Лайза Дженова - Навеки Элис
Он прошел мимо нее в холл. Открылась дверца гардероба в прихожей. Закрылась дверца гардероба в прихожей. Она слышала, как выдвигаются и задвигаются полки тумбочки.
— Ты готова? — позвал Джон.
Элис допила чай и вышла в прихожую. Джон уже был в пальто, очки на макушке, ключи в руке.
— Да, — сказала она и вышла следом за ним.
Начало весны в Кембридже — отвратительное, непредсказуемое время года. На деревьях еще не распустились почки, тюльпанам не хватает ни смелости, ни безрассудства, чтобы вынырнуть из-под снега, покрытого коркой, и древесные лягушки еще не распевают свои песни. Улицы узкие от потемневших снежных заносов. Оттепель к вечеру сменяется похолоданием, и тротуары и дорожки на Гарвард-сквер превращаются в скользкие полоски черного льда. Дата на календаре кажется издевкой — все понимают, что где-то уже наступила весна, люди ходят в рубашках с коротким рукавом, а по утрам их будит щебет дроздов. Но в Кембридже холод даже не думает сдавать позиции. Единственными птицами, чье «пение» слышала Элис, пока они шли к кампусу, были вороны.
Джон согласился каждое утро провожать ее до Гарварда. Она сказала, что боится потеряться. На самом деле ей хотелось вернуть то время, когда утренние прогулки были для них традицией. К несчастью, риск попасть под машину оказался меньше, чем сломать что-нибудь на скользком тротуаре, и они были вынуждены передвигаться гуськом. И в молчании.
Камешек попал Элис в правую туфлю. У нее был выбор: остановиться посреди дороги и вытряхнуть его или потерпеть до кафе «У Джерри». Чтобы вытряхнуть туфлю, пришлось бы балансировать на одной ноге, а другую выставить на холодный воздух. Она решила потерпеть два квартала.
Расположенное на полпути между Гарвард-сквер и Портер-сквер кафе «У Джерри» стало пристанищем для кофеманов задолго до нашествия «Старбакса». Меню оставалось неизменным со времен студенчества Элис: кофе, чай, выпечка и сэндвичи. Только в цены, написанные мелом, периодически вносились поправки, о чем можно было догадаться по белым разводам вокруг цифр и по разнице почерков в левом и правом столбце меню. Элис в затруднении изучала дощечку с меню за прилавком.
— Доброе утро, Джесс, кофе и булочку с корицей, пожалуйста, — попросил Джон.
— Мне тоже, — сказала Элис.
— Ты же не любишь кофе, — возразил он.
— Нет, люблю.
— Нет, не любишь. Она будет чай с лимоном.
— Я хочу кофе с булочкой.
Джесс взглянула на Джона, ожидая дальнейших возражений, но ему уже расхотелось спорить.
Выйдя на улицу, Элис отпила глоток кофе. Горький неприятный вкус совсем не соответствовал дивному аромату напитка.
— Ну, как тебе кофе? — поинтересовался Джон.
— Чудесно.
По дороге в кампус Элис пила кофе, чтобы не разозлить Джона. Она мечтала поскорее оказаться в своем офисе, где можно будет выбросить стаканчик в мусор. К тому же ей отчаянно хотелось вытряхнуть камешек из туфли.
Туфли сняты, кофе в мусоре. Первым делом Элис открыла почту и увидела письмо от Анны.
Мама, привет!
Мы хотели бы пойти на ужин, но на этой неделе не получится из-за процесса Чарли. Как насчет следующей недели? В какие дни вам с папой удобно? Мы свободны все вечера, кроме среды и пятницы.
АннаЭлис смотрела на насмешливо подмигивающий курсор и пыталась представить слова, которые напишет в ответе на письмо. Преобразование мыслей в устную речь, письменную или в набранный на клавиатуре текст часто требовало от нее определенных усилий и терпения. Она была уже не так уверена в правильном написании слов, а когда-то ее способности заслужили золотую медаль и похвалы преподавателей.
Зазвонил телефон.
— Привет, мам.
— О, хорошо, что ты позвонила, я как раз собиралась ответить на твое письмо.
— Я не посылала тебе писем.
Не доверяя себе, Элис перечитала письмо на мониторе компьютера.
— Я только что его прочитала. У Чарли на этой неделе процесс…
— Ма, это Лидия.
— О, ты так рано встала?
— Я теперь все время рано встаю. Хотела позвонить вам с папой вчера вечером, но у вас было уже слишком поздно. Я только что получила потрясающую роль в пьесе «Память воды». Режиссер просто необыкновенный. На май запланировано шесть спектаклей. Я думаю, это будет здорово, а с таким режиссером пьеса привлечет большое внимание. Надеюсь, вы с папой приедете и посмотрите?
