Маша Царева - Красотка для подиума
Горечь провала застала меня врасплох и даже заставила забыть о Даниле. Конечно, я на всякий случай готовила себя к неудаче, но не ожидала, что она подстережет меня на первом же выходе.
– Еще не все потеряно, – подбодрила меня Лена, – между прочим, председателю жюри понравились твои фотографии. Выход в купальниках очень важен. Переодевайся быстрее, ну же!
Все девушки, кроме меня, уже успели сменить платья на черные бикини. Я посмотрела вверх, на золотой потолок, и поморгала, чтобы справиться с подступившими слезами. И только потом сбросила лямки платья с плеч.
Вот что странно: обычно мы с Лизкой переодевались за одним столиком, подкрашивались перед одним зеркалом и ставили сумки на один стул. Мы делили тесное закулисное пространство поровну, как сестры. Но сейчас Лизавета куда-то исчезла, словно почувствовала, что у меня есть к ней миллион вопросов.
– Девочки, на сцену, вперед! – командовала Лена. – Как только услышите музыку, шагайте! Не забывайте улыбаться. Это в первую очередь к тебе, Настя, относится.
Прямо возле меня стояла Николь. Я впервые заметила, что у нее не очень красивая фигура – слишком длинная талия, из-за чего ноги кажутся короче. Из нее получится неплохая фотомодель, но подиум с такими данными ей не покорить. Она может работать только на съемках, но никак не на показах мод. Это плохо, ведь только универсальная модель может стать настоящей звездой.
– Ничего у тебя не получится, – вдруг злобно прошипела она мне в ухо.
– Что? – растерялась я.
Вообще-то я давно привыкла к вечным нападкам Снежной королевы, но обычно они были адресованы широкой общественности. Она любила высмеивать конкуренток в присутствии других моделей, сталкивать лбами подружек – от этой невинной шалости она получала стопроцентное удовольствие. А вот такое направленное хамство ей было не свойственно.
– Выделиться хочешь! – зло сказала она, и глаза при этом у нее были совершенно сумасшедшие. – Но ничего не выйдет. С тобой никогда не подпишут этот контракт. И вообще, прежде чем надеть такой купальник, избавилась бы от вислой жопы, маленькая дурочка!
Развернувшись на каблуках, Николь нацепила на физиономию спокойную улыбку и как ни в чем не бывало прошла на сцену, причем с каждым ее шагом улыбка становилась все ярче и белозубей. Я же так растерялась, что замешкалась, запуталась в занавеске и попала на подиум позже всех остальных. Наверное, моя несобранность не укрылась от внимания зрителей. Когда я, виляя бедрами, шла по подиуму, по залу прошелестел ропот сплетни.
Как ни странно, недовольные перешептывания придали мне сил. Соберись, Николаева, сказала я самой себе. Ты же можешь, ты же об этом мечтала, пусть и не так долго, как другие девчонки, но все-таки. Тебе же нестерпимо хочется вновь увидеть в зеркале принцессу в лазоревом. И ты можешь этого добиться, главное – собраться и не позволить им сыграть на твоих нервах «Реквием».
Я расправила плечи и медленно, как сказочная лань, из-под копыт которой вылетают золотые монеты, пошла в атаку. Шаг, еще шаг. Я была уверена, что выгляжу на миллион долларов: ничто так не красит девушку, как уверенность в собственной силе. Осознание красоты и ее преимуществ пьянит лучше крепленого вина. У края подиума я остановилась, опустила ресницы (свои плюс три слоя накладных, длинных и нежных), улыбнулась словно своим мыслям и вскинула глаза на председательский столик. Мой расчет оказался верным – прицельным взглядом я попала в лицо председателя жюри Бориса Бажова – того самого, про которого мне рассказывала Лизка. Получилось, что я улыбаюсь не всему залу, а лично ему. И он – вот чудеса! – еле заметно улыбнулся мне в ответ. Только тогда я с профессиональной грациозностью закружилась, развернулась и пошла прочь.
За кулисами меня встретила Лена Штиль. Она улыбалась и привстала на цыпочки, чтобы меня поцеловать – в волосы, дабы не испортить макияж.
– Молодец, Николаева, – тихо сказала она, – почему-то я с самого начала знала, что выиграешь именно ты.
– Еще ничего не известно, – прошептала я. Груз счастья оказался таким тяжелым, что подгибались ноги. А может быть, во всем были виноваты проклятые каблуки?
– А ты не сомневайся, – подмигнула Лена, – и, главное, не зазнавайся.
Я ответила ей скромной улыбкой и помчалась в гримерку. Через несколько минут – «шубный» выход. Надо успеть снять купальник, припудрить заблестевшее от жаркого света софитов лицо и получить от ассистентки меховое манто.
