Джон Ирвинг - Покуда я тебя не обрету
— Я не совсем понял, кажется, она не очень-то и хотела пойти со мной, так ведь? — спросил Джек доктора Гарсия; услышав это, она немедленно нашла третью причину для разочарования.
— Джек, ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что она не пошла с тобой! — сказала она. — Если бы она сказала "да", ты превратился бы в размазню! Если бы она пошла с тобой, телевидение сделало бы из тебя посмешище!
Джек решил, что это уж совсем нечестно. А какую бы сцену он устроил для журналистов — только вообразить себе их лица, когда он сказал бы им, что пришел в "Шрайн Аудиториум" со своим дерматологом! Но доктор Гарсия не поняла юмора; она сочла, что его faux pas[24] (попытка пригласить Мишель Махер) — из области "отказа признать очевидное", то есть пока что Джеку до мира нормальных людей и нормальных отношений — как до Японии.
— Нет, а о ней вы что скажете? — возмутился он. — Что это такое, "у меня как бы молодой человек"? Разве это нормально?
— Джек, ты не готов ко встрече с Мишель Махер, — отрезала доктор Гарсия. — Ты слишком многого ждешь от этих отношений, а ведь они, насколько я понимаю, не сложились с самого начала; ты такого себе навоображал! В общем, я ничего не желаю слышать об этом сейчас. Для меня ты до сих пор — четырехлетний мальчик, путешествующий с мамой по Северной Европе. Ты до сих не оправился от своего плавания по океану девиц — это факт, уж ты мне поверь, я все-таки профессионал. Мне нужно еще многое от тебя узнать про Эмму и про твою страсть к женщинам постарше. И никаких отклонений от хронологического порядка. Ясно?
Еще бы не ясно. Не психиатр, а садист, повторял про себя Джек и вместе с тем не мог не признать, что благодаря ее методам куда реже стал плакать и орать, особенно среди ночи (после возвращения из Амстердама он почти не мог спать, все время рыдал). Поэтому Джек не бросил сеансы у доктора Гарсия и продолжал пересказывать ей историю своих бедствий. Он в самом деле стал писателем, как и предсказывала Эмма — правда, писателем, страдающим тяжелой меланхолией в сочетании со словесным поносом. Он сделался, так сказать, устным рассказчиком; на бумаге он писал лишь письма Мишель Махер, да и то не предназначенные для почтового ящика.
Доктор Гарсия была привлекательная, хотя немного массивная мексиканка, лет под пятьдесят, судя по фотографиям, из большой семьи — а может, это были ее собственные дети (узнать ее саму на старых детских фотографиях Джек не сумел, поэтому так и подумал) .
Пожилой человек, присутствовавший на многих фотографиях, по мнению Джека, годился ей скорее в отцы, чем в мужья, — всегда безупречно одет, почти денди, усы и бакенбарды аккуратно подстрижены, вылитый классический киноактер, нечто среднее между Клифтоном Веббом и Гилбертом Роландом.
Колец доктор Гарсия не носила, украшений — почти не носила. Либо она сама родила целый класс детей, либо это ее родители и братья с сестрами нарожали столько, что она решила не выходить замуж и не рожать своих.
Джек решил попробовать разрешить эту загадку и сказал:
— Доктор Гарсия, я думаю, что лучше всего будет пойти на оскаровскую церемонию с вами. Вручение "Оскара" — большой стресс, психиатр может мне потребоваться в любой момент, вы не находите? Уж во всяком случае, он будет полезнее дерматолога.
— Джек, пациентам не полагается заводить романов с психиатрами, — сказала доктор Гарсия.
— Вот оно что.
— Ты слишком часто используешь это выражение, — заметила она.
Красиво одетый пожилой мужчина на фотографиях в кабинете доктора Гарсия выглядел несколько отстраненно, словно заранее старался избежать некоего неприятного разговора. Казалось, буйство окружающих его детей его самого не трогает, похоже, он не слышит и не видит их. Может быть, доктор Гарсия вышла замуж за очень пожилого мужчину, а может, за глухого. Кстати, она сама достаточно суровая личность и, возможно, просто презирает такую ерунду, как обручальные кольца.
Доктора Гарсия порекомендовал Джеку Ричард Гладштейн.
— Она хорошо знает, как работать с актерами, — сказал он, — ты будешь далеко не первый ее голливудский клиент.
В тот миг, когда Ричард произнес эту фразу, Джек испытал облечение. Но потом, регулярно посещая ее приемную, он отметил, что ни разу не встречал там знаменитостей. Он подумал, наверное, настоящих кинозвезд она лечит на дому. В общем, оценивать популярность или талант доктора Гарсия по посетителям ее приемной оказалось весьма затруднительно. Среди них были и замужние женщины, иные приводили с собой маленьких детей, для которых в углу имелся шкаф с игрушками и детскими книжками (можно подумать, ты пришел к педиатру, а не к психиатру). Замужние женщины помоложе приходили не только с детьми, но с нянями и подругами; отправляясь в кабинет, они оставляли детей на попечение женщин постарше.
