Маргарет Джордж - Елена Троянская
— А как ты называешь женщину, которая сама предлагает себя, как твоя?
— Откуда ты знаешь, чем занимается твоя, пока тебя нет? — поддел его Менелай. Я даже не подозревала, что он может быть таким ядовитым.
— Она не посмеет нарушить супружескую верность, — изрек Агамемнон. — Скоро она узнает, какому наказанию я подверг троянцев.
— Каким же образом она узнает? — поинтересовался Менелай.
Я заметила, что он прихрамывает на левую ногу.
— Она написала мне письмо с просьбой зажечь костер на горе Ида, когда Троя падет, — ответил Агамемнон. — По этому сигналу запылают другие костры на всем пути до Арголиды: на лемносском мысе Гермей, на вершинах Афон, Максит, Месапий, Киферон, Эгипланкт и Арахна. Но самый главный сигнал — костер, который мы зажгли в Трое.
— Пожар уже закончился, — ответил Менелай: он всегда все понимал слишком буквально.
Агамемнон прав: Троя будет пылать в веках.
— Война удалась на славу. — Агамемнон погладил себя по животу. — Я доволен вполне. А ты, младший брат, похоже, не очень?
— Интересно, что ты скажешь, когда вернешься в Микены. Нас так долго не было дома. Никто не знает, что нас там ждет.
Менелай повернулся и направился ко мне, стараясь шагать ровно. Нет сомнения: он ранен. Как я прежде не замечала?
— Елена! — сказал он. — Это твоя последняя ночь на троянской земле. Я оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Завтра мы отплываем домой, в Спарту. У меня остался всего тридцать один корабль. Всего тридцать один. А привел я сюда шестьдесят. Такой ценой — и еще ценой многих жизней — пришлось заплатить за твое безумство.
Я ничего не ответила, только смотрела на него и отмечала перемены, которые произошли в нем. Новый облик заслонил прежний, молодой. Теперь его лицо было покрыто морщинами, губы сжаты. Двигался он осторожно, словно скрывая слабость, а не как молодой атлет. Война наложила на него свой отпечаток.
Меня проводили обратно в полуразрушенный шатер Ахилла, к женщинам, и дали матрас. Все лежали тихо, если не считать тех, кто стонал во сне. Место Поликсены пустовало, на него было больно смотреть.
Последняя ночь в Трое, как сказал Менелай. В последний раз я склоню голову ко сну, зная, что подо мной, внизу находится троянская земля. Сама Троя превратилась в пепелище, и с восходом солнца я увижу, как безобразные струи дыма тянутся к небу, словно скрюченные пальцы, которые молят о пощаде.
Поликсена мужественно приняла смерть. Последняя жертва войны. Я бы охотно поменялась с ней местами, так мне кажется. Только я не уверена, что мне хватило бы мужества. Мне предстоит пленницей вернуться в Спарту.
Обещание, которое я дала Гектору, я не сдержала. Я не смогла защитить Андромаху. «Ты выживешь» — так он сказал. Я выжила. Но это не помогло мне кого-либо спасти.
Эвадна, Геланор. Где вы? Погибли в огне пожара? Много лет назад мне следовало отпустить Геланора на родину, как он хотел. А я из эгоизма оставила его при себе, удержала в Трое. Его смерть на моей совести.
Сколько людей я погубила! Их тени бродят по развалинам Трои, обступают меня со всех сторон. Они погибли из-за того, что я любила Париса. И Парис тоже погиб из-за того, что я его любила.
«Ты этого хотела, Афродита?» — спрашивала я, но она ничего не отвечала. Она пообещала спасти мне жизнь. Она исполнила свое обещание. Вступать со мной в объяснения она не обязана.
Я ступила на корабль — как и предсказывала Эвадна, а я отказывалась верить. Менелай смеялся, запрокинув голову, стоя на корме и глядя, как удаляется берег. Я же, напротив, не смотрела в ту сторону. Боялась, что не вынесу вида развалин, недавно бывших великой Троей, над которой теперь клубится дым.
У меня был свой угол на корабле, Менелай там не показывался. Он занимал место возле капитана, ближе к носу корабля. Я, конечно, тоже не ходила к нему. Встречаясь на палубе, мы не разговаривали, молча проходили мимо. Странно: человек, который приложил столько сил, чтобы вернуть меня, никак не пытается воспользоваться своим успехом и даже избегает смотреть на меня. Похоже, ему достаточно сознания того, что я нахожусь на корабле.
Я чувствовала себя как покойник. Я даже думала, может, я и правда умерла, но не догадываюсь об этом. Ведь мертвые не сразу осознают, что они умерли. Однако свежий бриз, соленые брызги, качка и морская болезнь говорили о том, что я нахожусь не в царстве мертвых, а на корабле, который держит курс на Спарту.
Что меня ждет там? Меня волновало одно — как меня встретит Гермиона.
