Михаил Веллер - Легенды Арбата

- Ква, - говорит генерал. - Ква. Ква.

- Что ты квакаешь?! Пьян с утра?! Доложить по форме! Взятки берешь???!!! Рыло не бито?!! Жукова забыл?!! В О с о б о м отделе давно по яйцам не получал?! - И топает маршальскими штиблетами по ковру, как взбесившийся слон в цирке.

Через час от генерала уезжает «скорая». Глаза его возвращаются в орбиты. На нем сухие штаны. Морщины на его лице наливаются сизой и страшной боевой сталью. Он тянет руку к телефону, и после касания этой кнопки взрывается на хрен вся Австралия.

…В райвоенкомате медицинская комиссия завершает работу, и подполковник вдумчиво и с удовольствием контролирует приведение Никиты в непризывное состояние. Действительно: обаятельный мальчик, здоровенный парень, приятно поговорить.

И тут райвоенкома, уже протянувшего Никите прощальную руку, дежурный зовет к телефону. Похож дежурный на оглушенного бобра: зубы навыкате и шерсть мокрая.

И подполковник получает свою армейскую пайку, свою инъекцию благодарности для профилактики педофилии:

- А-А-А-А-А!!! - ревет и стонет генерал, как Днепр под Змей Горынычем. -… штопаный!!! ный!!! ный!!! ак!!! юк!!! ец!!! ас!!! бу!!! ай!!!…у!…ло!!! ед!!! И с каждым ударением подполковника сажают на кол, входящий на удар глубже. Он не понимает ничего!! У него раздвоение сознания на полушария от этого удара колуном по лбу!

- Я все сделал… - хрипит он. - Тащщ генерал…

- Я тебе сделаю!!! Министр!!! На Кушку!!! Малиновский!!! в Уэллен!!! Родион!!! Новая Земля!!! Яковлевич!!! На хуй!!!!!!!!!

Это короткое командное слово - последнее, что слышат в своей жизни многие офицеры. Когда подполковника извлекли на поверхность из фиолетовых глубин, наполненных колокольным звоном, дали воды, валерьянки и закурить, он закричал, как раненая лань:

- Где Михалков???…

Застегнутый Никита занес ногу над порогом.

- Дай! - зарыдал подполковник, протягивая руки. - Дай сюда! Родной! Дорогой! Милый ты мой!… Дай мне скорее. Сейчас же! Справку дай мне!!

И на глазах изумленного инвалида-белобилетника изорвал ее на мелкие снежинки и втоптал их в линолеум.

С пугающей скоростью и без малейших усилий в нем произошла перенастройка личности.

- На комиссию!! Твою мать!! - заорал он хамским военкоматским голосом и пихнул Никиту в спину обратно.

- Раздее-вайсь!! - скомандовал он и гаркнул председателю комиссии, тыча пальцем, скрюченным судорогой страсти:

- Здоров! Абсолютно! Полностью! И-де-аль-но!! Без всяких ограничении! Исполнять!!!

Вот так Никита Михалков был призван в морскую пехоту, одет в черную форму и отправлен на Камчатку - как можно дольше и как можно дальше.

- Мало Сталин расстреливал мммаршалов… врагов нарррода… - прошептал Сергей Михалков. - Чччер-ный костюм… шшшарлатан!…

И когда старший брат Андрон полетел на Камчатку проведать младшего, первобытная северная и восточная красота тех мест так впечатлила его, и знаменитые скалы в море «Три брата», и снежные вершины вулканов, и смытые штормом поселки, и крутые морпехи в плавающих бэтээрах, что в результате вот с этого основания и выстроился замысел будущего знаменитого фильма «Романс о влюбленных». Романтика! Чужие трудности возбуждают вдохновение художника!

ГУЛЛИВЕР

Все человеческие несчастья родом из детства. Укорененные в сознании добродетели набирают вес с трудом, и по мере взросления организма выглядят все менее заметно. А отвязанные пороки прут в рост бурно и тащат парусом через ослепительные буераки.

Взять хоть недавнюю русско-грузинскую войну. Еще в детстве нашим генералам необходимо было кого-то бить. Мальчикам всегда необходимо кого-то бить. Так воспитывается героизм. Ведомые воинским духом, они напрягают умственные способности в поисках врага. А он должен быть! Это пацан с другой улицы, или из другой школы, или самый хилый, или самый жирный, самый бедный или самый богатый, сын пьяницы или сын начальника. Не важно. Годится любое отличие, и оно станет свидетельством вины. Разрешением на побои. Знак изгоя.

Если изгои не ломаются, то из них вырастают Сталины и Наполеоны. Но мы не целим так высоко.