По восходящей интонации в голосе Лидии и последовавшей паузе Элис поняла, что пришел ее черед говорить, но она еще не могла осознать до конца смысл сказанного. Без визуальных подсказок со стороны собеседника ей было трудно поддерживать разговор по телефону. Слова набегали друг на друга, их смысл внезапно менялся, и Элис было сложно не упустить нить разговора. В написании тоже были свои проблемы, но, поскольку письменный ответ не имел временных рамок, она могла скрывать это от окружающих.
— Если не хочешь приезжать, просто так и скажи, — предложила Лидия.
— Нет, я хочу, но…
— Значит, слишком занята или что-то в этом роде. Я знала, надо было звонить папе.
— Лидия…
— Все нормально, мне пора.
И она повесила трубку. Элис собиралась сказать, что ей надо переговорить с Джоном, что, если он сможет вырваться из лаборатории, она с удовольствием прилетит. Но без него она не решится лететь через всю страну, и ей надо было выдумать какое-то оправдание. Из страха потеряться вдали от дома она отказалась от переездов: отклонила предложение выступить в Университете Дьюка в следующем месяце, выбросила регистрационную заявку на ежегодную конференцию по лингвистике, в которой после получения диплома всегда принимала участие. Ей хотелось посмотреть игру Лидии, но на этот раз ее присутствие зависело от наличия свободного времени у Джона.
С телефонной трубкой в руке она думала, не попробовать ли перезвонить Лидии, но потом отказалась от этой мысли и повесила трубку. Закрыв ненаписанный ответ на письмо Анны, она открыла новое письмо — для Лидии. В этот день голова у нее плохо соображала, пальцы зависли над клавиатурой. Элис тупо уставилась на мигающий курсор. Ей хотелось присоединить к собственному мозгу пару проводов и получить хороший заряд.
— Ну, давай, — подгоняла она себя.
Сегодня у нее нет времени на Альцгеймера. Надо ответить на письма, написать заявку на грант, провести занятия и присутствовать на семинаре. А в конце дня пробежка. Возможно, это прояснит ей мозги.
Элис вложила в носок листок бумаги с домашним адресом и телефоном. Конечно, если память откажет настолько, что она не сможет вспомнить дорогу домой, она с тем же успехом может забыть, что имеет при себе этот листок с нужной информацией. Тем не менее Элис решила взять его с собой.
Бег переставал оказывать проясняющее воздействие на ее мысли. В последние дни ей казалось, что она физически преследует ответы на нескончаемую череду вопросов. Но как бы быстро она ни бежала, ей было их не догнать.
«Как жить дальше?»
Она принимала лекарства, спала по шесть-семь часов в день и старалась вести обычную жизнь в Гарварде. Она чувствовала себя обманщицей, когда приходила на работу и вела себя так, будто все прекрасно и так будет всегда, будто она профессор, который вовсе не страдает прогрессирующей нейродегенеративной болезнью.
Повседневная профессорская деятельность не требует большой отчетности. У нее не было бухгалтерской книги, она не должна была производить установленное количество изделий или писать ежедневные отчеты. У нее оставалось право на ошибку, но на сколько ошибок? В конечном счете она все хуже будет справляться со своими обязанностями и опустится до уровня, когда это станет всем заметно и недопустимо. Элис хотела покинуть Гарвард до того, как это произойдет, до того, как пойдут слухи и ее начнут жалеть, но у нее не было гарантий, что она поймет, когда этот момент наступит.
И хотя мысль о том, что она излишне затянет с уходом, была пугающей, мысль о том, чтобы покинуть Гарвард, страшила ее еще больше. Кем она станет, когда перестанет быть профессором психологии в Гарварде?
Надо будет постараться как можно больше времени проводить с Джоном и детьми? Но что это означает? Сидеть рядом с Анной, пока она пишет свои резюме, ходить по пятам за Томом, присутствовать на занятиях Лидии? Как сказать детям, что у каждого из них есть пятьдесят процентов вероятности в будущем пройти через этот ужас? Что, если они станут обвинять ее и возненавидят, как она обвиняла и ненавидела собственного отца?
Очень скоро Джон выйдет на пенсию. Как долго он сможет уделять ей время, не подвергая риску свою карьеру? Сколько она продержится? Два года? Двадцать?
Пусть ранняя болезнь Альцгеймера прогрессирует быстрее, но и люди с таким диагнозом живут гораздо дольше. Это болезнь мозга в относительно молодом и здоровом теле. Она может еще очень долго коптить небо, пока не наступит отвратительный финал.
