Константин Сергиенко - Самый счастливый день
— Конечно, это Бажов.
— А я Хозяйка Барского сада! — Она счастливо рассмеялась. — Сюда боятся ходить, особенно по ночам. А я хожу, и всё здесь мне мило.
— Как ты говоришь иногда…
— Как?
— Старомодно. И это мне слышать приятно.
— У бабушки научилась.
— И эти буквы в письме, тоже от бабушки?
— Может быть.
— Кто же она была?
— Долгая жизнь. Скоро её годовщина. Надо в церковь идти.
— В церковь? Зачем?
— Заказать, чтобы помянули. Я знаю, бабушке будет приятно.
— Да где же здесь церковь? Разве тут церковь есть?
— Не здесь. Надо идти. Посмотри, посмотри…
Мы сидели на павшей вишне в кустах против часовни. Около неё возник большой человек. Я сразу узнал учителя астрономии Розанова. Что-то бормоча, он стал расхаживать вокруг часовни, махать руками, вздымать их к небу и закрывать лицо. Это продолжалось довольно долго. Потом Розанов подошёл к часовне и нацарапал что-то на стенке. Он ещё бормотал и расхаживал, а потом ушёл, уже восклицая громко, по неразборчиво.
— Пойдём посмотрим, — сказал я.
— Не надо, — она остановила меня. — Он написал не для нас.
— Удивительно, — сказал я, — ты такая юная, угловатая, как подросток, но бываешь мудрой и взрослой.
— Да, — сказала она, — мне много лет.
— Всего шестнадцать!
— Мне кажется, я была всегда. И ты. Я знаю тебя так давно, что уж не помню, каким ты был раньше.
Я рассмеялся.
— Раньше — это когда?
Она задумалась.
— Когда никого, кроме нас, не было.
— Адам и Ева! — воскликнул я.
— Нет. Леста и Николай. Мы с тобой ближе.
— Это как?
— Смотри. Между А и Е, Адамом и Евой четыре буквы, БВГД, а между нами всего одна, М.
— Но при чём здесь алфавит?
— Всё при чём, — сказала она серьёзно. — Но это же и соединяет. Адам и Ева дальше, чем мы, но в четыре раза крепче соединены. А мы разделены и соединены всего лишь одной буквой. Я знаю, что она означает.
— Что же?
— МИГ. В любое мгновенье кто-то из нас может исчезнуть и в любое мгновенье может появиться опять.
— Ах ты мой милый схоласт! — воскликнул я. — Тебе ли учиться в девятом классе?
— У меня слабая голова, — сказала она, — я ничего не помню. Но надо учиться. Ведь учатся все.
— Рассудительно, — согласился я.
Она задумалась. Сорвала пучок травинок, зажала в одной руке.
— Нет, я не помню, каким ты был раньше. — Она повернулась ко мне и посмотрела ясным серо-синим взглядом. — Пожалуй, ты носил бархатную шляпу… А жабо?
Я рассмеялся.
— Всегда мечтал о жабо.
— Ты не понимаешь, — произнесла она строго. — Я не шучу. Тебе снятся сны?
— Тебе же приснился мой сон. Значит, снятся.
— Я буду слать тебе сны, — сказала она со значением.
— Буду обязан.
— У тебя есть красный берет?
— Но я же не девочка, чтобы ходить в берете.
Она задумалась.
— Когда-нибудь я подарю тебе красный берет…
Всё это я помню. Так хорошо помню. И всплывает, всплывает откуда-то из глубины, но в щемящей ясности. Всплывает тот удивительный вечер, та ночь, которую подарила мне Хозяйка Барскою сада.
Она сказала:
— Ты не забыл?
— ?
— Ты не забыл, что я Хозяйка Барского сада?
— Как можно об этом забыть?
— Но ты не веришь. Сегодня вечером ты убедишься, что я Хозяйка.
— Я верю и так.
— Ты знаешь, что нынешним вечером будет в Барском саду?
— Что бы могло там быть?
— Бал-маскарад!
— Конечно, только для нас двоих. Я согласен. Но какой придумать костюм?
— Не веришь! А всё очень просто. Там будут снимать кино.
Вот ещё новость. Какое кино? Кому это нужно?
— Понимаешь, приехала группа. Будут снимать кино. Бал-маскарад в имении. Ты не был в нашем саду неделю, а я заходила вчера. Что там творится! Кругом декорации, прожектора! Построены павильоны! И всего за неделю. Всё из фанеры, но издали не отличишь. Особняк просто как настоящий!
— А что за кино?
— Не знаю. Но я им сказала, что я Хозяйка этого сада. Они засмеялись. Раз вы хозяйка, то приходите на съёмки, нам люди нужны. А один посмотрел внимательно и говорит: вы очень подходите нам для роли.
— Ба! — сказал я. — Ты станешь звездой экрана!