И вот жил-был маленький грузинский мальчик. Маленький, толстенький, добрый и смешной. Ну и финиш, конечно, был такому мальчику. Природа определила его в козлы отпущения юным джигитам. Его дразнили, щипали, били, обзывали, его обливали мокрым и обсыпали противным, подставляли подножку на переменах и под-кладывали кнопку под попку на уроках. Жизнь среди детей гордого горского народа похожа на стажировку перед вечностью в а д у.

Его звали играть, как рыбаки зовут червячка на рыбалку. Актер пользовался успехом в амплуа «мальчик для битья». Его заставляли таскать мелочь и папиросы, служить на побегушках и не моргать, получая «горячие без смазки».

Как вы понимаете, к порогу школьного возраста мальчик рассматривал жизнь как юдоль страданий и оплот несправедливости. Дать сдачи он не мог, а жаловаться не позволяла этика. И он стал избегать любого общения, как кролик мехового магазина. Он пристрастился сидеть дома, занимая себя какими-нибудь одинокими играми. Он что-нибудь мастерил, или разглядывал, или рисовал, или фантазировал. Он рано научился читать и обожал героические сказки.

И тут его к окончанию первого класса «за хорошие успехи в учебе и примерное поведение» наградили книжкой «Путешествия Гулливера». Старинного английского писателя Джонотана Свифта.

Сначала он стал листать картинки, и первая же картинка поразила его. На земле лежал огромный человек, могучий такой мужчина, А его опутывала ниточками толпа каких-то человечков ростом с палец.

На следующих картинках великан, явно добрый и рассудительный, хотя безмерно сильный, освободился от этих ниточек. Он стал принимать участие в делах этих гномиков. И, чем дальше тем больше, стал командовать маленькими человечками. Весь их парусный флот просто связал за веревочки и уволок. В конце концов, судя по всему, недобрые и неумные маципуськи горько рыдали, когда он послал их всех к черту и вообще уплыл из их поганой страны.

Ребенок часто провидит свою судьбу - словно в завесе времени открылась на миг дырочка в будущее. Мальчик ясно почувствовал (узнал), что когда вырастет большим - большим, как этот Гулливер! - то уедет отсюда к чертовой матери. В страну, где все такие же, как он. Большие, сильные, побеждающие всех! Добрые и справедливые.

Масштабы детского мира изменились. Он был Г у л -ливер, а вокруг - всякая вредная и бессильная мелочь: это были его враги.

На его лице появилось выражение тайного превосходства над окружающими. Неуязвимый, побеждающий всех и добрый, он прощал им мелочность, слабость и бессильную злобу.

Это он так думал. А на самом деле его продолжали бить.

Он любил, делая уроки или просто играя в своем углу, ставить на стол книжку, раскрытую на картинке, и жить в компании с Гулливером. А потом, сэкономив деньги на завтраках, купил коробку пластилина и вылепил Гулливера - в зеленом кафтане, коричневой шляпе, белых чулках и черных туфлях. Отличный Гулливер.

А из остатков пластилина вылепил лилипутов. Было уже вылепил, но понял, что тут., открываются возможности! В конце концов, Гулливер с ними разобрался. Но есть и нерешенные проблемы! И в виде лилипутов вылепил своих врагов.

И стал над ними измываться по-всякому. Слова «психотерапия» он не знал, но жизнь резко улучшилась! Он бил их вместе и по отдельности, возил мордой в грязи и ставил в позорные позы. И в гробу он теперь их всех видал!

…Жутко подмывает поведать, что все его враги вдруг стали себя плохо чувствовать, болеть, тосковать, хромать, кашлять, и после каждой драки ложились в больницу с загадочной лихорадкой… увы, мечтать невредно, он и мечтал. Били больше - за нахальную улыбку. Но вкус жизни стал сладок! - хоть иногда… Как йог, он перемещался душой в счастливое пространство непобедимости.

Его впервые зауважали, когда он принес своего Г у л -ливера на урок ручного труда по лепке. А лилипуты были с портфелями, рогатками и сигаретами, и вызвали расспросы не только учительницы, но и одноклассников…

Его приняли сначала в школьный кружок рисования и лепки, а потом при Дворце Пионеров. Он стал лепить собак, лошадей и сталеваров. И получил районную премию, областную, республиканскую.

А в школе получал пендели и подзатыльники. А дома лепил могучих воинов, и они безжалостно отрывали у его врагов все, что можно оторвать, жестоко и победно смеясь.

Что делали годы? Годы шли. Мальчики перестали бить кого ни попадя, вытянулись, повзрослели, стали провожать девочек домой и следить за своей внешностью. И только наш юный скульптор и читатель Г у л -ливера оставался маленьким, толстеньким, добрым и смешным; и после школы ходил во Дворец пионеров лепить рабочих, колхозниц, спортсменов и пограничников с овчарками.