Кэти Летт - Мальчик, который упал на Землю

Я выхватила у мамы трусы с прорезью. М-да, такие знаки любви между матерью и дочерью – явно не из фильмов с Дорис Дэй[43].

– Все, что от меня осталось, пусть берет кто пожелает. А по ходу, глядишь, отец для Мерлина найдется.

Сестра перезагрузила ноутбук.

– Что пишем тебе в предпочтения? Только некурящие атеисты?

– Ой, милая, – прощебетала мама, – не бывает мужчин-атеистов. Они все верят в себя, как в Бога.

Я хихикнула.

– Давайте напишем: «Не думайте только, что я не склонна к бессмысленному животному сексу».

Но толку-то? Ни одна из нас уже не могла печатать: нас согнуло пополам, мы гоготали, как на ведьминском шабаше, и похабный смех перемалывал нас, как колеса – гравий.

Глава 7

Романтическая рулетка

Так ее, видимо, и надо называть – романтической рулеткой. В следующие пять лет, с Мерлиновых одиннадцати, в моей жизни образовалась сборная запеканка мужчин – мужиканка. Участвовала я в этом без особого рвения. Мама и сестра поочередно таскали меня на коктейли, барбекю, благотворительные велопробеги, матчи по поло – куда угодно, где попадаются холостяки. Я лишь уныло вздыхала и озиралась с энтузиазмом пловца через Ла-Манш в дождливый зимний день. Но терпела ради Мерлина – и вот наконец молния вожделения вышибла меня из кислого цинизма.

Есть целый набор приспособлений, усиливающих сексуальный жар, особенно у женщин. Главные в этом наборе – джодпуры. Игроки в поло совершенны, что уж там. Даже слишком. Тип таких резиновых мужчин: дунь в большой палец на ноге – и вот он. Бархатно-карие блестящие глаза, мускулистые бедра – облаченный в джодпуры Адонис, пивший чай в шатре, был далеко за пределами моих притязаний. Наблюдая, как рискованно он раскачивается на стуле, небрежно закинув одну обутую в сапог ногу на другую, я тщетно пыталась сгрести в кучу то самое «женское обаяние», о котором говорила мама, но опасалась, что нацело его пробаянила. Ощущала себя цирком, в котором звери вдруг начисто позабыли все трюки. Дамы помоложе обаивали красавца напропалую. Это включало в себя имитацию милого трепа друг с дружкой, с беспрестанным встряхиванием волосами и хитрованским подглядыванием за тем, какое впечатление это производит на остальных гостей. Однако, очутившись рядом с Адонисом в очереди за «Пиммзом», я умудрилась наскрести пару видавших виды подкатов.

– «Поло»[44]. Незабываемый вкус на целый день. Верно?

Следом я спросила, много ли отмечено вывихов лодыжек у дамочек-поклонниц от хождения по головам на каблуках и верно ли я расшифровываю их дресс-код как «грудь-навылет».

– Фифам стоит сдавать импланты в гардероб при входе, чтобы как-то уравнять шансы на поле. Что там борцы с лисьей охотой. Вам, игрокам, нужна Лига борцов с охотой на мужей. Это ж чистая жестокость по отношению к глупым зверушкам, верно?

– Это я, по-вашему, глупый? – ошарашенно поинтересовался он.

– Ну, вы-то из высшего общества, поэтому, думаю, образованны по высшему разряду.

Я вбросила еще пару соображений – о том, что лошади умнее людей, потому что никогда на них не ставят, а также не компенсирует ли он габаритами клюшки какие-нибудь свои малогабаритности. Заинтригованный красавчик предложил мне тарелку с пирожными, от которой инсектоидно-хрупкие барышни, шелестевшие кудрями, шарахались как от сибирской язвы. Я прожорливо приняла предложение, объяснив, что еда – второе в списке лучшего, что девушка может делать губами.

– В-второе? – пробормотал он, заглотив наживку.

Осталось добить его еще одной подначкой: джодпуры – верное противозачаточное средство, «раз влез, обратно уже не выбраться», – и он вызвался подбросить меня до дома.

Нервы у меня натянулись, как нити накаливания, – и до гитарного звона. Что-то наверняка лопнет, и я подозревала, что это будет резинка на кружевных трусах. Немного погодя я уже услаждалась приятной тяжестью его бедер, когда он перекатил меня на спину и прижал к простыням. Я ощущала, что рот у меня скоро будет до ушей, хоть пришивай завязочки, хоть нет. Вскоре улыбка растеклась по лицу, как жидкий соус.

– Исусе, – выговорил он, переводя дух. – Будь ты богомолом, мне бы уже настал жуткий конец... Когда в последний раз?..

– Семь с чем-то лет назад, – призналась я.