— Скажите, вы пришли на прием или чтобы приглядеть за детишками? — спросил как-то Джек одну из женщин помоложе (как и психиатр, эта дама была без обручального кольца).
— Вы меня соблазнить пытаетесь, что ли? — последовал ответ.
Джек едва не предложил ей пойти с ним на вручение "Оскара", но мысль о том, что скажет психиатр, узнав об этом, остановила его.
— Хорошо, скажите мне сами, кого я должен пригласить на церемонию, — сказал он доктору Гарсия.
— Джек, я психиатр, а не сводня.
Итак, Джеку светило отправиться на церемонию одному. Он был не единственный номинант из команды "Глотателя" — Лючию выдвинули на лучшую женскую роль первого плана, Бешеного Билла — на лучшего режиссера, а саму ленту (плюс Ричарда Гладштейна и Харви Вайнштейна с толпой из "Мирамакса") — на лучший фильм.
На Лючию никто даже цента ставить не думал. Силы были слишком не равны — ей пришлось тягаться с гигантами вроде Мерил Стрип, Джулианы Мур и Аннетты Бенинг, не говоря уже о Хилари Суонк, это был ее лучший год (Джек как кинотрансвестит обожал ее роль в фильме "Мальчики не плачут"). Что до лучшей картины, то сам Ричард признавал, у "Глотателя" шансов нет (и оказался прав, "Оскара" присудили "Красоте по-американски").
Бешеный Билл, однако, был просто счастлив — уже оттого, что снова попал в Лос-Анджелес. В рецензиях на фильм его ни разу не назвали Римейк-Монстром, журналистам хватило Голландского Психа. В целом Ванфлека принимали на ура — почти, потому что "Оскара" ему не досталось, слишком сильная конкуренция была в тот год, лучшего режиссера отхватил Сэм Мендес, все за ту же "Красоту по-американски".
Конечно, и Джеку не светило выиграть в номинации "лучшая мужская роль второго плана", его опередил Майкл Кейн. Да, Джек сыграл очень симпатичную порнозвезду — но все же не настолько симпатичную.
Он заранее знал, что лучшие шансы у "Глотателя" — это "Оскар" за сценарий, "Эммин сценарий", как он называл его про себя. А как же иначе? Это был Эммин фильм!
Да, за время работы над сценарием Джек кое-чему научился по писательской части. Но рассказчиком он еще не стал — в этом смысле куда большую помощь ему оказывала доктор Гарсия и ее сеансы. Правила простые: не забегать вперед, не отклоняться от главной линии событий, излагать все в строго хронологическом порядке.
"Мирамакс" явно перестарался с рекламой "Глотателя", причем львиная доля этой работы в феврале и марте 2000 года легла на плечи Джека. Бешеный Билл сидел в Амстердаме — его подружка, много его младше, работала диктором на голландском телевидении, а Билл в ней души не чаял. Кроме того, в этот раз реклама своего фильма совсем не далась Голландскому Психу. Его глубоко оскорбило, что в Штатах поднимают такой шум из-за порнографии, в Голландии никто не встает на дыбы при этом слове!
— Порнографию не любят только в пуританской Америке, где у власти — христианские правые! — объявлял Ванфлек, поэтому "Мирамакс" поступил правильно, отправив Билла в Европу и привлекая его только на фестивали.
После трагической ошибки в Венеции Лючия держалась от Джека подальше, да и к фильму, по сути дела, повернулась спиной; от "Мирамакса" делами картины занималась старинная знакомая Джека Эрика Штейнберг. С ней-то Джек и разъезжал по городам, давая пресс-конференции и иным образом рассказывая народу про "Глотателя" и чем он хорош. Два месяца бесконечных переездов.
После ночи в прямом эфире у Ларри Кинга Джек позвонил Лесли Оустлер и пригласил ее на оскаровскую церемонию. Чтоб ее блондинке пусто было, подумал он.
— Я очень польщена, Джек, — сказала Лесли, — но что скажет Долорес? У нее тоже есть чувства. Кроме того, что я надену?
— Лесли, это Эммина ночь.
— Нет, Джек, это твоя ночь. Эмма умерла. Почему бы тебе не пригласить мисс Вурц?
— Вурц? Ты шутишь!
— Джек, ну что мне эта церемония? Какого дьявола, скажи на милость, мне нужно от золотого, лысого и голого мужика, который к тому же держит в руках нечто длинное — говорят, это меч, но лично я другого мнения.