Вопреки ожиданиям мы не прибыли в Спарту. Начался сильный шторм, корабли раскидало в разные стороны. Мы не знали, куда подевался корабль Агамемнона — потеряли его из виду. Корабль Малого Аякса утонул. Боги покарали-таки его за то, что он надругался над храмом Афины и ее статуей. Двадцать шесть кораблей Менелая буря унесла в неизвестном направлении. Нас несколько дней ветер мотал по волнам, и мы не чаяли выжить. Наконец корабль прибило к берегу. Это оказалась песчаная равнина, поросшая пальмами. Нас занесло в Египет.
Египет… Мы высадились на берег, и перед нами открылся удивительный мир, состоящий из трех цветов: зеленого, коричневого и синего. Это три основных цвета Египта. Берега реки и ирригационных каналов — зеленые, все остальное — желтовато-коричневое: песок, илистая вода Нила, дома из глинных кирпичей. И сверху, надо всем этим, — безоблачная синева неба.
Менелая сразу же задержали солдаты египетского царя — фараона, который обитает в городе Мемфисе, вверх по течению Нила, — и препроводили к нему. Нам ничего не оставалось, как следовать за ним. В результате шторма Менелай лишился большей части своей дружины и при всем желании не мог оказать сопротивления.
Нил напоминал широкую гладкую ленту и нес свои воды очень медленно. Он совсем не походил ни на Еврот, ни на Скамандр. Течение воды уравновешивалось ветром, который дул в противоположном направлении с той же скоростью. Чтобы плыть вверх по течению, достаточно было поднять парус.
Фараон и его жена встретили нас приветливо, но не скрывали, что считают нас своими пленниками. О Троянской войне они знали мало. Египет жил изолированно от остального мира. С вежливым любопытством царская чета выслушала рассказ Менелая о троянских событиях. Я обратила внимание: о том, что послужило поводом к началу войны, Менелай не упомянул. Возможно, боялся, что это испортит его репутацию.
Нам с Менелаем выделили общую комнату. Отныне я была вынуждена спать с ним в одном помещении, но я надеялась, что он не станет домогаться меня. Когда он снял тунику, я отшатнулась. Огромный шрам шел через все бедро к паху. Я поняла, почему он ходит с трудом: часть бедренной мышцы у него отсутствовала. Он больше никогда не сможет бегать.
— Смотришь? Смотри-смотри, — усмехнулся он. — Вот что сделали твои троянцы. Изувечили меня. Теперь я калека.
— Ты не калека… — возразила я: он ведь может двигаться, а если не так, как в молодости, то это не самая большая беда.
— Ты не все видела! — перебил он меня, его голос вскипел от бешенства. — Смотри дальше!
Он схватил меня за руку, рывком притянул к себе и приподнял нижнюю рубаху.
— Вот что твой Парис сделал со мной!
— Мне очень жаль, — сказала я совершенно искренне.
Убийство, уничтожение, кровь, развалины Трои. Я сыта по горло страданиями и местью. Моя ненависть к Менелаю не воскресит ни Париса, ни троянских детей — они больше никогда не будут играть на улицах Трои. Мне было искренне жаль Менелая.
— Поздновато ты пожалела меня, — сказал он. — А ты не догадывалась, почему я не прикасаюсь к тебе? После стольких лет я мог бы воспользоваться супружескими правами.
— Ты говорил про Кассандру, что она осквернена. Я полагала, что ты и меня считаешь нечистой, — ответила я, менее всего желая его разубеждать. Такая точка зрения вполне соответствовала моим интересам.
— Невозможно видеть тебя и считать тебя нечистой. Невыносимо видеть тебя и знать о своем увечье. — Он со стыдом прикрыл свежий шрам. — Теперь ты всем расскажешь. Расскажешь, что Менелай дважды потерял свое мужское достоинство.
— Нет, я никому не скажу. Мы дети одной беды. Все мы игрушки в руках богов. Ни ты, ни я не заслуживаем своей участи.
— Ты заслуживаешь! Ты причина всех наших бед.
— Я не заслуживаю ни красоты, ни славы, ни любви Париса. А ты не заслуживаешь славы обманутого мужа и воина худшего, чем твой брат.
— Опять Парис! Всегда Парис! — Менелай схватил меня за голову и сжал виски. — Если бы я мог выдавить его из твоей головы!
— Не сможешь, он часть меня! — вырвалась у меня.
— Он уже в Аиде. Почему он не может там обрести покоя? Почему не может оставить нас в покое? — пробормотал Менелай.
Фараон объявил, что нас доставят в город Фивы, расположенный ниже по течению, где нам будет более удобно. На самом деле он хотел убрать нас в глубь страны, где ему проще нас охранять, чтобы мы не сбежали. При этом, насколько нам известно, он ни с кого не запрашивал выкупа за нас и вообще никому не сообщал о нашем местонахождении.
