Андрей Шляхов - Клиника С.....
— Ну чего тут непонятного? Выйдете на улицу, свернете направо, потом еще раз направо, за угол, через двести метров увидите большую вывеску красным по белому: «Приемное отделение». Заходите, идете прямо по коридору до лифта, на нем спускаетесь в подвал…
— Вот побегай так с вещами да с ребенком! — возмущается очередь.
Возмущение — основное состояние любой очереди. Не возмущающаяся очередь — это и не очередь вовсе, а так, стихийная неорганизованная группа людей.
— …находите кабинет переливания крови, это кабинет номер двадцать пять…
— Это же надо, после таких мучений еще и кровь сдавать! — ахает самая активная тетка из очереди, первой ринувшаяся в кабинет восстанавливать справедливость.
— Там только подписать! — не поворачивая головы, рявкает медсестра. — Сдавать сейчас ничего не надо! Затем идете дальше до следующего лифта и поднимаетесь на нем в отделение. Этаж третий, отделение четвертое, не перепутайте! Хэ дэ эс вэ вэ пэ эс, вот написано!
— Куда она их послала? — оживляется пожилой седовласый джентльмен, классический образец благородного старца из пьес вековой давности, до сих пор никак не реагировавший на происходящее.
Пожилой джентльмен сидит один — он занял очередь внуку, которого мать пока водит по другим кабинетам. Вдвоем в такие места ходить очень удобно — быстрее закончишь.
— Отделение хирургии детей старшего возраста с врожденным пороком сердца, — объясняет кто-то из просвещенных.
— Так и мы туда же ложимся. А мне-то послышалось…
Наконец женщина уходит. Медсестра обводит сидящих в коридоре взглядом, в котором так и кипит благородная ярость, и громко предупреждает:
— Если я каждому буду так объяснять, то половина из вас сегодня к доктору не попадет.
— Почему это? — волнуется пожилой джентльмен.
— Потому что, пока я тут стою, доктор сама занимается оформлением, а это — время!
— Но мы же уже заняли очередь… — мужчина растерянно оглядывает публику, ища поддержки.
— Гражданин, не надо путать, у нас поликлиника, а не ресторан, — язвит медсестра. — Мы работаем до пятнадцати часов, а не до последнего клиента. Кто не успел, тот опоздал!
Войдя в кабинет, медсестра громко хлопает дверью.
— Вот стерва! — негромко говорит одна из женщин. — Никакого сострадания к людям. С таким характером в охране надо работать. Собакой.
— Где вы видели сострадание? — вопрошает кто-то. — Это сейчас не модно.
— А что модно?! Вот так — модно?! Не хотите, чтобы вас отвлекали понапрасну, — так напишите нормальную инструкцию, развесьте указатели. Тогда люди не будут теряться…
— Указатели! Это не гипермаркет, чтобы кругом стрелки висели — мясо слева, пиво справа. Здесь всем на все наплевать.
— Зачем сравнивать магазин и больницу?
— Ладно, можно с аэропортом сравнить. Вот в Домодедово всюду стрелки, указатели. Потому что о клиентах заботятся.
— Вы скажете тоже! Там клиенты, а здесь больные.
— А больной что — не клиент? Тот же самый клиент. За лечение каждого из нас государство платит им деньги. Нет больных — нет денег. Поэтому они нас здесь по всем кабинетам гоняют, заработок свой накручивают.
— Не государство, а фонд медицинского страхования…
— А фонд медицинского страхования что, не государственный?
— Да кто их разберет? Главное — чтоб платили. А то пока квоту получишь — семь потов сойдет!..
В дальнем конце поликлинического подвала неофициальная подпольная курилка, на существование которой начальство закрывает глаза. Коридор наполовину перегорожен шкафом для бумаг без одной дверцы. За шкафом — две банкетки, возле них на полу стоит несколько разномастных консервных банок-пепельниц, а в самом углу притулилась пятилитровая пластиковая фляга с водопроводной водой, призванная обеспечивать противопожарную безопасность. На флягу какой-то шутник наклеил бумажку с надписью: «Sol. Morphini hydrochloridi 1 % — 5000 ml» («Раствор морфина гидрохлорида 1 % — 5000 мл»). Здесь ведут разговоры о жизни люди, стоящие по другую сторону баррикад и хорошо знакомые друг с другом. Потому и разговоры другие, и часто фразы обрываются на половине. Зачем договаривать до конца, если и так все ясно, тем более что времени на разговоры не очень много, потому что много работы.