— Нет, правда, — она была очень оживлена, — он сказал, раз вы хозяйка, то и сыграете роли хозяйки. Мы будем снимать бал в имении. Всю меня осмотрели, принесли разные платья, стали фотографировать.
— Не очень мне всё это нравится, — заметил я.
— Почему?
— Киношники — шельмецы, прощелыги. Один мои приятель учился на режиссёра, так он без конца предлагал девушкам разные роли. Увидит кого-нибудь в своём вкусе и тут же выдумывает роль. Девушки к кино неравнодушны.
— Но здесь без обмана! Они снимают кино. Ты бы видел, какие у них аппараты!
— Кто знает…
— А ты приходи, ты посмотришь.
— На съёмки, по-моему, не пускают.
— Я им скажу. Я тогда не стану сниматься.
И я согласился.
Удивительно тёплый всё же стоял октябрь. Уже середина месяца, а температура в иной день подскакивала до двадцати. Вечером опускалась прохлада, но никто уже не надевал пальто.
К Барскому саду я шёл с неохотой и даже опаской. Мы ведь привыкли таиться. Очутиться на людях, в свете прожекторов, да ещё в толпе зрителей, среди которых, я не сомневался, будут знакомые, мне что-то не очень хотелось. Но всё оказалось иначе, чем я представлял. Уже издали я увидел вздыбленное над Барским садом облако света. А ещё через сотню шагов наткнулся на стоявший поперёк дороги длинный чёрный автомобиль. На его лаковой поверхности играли отсветы близкого сияния. От машины отделились два, как мне показалось, щегольски одетых человека. Один из них вежливо сказал:
— Дорога закрыта. Потрудитесь повернуть обратно.
На них было что-то вроде смокингов, резко белели в темноте воротнички и манишки. Делать было нечего, я собрался идти назад, но, поразмыслив, произнёс фразу:
— Но я приглашён.
— Кем? — спросили они.
Внутренне улыбнувшись, я ответил:
— Хозяйкой Барского сада.
Эффект был поразительный.
— Это меняет дело, — сказал щёголь и приказал второму: — Отвезите гостя.
Машина мягко взревела, катнулась при развороте и подалась ко мне с открытой дверью.
— Я бы и так дошёл, — сказал я, устраиваясь на обширном сиденье.
Машина с шорохом пошла по щебёнке. В ней пахло кожей, лаком и ещё чем-то незнакомым, сладким. Вероятно, это был трофейный автомобиль, какой-нибудь генеральский «хорьх», мощный, уютный и старомодный.
Барского сада я не узнал. Передо мной выросло что-то феерическое, ослепительное, наполненное звуками музыки и человеческими голосами.
— Хозяйка не встречает гостей, — сказал водитель, — она занята. Вы можете найти её в эрмитаже.
Машина развернулась и укатила. Как церемонно, подумал я. И что за эрмитаж? Я огляделся.
Ограду успели восстановить. Больше того, соорудили арочные ворота, распахнутые настежь. Отовсюду доносилась музыка, гирлянды шаров давали пятнистый розово-голубой и жёлто-зелёный свет. Появились ровные, посыпанные толчёным кирпичом дорожки, но самое удивительное, как преобразились заросли сада. Трава теперь была аккуратно подстрижена, купы деревьев перемежались полянами, а посреди полян возникли клумбы с осенними цветами.
Я осторожно пошёл. По дорожкам прогуливались люди, и первой, на кого натолкнулся мой удивлённый взгляд, была Вера Петровна Сабурова, идущая под руку с Поэтом. На ней узкое фиолетовое платье до пят и светлая шляпка, слегка надвинутая на лоб. Неизменный шарф, лёгкий, прозрачный, окутывал шею и спускался до бёдер. Поэт поразил меня совершенно. Длинный приталенный пиджак в полоску, бабочка, штиблеты, а в довершенье немысленно вычурное кепи совершенно изменили облик. Поэт выглядел лондонским денди.
Я застыл в онеменье. Пара прошествовала мимо, спокойно переговариваясь. Вера Петровна дружелюбно кивнула, а Поэт небрежно дотронулся пальцами до кепи. При этом он не прервал своей фразы:
— Если напечатают таким тиражом, будет достаточно.
— Надеюсь, вы подарите книгу? — спросила Вера Петровна.
— Не сомневайтесь.
Они удалились. Хороша массовка, подумал я. Вероятно, здесь будет полгорода. Наивная Леста. Она думала, только её почтили вниманьем. Следующая же встреча подтвердила моё предположенье. Прямо передо мной на дорожку выскочил запыхавшийся Котик. Наряжён он был комично. Штанишки до колен, белые чулки гармошкой, куртка с позументами и шпурами, шляпчонка с пером.
— Привет! — выкрикнул Котик.
— Во что это ты нарядился?
— Не видишь? Костюм Керубино. А ты? Что за дурацкая одежда?
— Какая есть. Я пришёл посмотреть, а не участвовать в маскараде.
— Знаем, зачем ты пришёл, — загадочно высказал Котик.