Я поискала глазами Лизку, но та как сквозь землю провалилась. То тут, то там был слышен ее пронзительный голос – то она требовала заменить серую шубу на бежевую, потому что последняя лучше сочетается с оттенком ее румян. То, шумно матерясь, искала запасные колготки. Но ко мне она старалась не подходить, это бросалось в глаза.
«Рыльце в пушку, – подумала я, – что-то здесь не так».
Но сложный разговор придется отложить на потом, и так из-за всей этой истории я чуть было не завалила конкурс. Сейчас я должна сконцентрироваться на своей внешности, и только на ней.
Я извлекла из сумки свой талисман – подаренную мамой пудреницу. Макнула пуховку в отливающую серебром пыльцу и провела ею по щекам.
И в этот момент что-то произошло. Нечто непостижимое, в голове не укладывающееся.
Наверное, то же самое испытывает человек, получивший выстрел в спину: резкая боль, внезапная слабость и, самое главное, удивление – что происходит? Неужели это происходит со мной?
Мое лицо словно огнем ожгло. Как будто бы тысячи крошечных комариков решили одновременно атаковать мои щеки, подбородок, лоб. Как будто бы кто-то невидимый сдирал с меня кожу.
– Мамочки, – взвизгнула я, хватаясь за лицо, – что это?
– Что случилось? – Тамара, занимавшая соседний столик, удивленно повернулась ко мне. И вдруг ее голос, обычно спокойный и лишенный эмоций, сорвался на крик. – Помогите! – заблажила наша тихоня. – Кто-нибудь, скорее сюда! Настя, что ты наделала?!
А я и сама не могла понять, что происходит. Да, лицо мое атаковала внезапная боль необъяснимого происхождения, но это была не та адская, невыносимая боль, от которой стираешь зубы в порошок. Нет, я могла говорить, думать; в конце концов я догадалась даже повернуться к зеркалу. Вот тут-то нервы мои и сдали. Еще минуту назад из золотистого зеркала на меня смотрела красавица, сияющая от предвкушения победы. Теперь же ее место занял монстр, по сравнению с которым Фредди Крюгер показался бы невинным героем комикса. Мое лицо приобрело цвет спелой вишни – казалось, из каждой поры сочится липкая теплая кровь.
– Что тут у вас? – Над моим ухом раздался низкий деловой голос Лены Штиль.
Положив руки мне на плечи, она резко развернула меня к себе. И тут же отдернула ладони, как будто бы я и впрямь была отвратительным чудовищем.
– Боже, что это? Что ты наделала? – Она зажала ладошкой рот. – Немедленно! Кто-нибудь, вызовите врача!
Стриженая Тамара скинула туфли и прямо босиком бросилась к проходной – в казино не пропускали с мобильными телефонами.
– Не знаю. – Из моих глаз хлынули слезы обиды и непонимания. Я поморщилась – соленые ручейки разъедали воспаленную кожу. – Я сама не могу ничего понять, честное слово….
– Девочки, кто был рядом? – пришла в себя Лена. – Кто видел, что с ней произошло?
– Ничего… – помотала головой вернувшаяся Тома. – Она просто стояла… Пудрилась. А потом я повернулась и… вот. – Она сглотнула и замолчала.
Лена схватила с моего столика пудреницу и подозрительно заглянула внутрь. Потом, отшвырнув в сторону пуховку, осторожно дотронулась кончиком пальца до ее содержимого и тут же с коротким «ой!» отдернула руку. На подушечке пальца выступила кровавая капелька.
– Это стекло, – мрачно сказала Лена, слизывая кровь, – кто-то подмешал в ее пудру стеклянную крошку.
Все потрясенно молчали. Девушки-участницы обступили нас плотным кольцом. Кто-то уже был одет для показа шуб, кто-то пребывал в полуразобранном виде.
– Признавайтесь, красавицы, – сказала Лена, – это сделал кто-то из вас.
Мне вдруг вспомнилась предконкурсная выходка Николь. Несколько недель назад, на примерке платьев, я насмешливо пожелала ей вылететь сразу после конкурса купальников. А она ответила, что так это не оставит. Или что-то в этом роде. Но кто мог ожидать, что она это всерьез?
– Я знаю, кто это сделал, – сказала я, прижимая к лицу бумажную салфетку, – это Николь Самыкина.
– Я?! – Впервые я слышала, чтобы уравновешенная Снежная королева говорила так эмоционально. – Ты с ума сошла?! Да я бы никогда…
– Заткнись, – тихо сказала Лена. – Настя, почему ты думаешь, что это именно Николь?
– Потому что Николь ее ненавидит, – подсказала Лизка, – это всем известно.
– Она мне угрожала… И сегодня перед самым выходом сказала, что ничего у меня не выйдет.
– Да! Сказала, – оправдывалась раскрасневшаяся от волнения Николь, – но это ничего не значит! Мало ли кому я чего сказала!