Главных тем три — людская неблагодарность, усиление негативного отношения к медикам и низкие зарплаты. У каждого из членов «курительного клуба» непременно есть среди знакомых люди, получающие огромные деньги за чисто номинальную работу. По таким счастливчикам принято мерить свою горькую долю.
— Моя одноклассница работает логистиком в компании «Тратапак». Не перенапрягается, полдня кофе пьет, а получает на руки, то есть на карточку, три тысячи зеленых в месяц. Плюс бесплатная стоматология и две-три командировки в Европу за год.
— Устраиваются же люди… А тут сидишь, не разгибаясь, и не успеваешь плевки с лица утирать. Григорьевне моей сегодня одна зараза такой скандал устроила…
— Да мы слышали.
— Тон, видишь ли, ей не понравился. «Доктор, а почему вы так со мной разговариваете, будто я вам должна?» Ну Григорьевну мою вы знаете, она за словом в карман не полезет. Посмотрела так удивленно и спрашивает: «Может, еще и задницу вашу целовать прикажете?» Та — в ор, а Григорьевна ей тихо, с улыбочкой: «Орите, пожалуйста, на улице, а у меня прием».
— Жаловаться побежала?
— Не знаю. А если даже и пожалуется, что тогда? Григорьевна предупредила, что если ей еще раз попробуют премию срезать, то она тут же заявление на стол положит! Если нагрузку, как полагается, не оплачиваете, то нечего премии срезать. На одну копеечную ставку двойной объем работы делать? Дураков нет!
— Народ сходит с ума все больше и больше. Заходят — и вместо «здравствуйте» начинают оскорблять. Как будто мы весь этот маразм придумали! Я бы тоже не отказалась работать спокойно, без очередей под дверью.
— Надо министра менять.
— Народ надо менять, при чем тут министр? Моя супруга работает гастроэнтерологом в…
— Мы в курсе.
— Так там никаких очередей, оранжереи в коридорах, персонал больным чуть ли не кланяется, и все равно те недовольны. Один урод мою Женьку в глаза тупой сукой обозвал, с ней потом две истерики было — на работе и дома, вечером.
— Вот поэтому я, Петрович, в коммерческую медицину не ухожу. Здесь хоть на такое ответить можно, а что касается денег…
— То сидя у реки от жажды не умрешь.
— Вот именно! Справа на хлебушек заработаем, слева на маслице…
— А на икру, Зин?
— А от икры, Петрович, атеросклероз. Ну ее, эту икру. Только вчера литровую банку красной доели с Сережкой.
— Подарили?
— Уважили. Не все же сволочи, попадаются и нормальные люди. Их сразу видно, по глазам…
— Видно птицу по полету, добра молодца по соплям.
— Эдуардовна молодец — закладывает к себе без разбора, лишь бы платили.
— Она и оперирует без разбора.
— Не надо возводить напраслину — Алла Эдуардовна оперирует с большим разбором. У нее все выписываются посвежевшие, как огурчики.
— Я в том смысле, что две трети ее пациентов могут спокойно обойтись без операции.
— А я в том, что все сложновато-чреватое она отфутболивает.
— Умная женщина.
— Есть такое дело. Умеет распознать человека и влезть к нему в душу. Талант. Вот кто скажет — почему нам не преподавали правильной науки общения с пациентами? Морочили голову этикой и деонтологией, а по жизни приходится до всего доходить своим умом?
— Петрович, ты мне халат чуть не прожег! Размахался!
— Извини, Света, я нечаянно. Возьмем, к примеру, менеджеров по всяким там продажам. Их же специально обучают, как грамотно, по науке, раскручивать клиента на бабло. Тренинги регулярные проводят, семинары, учебники печатают. И никто в этом ничего зазорного не видит. А почему нет такого учебника для врачей? Я не имею в виду все эти душные и никчемные «Психологии работы с больными». Я говорю о полезной практической книге «Как грамотно раскручивать больных»!
— Ну, хватил, Петрович! А что бы самому не написать?
— Заболтался я с вами, меня же очередь сейчас сожрет!
— Никакого понятия у людей. Что мы — семь часов должны сидеть в кабинете, как привязанные?
— Петровичу больше подставляться нельзя — у него два неснятых выговора. Еще одна жалоба и — адью, мон амур!
— По теме жалоб — Роза Осиповна предупредила, что заявления с просьбами о госпитализации родственников теперь на особом контроле. А то очень много родственников у сотрудников развелось.
— Забей, это касается только тех, кто не делится. За родственников в кавычках. Понятно, что если я свекровь госпитализирую, то я никому ничего платить не должна…
— Свекровь хорошо к Чикишанскому пристроить.
— Ага! Чтобы, значит, гарантированно! Какой у него процент летальности?