– Зуд седьмого года, значит?

– Ага. Еще разок не почешешь?

– Феноменального сексуального напора человек, – призналась я Фиби на следующий день. – В остальном у нас мало общего. Нобожемой. Похоже, кончилась великая сушь.

Мы сидели у меня на кухне и пытались распутать Мерлиновы шнурки. Диспраксию моего сына доктор объяснил как недоразвитие «базовых моторных навыков». Только кажется, что речь идет о вождении винтажного грузового транспорта, на самом деле это выпендрежный псевдоним неуклюжести. Недостаток координации означал, что Мерлин никогда не развязывал узлов – просто вязал свежий поверх предыдущего. В результате получалось по футу развесистого макраме на каждом ботинке. Я показала Фиби снятое мобильником фото ослепительного Октавиана в заляпанных джодах и кожаных сапогах по колено.

– О боже... – Фиби распустила слюни. – Будь он конь, его б надо было кастрировать.

– Ему всего двадцать шесть. Пришось свет притушить, чтоб не заметил, что я его на десять с гаком лет старше. Занимались любовью по Брайлю.

– Ну, любовь слепа, – схохмила Фиби. – И как, еще увидитесь?

– Не знаю. Я же говорила, что не люблю случайный секс.

– И? Надень тиару, – прогремел голос моей родительницы, которая как раз вплыла в кухню в кафтане с «огурцами» и тюрбане в тон. – Просто научи Мерлина преуменьшать его возраст, – посоветовала она.

Я прижала палец к губам. Никто не заметил, что мой сын все это время сидел под столом. Если бы не пара чисел, прозвучавших сдавленным шепотом, мы бы остались в неведении, что он там удобно устроился и записывает крикетные счета в блокнот.

– Девочки, – прошептала мама, поглядывая на фото в моем мобильном, – самая простая в обращении дамская игрушка – чичисбей. С таким управится даже женщина в маразме. Чичисбей настолько сексуальный и обаятельный, как Октавиан, случается у женщины в жизни раза три-четыре, не чаще. Так что лови момент, дорогая.

Мы с сестрой обменялись смущенными взглядами. Хоть меня и укачивало от мысли, что моя мама в курсе, как именно применять мальчиков-пажей, нужно было признать, что она права. Момент летуч настолько, что завтра не наступит. Запрыгну в секс-седло и загоню своего чичисбея вусмерть. Вчерашняя оргазмическая интерлюдия оказалась настолько благотворной, что я, похоже, могла бы задекларировать этого пижона в налоговой как расход на лечение.

Но, увы, очень скоро из седла меня вышибло. Всего лишь на втором свидании. Не успела я смешать Октавиану джин-тоник – любимый напиток полознати, – заманить его на диван и почувствовать, как его член твердеет у меня под пальцами, как задняя дверь сделала «дыщ» нараспашку. Мерлин никогда не входил в комнату. Он в нее врывался.

– Я думала, ты сегодня у бабушки, – пролепетала я, запахиваясь в кимоно поплотнее. – Э-э... м-м... это мой... друг, Октавиан.

Я не представила Мерлина в надежде, что тот, хорошенько обученный светским манерам, испарится, но мой воспитанный сын подал руку и произнес официальным тоном:

– Как ваша личная жизнь? Я – Мерлин, неуемный сын Люси.

– У тебя есть сын? – Октавиан произвел быстрый арифметический подсчет.

– Невеста была юна, – объяснила я с поддельной легкостью, поднимаясь на ноги.

– Впрямь ли я твой сын? – Всклокоченные волосы Мерлина клубились кучевыми облаками. – Поразительно, правда? Это ошеломительно, что я твой сын. Кто нас представил? Как мы встретились? На вечеринке? Где-то в девяностых, верно?

– Дорогой, может, пойдешь к бабушке? – поторопила я.

– Я забыл «Хансард»[45], – ответил Мерлин, не догадываясь о тонкостях и умолчаниях обычных человеческих разговоров, и радостно продолжил: – Мне одиннадцать, но маме хочется, чтобы я делал вид, что мне меньше. Она приглушает свет, чтобы вы не догадались, насколько она пожилая.

– Я планировала сообщить тебе, что нахожусь в самом расцвете маразма, – от всей души спаясничала я, чтобы прикрыть чудовищное смущение.

Если честно, я желала оказаться где угодно на этой планете, включая военную базу Гуантанамо[46]. Я прижала Мерлина к себе и просверлила в нем дырку свирепым взглядом, надеясь, что он поймет язык моего тела и заткнется, блин.

– Ой, смотри, Мерлин, – провела я пальцами по его лицу, – у тебя усы растут!

Мой сын произвел внимательный, объективный осмотр.