча с тем, кого ты искала, может иметь большое значение.
Мы держимся за руки, потягиваем из бокалов густое красное вино и задумчиво смотрим друг другу в глаза. Фрэнк спрашивает:
— Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Как правило, нет, — отвечаю я.
— Я тоже, — он сжимает мою руку, а потом, а потом наклоняется через столик и целует меня в щеку.
Что это значит? Что раньше он не верил, а теперь верит и поэтому сжимает мою руку и целует меня?
Мое сердце растекается по столу, но приятные сюрпризы продолжаются. Фрэнк, оказывается, выпускник университета Брауна, имеет черный пояс по карате, катается на лыжах и мотоцикле, занимается альпинизмом. Чего еще пожелать? По-моему, нечего.
— Мой отец разбился на мотоцикле, — доверительно говорю я: пусть он знает обо мне все.
— Честно? — переспрашивает Фрэнк. — Ты серьезно? Какой ужас. Нет, подожди, ты шутишь?
— Я не каждому об этом рассказываю…
— Какой ужас, — повторяет он. — Хотя… не пойми меня неправильно, это не самая плохая смерть.
— Да, — соглашаюсь я, — если пришло твое время…
— Оно ко всем приходит.
Я, конечно, предлагаю заплатить за себя, но Фрэнк не дает мне даже заглянуть в счет. До моего дома идти пятнадцать кварталов, но нам мороз нипочем. Я приглашаю Фрэнка к себе, согреться, и мы устраиваемся рядышком на диване, прихлебываем ромашковый чай, пока Фрэнк не отбирает у меня кружку. Он гладит мою шею, прикасается губами к щеке. Меня обдает жаром, в висках стучит, между ног горячо и влажно. Фрэнк накрывает ртом мои губы, проводит по ним языком.
Через пять минут мы валимся на диван, запыхавшиеся и потные. Одежда уже мешает, и я не возражала бы от нее избавиться, но Фрэнк вдруг приподнимается на локте и молча смотрит на меня.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
Он качает головой с таким видом, будто не верит собственному счастью, и уверяет:
— Нет, все отлично.
После чего садится и отхлебывает из кружки с чаем.
— Думаю, мне надо идти, — говорит он с искаженным, как от боли, лицом.
— Почему? — спрашиваю я в полном замешательстве. Хорошенькое дело — девушка лежит рядом, на все готовая, а он…
— Я не хочу уходить, — Фрэнк встает и надевает куртку, — но боюсь, что если останусь… Понимаешь, я от тебя без ума и не хочу спешить.
Мне приходилось слышать подобные речи, и всякий раз я корчилась от ощущения собственной ненужности, нежеланности. Но только не сейчас. Я убеждаю себя, что Фрэнк выбирает разумный, взрослый путь, а мне давно пора влюбиться в парня, который думает не только о своем причинном месте. Глотнув чая, я встаю и провожаю его к двери:
— Согласна, не будем спешить.
Фрэнк проводит пальцами по моим волосам и мягко массирует затылок, а потом наклоняется и целует меня долго и глубоко. Не будь я такой счастливой, упала бы в обморок.
— Позвоню завтра, — обещает он и, дождавшись моего кивка, бежит вниз.
Пока он спускается с шестого этажа, я сажусь на подоконник, словно Мэг Райан в каком-то фильме Норы Эфрон, и молюсь. Если он посмотрит на меня, это судьба. Сердце бешено колотится. Вот он — прыгает по ступенькам: раз, два, три, четыре — и Фрэнк на тротуаре. Делает два шага в другую сторону (его дом в Ист-Виллидж), поворачивается, неожиданно поднимает голову и, улыбаясь, шлет мне воздушный поцелуй.
Сегодня Ноэль поручил мне картофельное пюре. Впервые он позволил приготовить мне что-то от начала до конца: гарнир для свиных отбивных с имбирной подливой. Самое заурядное пюре приобретает для меня судьбоносное значение. Это способ доказать, что у меня хороший вкус, что я могу приготовить лучшее картофельное пюре, какое Ноэлю доводилось пробовать, что я действительно умею готовить.
Я пропускаю очищенную вареную картошку сорта «Айдахо» через хитрый агрегат, который редко встретишь в домашнем хозяйстве. Это металлическое сито с ручкой наверху; когда ее крутишь, картофель проходит через крошечные дырочки, превращаясь в однородную массу. Я кладу масло, щедро, без опаски пересолить, сыплю соль, — так меня учили во Франции. Разбавляю горячим молоком до нужной консистенции, добавляю еще соли и перца.
Наконец, выложив пюре в кастрюлю, я выравниваю его пластмассовой лопаточкой, крошу сверху сливочное масло и снова сбрызгиваю горячим молоком, чтобы на поверхности не образовалась пленка.